Мама Стифлера : Рассмешить Бога

«Если хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»

- У тебя сигареты есть?
- У меня одна.
- Оставишь?
- Оставлю. Только давай за твой дом отойдём, у тебя окна на другую сторону выходят, мама не запалит.
Курить я начала недавно, в пятнадцать лет. Юлька ещё раньше. Юлька вообще всё успевала сделать раньше меня. Правда, она и старше меня на два года. У Юльки даже был парень. У меня его не было. А хотелось. Хоть какого. Пусть даже ботана прыщавого. Но на меня никто внимания не обращал. Пока я не начала курить. Внимания сразу прибавилось, но только со стороны дворовых бабок, которые не переминули доложить о моей дурной привычке маме. Мама меня строго наказала, и почему-то обвинила в случившемся Юльку.
Юльке эти обвинения ущерба не нанесли, с неё вечно всё как с гуся вода. Поэтому мы продолжали дружить.

И курить.
- Слышь, - Юлька щёлкнула зажигалкой, и поднесла огонь к помятой сигарете «L&M», - мать моя хату нашу продавать собралась. Вернее, менять. На «двушку» в Зеленограде, и комнату в коммуналке где-нибудь в жопе мира. На задворках Москвы.
- А зачем? – Смотрю на тлеющий кончик сигареты, внимательно следя за тем, чтобы Юлька не выкурила больше половины. – Зачем ей Зеленоград нужен? Там же ещё нет ничего. Магазинов нет, метробуса нет, одни болота. И нахуй вам ещё комната в коммуналке?
- Меня отселить хотят. – Юлька глубоко затянулась, стряхнула столбик пепла, и протянула мне наполовину выкуренную сигарету. – Мать говорит, что больше не хочет жить со мной в одной квартире, что её заебала я и мои друзья, потом добавила, что не хочет, чтобы её младшая дочь брала пример со старшей, то есть с меня, и вот решение принято. Щас мать ездит, варианты рассматривает, а я жду. Так что съеду я скоро отсюда. В гости ко мне будешь приезжать?
- Не знаю, Юльк… Смотря, куда. Ты ж знаешь, меня мать вечно контролирует. Да и с тобой мне дружить не разрешают. С прошлого года.
- Это когда я тебе на днюху литр спирта подарила? – Хохотнула Юлька. – Так это ж прикол был. Что, мать твоя шуток не понимает?
- А в чём прикол-то? – Пепел аккуратно стряхиваю, и курю короткими затяжками, дым глубоко не вдыхая, чтоб не закашляться. – Мы твоим подарком и нахуячились. Десять четырнадцатилетних девок. Меня мать потом чуть не убила. Хорошо, что отцу ничего не рассказала.
- Ну, давай теперь всё на меня валить. – Юлька выдернула у меня из рук короткий бычок, и в одну затяжку добила его до самого фильтра. – Моё дело было подарок вручить. А вот открыла ты его уже сама. И водой из бачка туалетного сама разводила. И с вареньем вишнёвым миксовала тоже ты. А виновата, как обычно, Ершова, ага.
- Ещё сигареты есть? – Тему перевожу.
- Есть. На жопе шерть. И та клоками. Нету ничего, я ж тебе сразу сказала. Попозже стрельнём у кого-нибудь. – Юлька сплюнула на асфальт, и опустилась на корточки. – Я в залёте, Лид.
Я опустилась рядом с Юлькой, и так же как она, опустила голову вниз.
Сидим, плевок Юлькин рассматриваем.
- Это как? – Задаю глупый вопрос. Понимаю сама, что глупый, что нагрубит мне щас Ершова, но спросить ведь что-то надо, а не знаю чего…
- Как-как… Каком кверху. Обычно, как… Мать моя ничего не знает, само собой. Так что, может, этот переезд и к лучшему…
Молчим сидим. Слюни на асфальте медленно превращаются в мокрое пятно.
