Лембит Ульфсак : Роман креветочной очистки

- Теперь я знаю, что такое любовь! - хвасталась креветочная очистка, вспоминая как прилипла к заднице портовой шлюхи, буднично отдававшейся пьяному французскому матросу.

- Зато я побывала в драке, я бы сказала в драке драк, - горячилась окровавленная салфетка, бурые пятна на ней сохли, скукоживая ткань, словно бедняжку скрутил полиомиелит.

- Чушь, - возразил дырявый кондом, - вот я так был в горячей точке, и даже получил инвалидность.

-Знаем, знаем, - загалдели папиросные окурки, успевшие посмотреть на мир из картонной пачки, прогореть вспыхивающим огоньком в углах человеческих ртов, и наблюдавшие окончание разгула с крашенного деревянного пола.

Самым почетным членом клуба был зуб, выбитый во время драки, он свысока глядел на сброд, кичливо демонстрировал кариесные пятна папиросным окуркам (они были немного знакомы), и рассказывал банановым шкуркам о морях и странах, в которых успел побывать. В его повествовании мелькали словечки, которые главный лингвист сего почтенного общества, разбитый стакан, определил как русский мат, и с еще большим уважением собрание заглядывало в приличных размеров дупло.

- У нас так много общего, - пропела креветочная очистка, прижимаясь к латексной коже кондома, она хотела поговорить о том, что ее поразило в людях занимающихся сексом, а инвалид мог считаться экспертом в этой области.

- У Зизи, так зовут девушку, огромная спелая попка, по счастливому стечению обстоятельств я оказалась в партере и наблюдала спектакль целиком, - тут она оговорилась, постеснявшись соврать кондому, - во всяком случае, большую его часть. В первом приближении было нечто воинственное, огромных размеров орудие с красным дулом, из жерла которого стекала мутноватая капля, надвигалось с невероятной скоростью, и я даже слегка испугалась за свою хозяйку. Но для нее, похоже, такой гость был делом привычным, она приняла его без жалоб, ни вздоха, ни вскрика. А вот дальше мне пришлось туговато, морячок задвигался, схватил своими ручищами сдобные половинки попки Зизи, и я забеспокоилась о своей безопасности. Уж он так сотрясал нас с хозяйкой, сопел и шлепал по белой коже, я так думаю от удовольствия, не сердился же он на нас, в самом деле?

- О, нет, как вы могли такое подумать, - подал реплику кондом, слушая рассказ креветочной очистки и вспоминая свое короткое боевое прошлое.

- А дальше началось совсем уж непотребное, морячок вынул орудие, оно стало еще огромней, все какое-то осклизлое, фуй, и стал впихивать в другое местечко моей хозяйки, она сама раздвинула покрасневшие от шлепков половинки и я наблюдала, как морская пушка начала втискиваться в глубины молодой дамы. Вот тут она голос подала, и стонала, и повизгивала, и крутила попкой, еще больше распаляя матроса. А затем... он вынул пушку, всю в коричневом креме и из ее жерла, как из брандсбойта вырвалась густая беловатая жидкость, облив меня с ног до головы. Матросик начал проявлять недовольство, схватил панталончики хозяйки и начал оттирать свое орудие, которое мельчало на глазах и стало совсем уж не воинственным и даже жалким.

- О, мы с такими дела не имеем, - горделиво заметил кондом.

- А хозяйка моя огрызнулась, и бросила ему вдогонку, дескать, знал куда лез. А панталончики, там и бросила, в кладовке.

- Вот они мы, - грустно сказали изношенные панталончики, - и предположить не могли, что так закончится наша жизнь, все сторонятся нас, как будто мы прокаженные.

Креветочная очистка и кондом прижались друг к другу брезгливо поглядывая на испачканные панталончики, висевшие с краю мусорного бачка.
Хорошая была компания, подумал освободившийся мусорный бачок, жестко оттираемый служанкою таверны "Королевская креветка".