- А отец кто? – Снова спрашиваю. И уши краснеют, чувствую. Два года у нас разницы с Юлькой – а ощущаю себя сейчас первоклашкой какой-то. Даже не знаю, что в таких случаях спрашивают.
- Дед Пихто. – Юлька снова сплёвывает. Рядом с мокрым пятном появляется комок белой слюны. Смотрим на него. – Толик, конечно.
- Толик… - Повторяю эхом. – А он ведь намного тебя старше ведь?
- Не намного. На восемь лет всего.
На восемь лет… Мне мама запрещала дружить с мальчиками, которые были старше меня больше, чем на два года. Пугала меня изнасилованием, беременностью, и вселенскими проклятиями, если ослушаюсь. Книжки подсовывала разные, ещё и абзацы в них карандашом обводила. Так я узнала, что все мальчики, которые старше меня больше чем на два года, непременно потребуют от меня плотской любви. Причём, как утверждал автор книги, ещё обязательно будут шантажировать меня чувствами. Интересно, а Юльку шантажировали? И зачем она повелась на уговоры?
- Юльк… - Я тоже плюнула на асфальт, но у меня не получилась, и слюни повисли у меня на подбородке как у дауна. Быстро вытерла их рукой. – Он тебя изнасиловал, да?
- Дура, что ли? – Юлька подняла голову, и посмотрела на меня. – Совсем тебе мама твоя мозги высосала. Я сама кого хочешь изнасилую, блин. Вот честное слово, иногда так и подмывает пойти к твоей мамаше, и высказать ей всё, что я о ней думаю. Сдурела баба совсем! Она хочет, чтоб ты старой девой сдохла? Вот отвечай быстро, не задумываясь: с чем у тебя ассоциируется слово «секс»? Ну? Быстро!
- Кровища-изнасилование-милиция-пиздюли. – Отвечаю не задумываясь. Юлька замахивается на меня рукой, а я по-лягушачьи отпрыгиваю в сторону.
- Вот так и знала… - Юлька рубанула рукой воздух. – Ёптвою… Сделай мне одолжение: не слушай свою маму, и упаси тебя Бог ещё раз взять в руки эти мамины книжки для мудаков. Я не удивлюсь, если ты на всю жизнь потом фригидной останешься.
- А это что такое? – Спрашиваю с расстояния в полтора метра. На всякий случай.
- Никогда не будешь удовольствия от секса получать. – Непонятно отвечает Юлька. – И кончать не будешь.
- А ты получаешь, что ли?
- А зачем тогда трахаться? – Вопросом на вопрос отвечает. – В общем, оставим эту тему, тебе щас бесполезно что-то объяснять. И подталкивать я тебя не собираюсь. А то потом маман твоя меня обвинит в твоём растлении, Господи прости. Я уже жалею, что про залёт тебе рассказала.
- Ты что? – Пододвигаюсь к Юльке. Ноги уж затекли… А Юлька сидит всё. Ну и я сижу тоже, раз так. – Ты мне не доверяешь? Я ж никому, Юль…
- Никому… Да ты, может, и никому… В общем, тебе только скажу: я рожать буду.
- Это ж больно! – Ахаю и бледнею. – Ты сдурела? Тебе только семнадцать лет! Может этот, как его… Аборт сделаешь?
- Рожу. – Упрямо мотнула головой Юлька. – У меня хата своя щас будет. Пусть комната, пусть в коммуналке… Зато отдельная. Толик тоже говорит, чтобы рожала. Бабки у него есть. Хватит, Лид. Права мать моя: заебали эти пьянки-гулянки. Будет у меня сын-красавец. Или дочка-уродина. Если в меня пойдёт… Надоело всё. Жить хочется нормально. А это шанс, Лид. Это шанс… Блять, ноги затекли…
Юлька поднимается с корточек, я поднимаюсь за ней. Стоим, ногами дрыгаем, кровообращение восстанавливаем.
- Ты мне позвонишь? – Спрашиваю, в лицо Юлькино не глядя. – Ну, когда переедешь? И когда родишь… Позвонишь?
- Позвоню.
- А ты за Толика замуж выйдешь теперь?
Юлька криво улыбается:
- Толик молдаван. Он на мне в любом случае женится хоть завтра. Ему прописка московская нужна. В общем, если что – на свадьбу приглашу, не ссы. Сама-то не забывай звонить. Ну и на свою свадьбу тоже позови, если что.
- Какая свадьба?! Я, наверное, лет в сорок только замуж выйду. Если выйду. Я секса не хочу, а его все хотят. Даже ты. Ну и кому такая жена нужна?
- Смешная ты, Лидка.
- А вот не надо обзываться, ладно? Я нормальная! Просто я не обязана трахаться, если я этого не хочу!
- Тюх-тюх-тюх-тюх, разгорелся наш утюг… Завелась-то, завелась, последняя девственница Отрадного. Пойдём, стрельнём у кого-нибудь по сигаретке, и по домам.
- У тебя есть жвачка?
- У меня конфетка «Театральная» где-то в кармане валяется. Я тебе дам. Ну что, идём?
- Идём…

***

- Вов, у меня это… Ощущение такое, что я на этом свете уже не одна.
- В смысле? – Тупит муж. – Глистов подхватила, что ли?
- Хуёв-грибов. – Злюсь. – Ну, не тупи ты, Господи!
- Беременная?! – Муж откладывает газету, и встаёт с дивана. По комнате ходить начинает туда-сюда. – Ну… Это ж хорошо, Лидок! Это же замечательно! Ты тест сделала?
- Ничего я ещё не сделала. У меня интуиция. И два дня задержки. Я, наверное, щас в аптеку пойду.
- Ну, сходи… - Вовка выглядит растерянным, и молчит. И я молчу.
- Я это, Вов… Боюсь я чего-то… - Подошла, и носом в плечо Вовкино уткнулась.
- Ты чего? Чего ты? – Засуетился, по волосам меня гладит. – Всё хорошо, мы ж этого хотели, да? Ты же сама просила, помнишь?
- Помню… - Вздыхаю. – А теперь страшно. Мне только восемнадцать. Не рано, Вов?
- Ну… Бог дал ведь… У меня бабушка маму мою в пятнадцать родила. Мама меня в семнадцать… Не, они ж не того, они нормальные у меня… Обе уж замужем тогда были. Просто у нас в деревне, где мама родилась, это нормально…
- Вов… - Носом хлюпаю. – Мы-то не в деревне. Мне к врачу будет идти неудобно. Скажут, мол, натрахалась, мокрощелка малолетняя… Издеваться будут…
- Чего? – Встрепенулся муж. – Издеваться? С какого члена? Ты уже год как замужем! Кого ебёт сколько тебе лет? Пусть попробуют что-то сказать. Я ж это.. Я ж сразу…
- Дай денег. – Тихо прошу. – Тест куплю, пойду.
- Пойди возьми, в коробочке. Что ты спрашиваешь-то? – Вовка всё ещё растерянный какой-то. Оно и понятно. Самому только двадцать два стукнуло. – «Денег дай»… Вот ерунду сказала. С тобой сходить в аптеку?
- Не надо. Я прогуляюсь, подумаю…
Ну, как скажешь. Сходи, погуляй, подыши. Только дорогу переходи осторожнее, ладно? Ты ж теперь не одна…
И улыбнулся так. Впервые за последние пятнадцать минут. Улыбнулся, губу закусил, и к окну отвернулся. И мне вдруг так легко-легко стало. Почему-то.
Взяла деньги из нашей коробочки, и в аптеку пошла…
Одна.
Подышать нужно, проветриться.

- Девушка, - обращаюсь в женщине в белом халате, стоящей по ту сторону аптечного окошка, - дайте, пожалуйста, тест на беременность.
- Ой, а захватите сразу ещё один! – Голос женский сзади. – Спасибо большое.
Оборачиваюсь.
Вздрагиваю.
Глупо улыбаюсь.
- Ершова, бляха-муха…
- Лидка, ёптвою…
- Юлька!
- Лидос!
- Ершова, зараза, где тебя носило три года, паразитку, а?
- Долгая история… Блин, ты чо тут делаешь? То есть… Чёрт, ты беременная что ли?
- Вот щас и узнаем. Тормозни: а тебе-то тест зачем?
- На стену дома повешу, блин. И смотреть на него буду, вместо телека.
- Женщины, вам отдельно пробивать, или вместе? – Девушка-провизор положила руки на кассовый аппарат, как на клавиши рояля. Я ж в музыкалку ходила, нас кисть держать учили… Тоже, поди, музыкой в детстве занималась… - Не задерживайте очередь.
- Вместе пробивайте! – Хором крикнули мы с Юлькой, и каждая полезла в сумку за кошельком.
- Лидос, отойди, я угощаю. – Ржёт Юлька, и отпихивает меня от окошка. – Бармен, два теста на беременность, хаха.
Провизор хмурится, но ничего не говорит. Покупки пробила, деньги у Юльки взяла, сдачу отсчитала.
- Пойдём, кофе угощу. – Беру Юльку под руку, и пихаю в сторону выхода. – Ты никуда не спешишь? Муж волноваться не будет?
- Не будет. – В сторону отвечает. – Никто не будет. Пойдём, посидим, поговорим…
- У нас, кстати, фитобар тут открыли. Пойдём лучше чайку травяного наебнём, целебного? Мы ж с тобой теперь, вполне возможно, беременные. Нам теперь надо здоровье беречь. Давай, давай, пошли скорее, дождь на улице, а я зонтик не взяла… Пойдём.

Юлька сидит напротив. Лицо серое. От чая с чабрецом пар душистый поднимается, Юлька его нюхает.
- Как же так, Юль… - Спрашиваю растерянно. – Ну, как же так, а?
- Вот так, Лид. – Юлька отпивает глоток, и снова паром дышит. – Я дома одна сидела. Соседка на работе, Толик тоже. Чую – живот прихватило. Ну, я таблеточку сульгина приняла, и дальше сижу. А живот крутит и крутит… Не поняла я сразу-то, Лид… В туалет пошла, присела, а он и пошёл у меня… Я ору, а дома никого нет. В туалете и родила… Он сразу мёртвым уже родился-то… Это не я виновата, ты мне веришь?
Я головой киваю, на Юльку смотрю.
- А тут соседка с работы вернулась… Скорую вызвала. Врачи приехали, стали мне втирать, что я криминальный аборт делала. Я ж на учёт по беременности не вставала нигде… А они говорят: «Какие таблетки принимала? Куда труп деть собиралась?» - Юлька тихо заплакала. – Какой труп, о чём они?! У меня уж и кроватка куплена была, и колясочка, и костюмчики… Я сама вязала… В помойке рылись как крысы… Упаковку из-под сульгина нашли, стали спрашивать, сколько я таблеток принимала. Как будто таблетками от поноса можно ребёнка убить, идиоты. А потом… Потом они мальчика моего в газету завернули, как воблу на рынке, меня в Скорую посадили, и свёрток этот мне прям под ноги швырнули… Говорят: «Смотри, на башку ему не наступи, а то вскрытие неверные результаты покажет»…
Чай остыл. Пар от него уже не поднимается, а Юлька всё носом в стакане… А я сижу напротив, и в свой стакан двумя руками вцепилась, аж рукам больно…
- А потом… - Юлька подняла голову, - Потом тяжко было долго. В роддоме неделю лежала, с перевязанной грудью, как мумия. Всем детей приносили, кормить, а я… - Юлька снова опустила голову, и ладонью лицо вытерла, - Толик приезжал, соки привозил, икру чёрную. А я жрать ничего не могу… Домой ехать боялась. Там кроватка, коляска, костюмчики… Но Толик всё куда-то убрал. Может, выбросил, может, отдал кому – не знаю… Мы потом ещё три месяца вместе прожили и разошлись. Так часто бывает… Смерть ребёнка или разводит, или сильнее делает. Нас она развела…
- Девушки, что-то ещё принести?
Позади нас девушка в белом халате стоит. Работница фитобара. Смотрит на нас хмуро. Наверное, действительно, странно со стороны всё это выглядело: сидят две бабы за стаканом чая, и ревут. Обе.
- Ещё чая, - говорю, - и коктейль кислородный. Мы беременные, не обращайте внимания. Перепады настроения, и всё такое…
Я попыталась улыбнуться. Девушка, не меняясь в лице, кивнула, и ушла за свою стойку.
- Ладно. Всё. Хватит об этом. – Юлька выдохнула, и похлопала себя по щекам. – Всё. Теперь ты расскажи: как ты?
- Как… Хорошо всё. Замуж вышла год назад. Тебя, вот, позвать, хотела, да у меня телефона твоего не было, ты ж так и не позвонила…
- Трахаться-то научилась? – Юлька уже улыбается. Лицо порозовело, вроде.
- Научилась.
- И как, нравится? Или мамины книги сделали своё чёрное дело?
- Не успели. – Смеюсь. – Я к Маринке на свадьбу пошла, а там с Вовкой познакомилась. Мать моя как узнала, что я уже того... Самого… Ну и погнала Вовку в ЗАГС. Благо, он её нахуй не послал. И меня любит, вроде. Не, точно любит.
- Во-о-от.. Молодца! А всё ныла: «В сорок лет, в сорок лет, если доживу…» Эх, всё наперекосяк пошло, всё не так… Это я не про тебя, если что.
И тут меня осенило:
- Ершова, а зачем ты щас тест купила? Ты…
- Я. Не от Толика. Я недавно с парнем познакомилась, на работе. Ну так, чисто-просто для переночевать иногда… Походу, переночевала, блин…
- И что делать думаешь?
- Аборт, конечно! Что тут думать-то? Я этого хрена всего пару месяцев знаю, да ещё у него такая семейка Адамсов, что мама не горюй. Одна бабка чего стОит. Вечно рассказывает, что она какая-то там графиня-хуяиня-баронесса, и хвалится, что сроду не прикасалась к обоссаным пелёнкам своей дочери. Не царское это, типа, дело. И собака у неё пиздец какая. Кабысдох облезлый. Воняет жутко. И ещё он постоянно запрыгивает ко мне в постель, и дрочит, сука. Я блевать заколебалась. Пару раз переебала я ему по горбу, так бабка хай подняла: «Юлия, как вам не стыдно?! Я верю в реинкарнацию и в вечную любовь! В Дружка вселился дух моего покойного мужа, Серёжиного дедушки! А ты его бить изволишь, мерзавка!» Я, ей, конечно, ответила, что я тоже в любовь верю, и в прочую эпидерсию, но не мог бы Серёжин покойный дедушка дрочить в бабушкину постель, а не в мою? Всё. Бабка в обмороке. Овца старая, блять. А маме его щас шлея под хвост попала. Бабе полтинник, а она как пошла по мужикам носиться – они у неё меняются со скоростью стёклышек в калейдоскопе! Аж завидно даже. И что этих двух мымр объединяет – так это кровное родство, и открытая неприязнь лично ко мне. Они меня сожрут. Да и Серёга на мне не женится. Я ж у него тоже просто для поебаться. Вот такие дела, Лидос…
- Ваш чай. – Из-за спины рявкнула барменша. – Коктейль готовить?
- Да! – Тоже рявкнула Юлька. – И побольше. И немедленно. И нехуй мне тут на нервы действовать своими криками внезапными!
- В общем, подумай, Юльк… Бог дал, как говориться… Может, это шанс?
- Не знаю… Серёга на мне не женится, бабка его меня отравит, а я работаю в турагенстве, и пока на испытательном сроке. Получаю три копейки. На что мне ребёнка содержать?
- Работай, и копи бабло. Ты ещё полгода работать можешь. Потом тебе ещё декретные заплатят… В конце концов, я тебе помогу. У меня Вовка хорошо зарабатывает, нам хватает, ещё и остаётся. В общем, думай, Юлька, Думай. Родишь парня, будет он тебе опорой.. Бля, что я несу? Короче, сама решай. А я рожать буду, если всё подтвердится.
- Тут и думать нечего, Лид. Аборт. И немедленно. – Юлька отвернулась, и заорала через плечо: - И где наш коктейль, блин?!
Я вытерла вспотевшие ладони салфеткой, и кинула её на стол:
- Точно?
- Точно. Аборт.

***

- Алло, Юльк, ты?
- А ты кого хотела услышать?
- Ершова… - Я заревела. – Можешь ко мне приехать? От меня Вовка ушёл… К бабе свалил, сука такая… Мы с Андрюшкой теперь одни остались…
- Тихо, тихо. Успокойся. Сиди дома, никуда не уходи. Я сейчас ловлю такси, и к тебе еду. Мне из Зеленограда где-то минут сорок катить. Щас матери Лерку свою подкину – и сразу к тебе. Всё, успокойся, я сказала!
Я положила трубку, и подошла к детской кроватке. Двухлетний сын сидел за решёткой, и тихо ломал неваляшку. Увидев меня, обрадовался, и встал на ножки.
- Папа! – Тянет ко мне ручки.
- Шляпа. – Отвечаю вполголоса, и беру Дюшку на руки. – Щас тётя Юля приедет. Помнишь тётю Юлю?
Улыбается.
- А Лерочку помнишь? Лерочку маленькую? Да нихрена ты не помнишь. Когда Юльку Серёжка бросил, и она к матери переехала – Лерке полгода было. Ничего ты не помнишь. Я сама сто лет ни Юльку, ни Лерку не видела. Спать будешь?
- Неть.
- Ну, нет так нет. Давай, Юльку подождём. Она сейчас приедет, и мама перестанет плакать. Ты хочешь, чтобы мама перестала плакать? Господи, что я несу? Хочешь, а?
- Дя!
- Вот и хорошо. Вот и славненько. Давай, шапочку наденем, и гулять пойдём. Надо, надо шапочку, Дюша. Не капризничай. Ушки застудишь, и будет приходить тётя Бобо. Уколы делать. Хочешь?
- Неть!
- Тогда шапочку, шапочку надо… Господи, я щас сдохну… Шапочку…

По кухне туманом стелется табачный дым. На столе две пачки сигарет: Юлькин «Парламент» и мой красный «L&M». Две рюмки. Бутылка водки. Варёная колбаса на тарелке и двухлитровая сиська Пепси.
- Устала я, Лидка… - Юлька опрокидывает в себя содержимое рюмки, морщится, и суёт в рот криво отрезанный кусок колбасы. С одного края он толстенный, а с другого – как бумага папиросная… - Устала. Школа эта Леркина меня вконец вымотала, работа остопиздила… Тебе хоть мать твоя помогает, с Дроном сидит, уроки с ним делает, а я всё одна, всё одна, блять… Как проклятая.
- Юль, я сама устала. Конечно, хоть со школой так не заморачиваюсь, а всё равно тяжко. И болею постоянно. Хуже бабки старой. И тоже одна…
Щёлкаю зажигалкой, и подношу огонь к помятой сигарете «L&M». Табак плохой, что-то там трещит, горит…
- Мужиков бы нам хороших, Лидос. Все бабские беды оттого, что мужика рядом нет. Помочь-то некому даже. Вот и хуяришь в одно рыло. Косяков наделаешь, а потом расхлёбываешь… Порежь ещё колбасы.
- Хватит с меня мужиков, Ершова. Хватит. И не заикайся даже. Я Димку полгода назад схоронила. Второй муж. Второй брак. Во второй раз одна осталась… Иди-ка ты нахуй со своей колбасой. Чай, не в гостях. Жопу оторви, и сама возьми. Не развалишься.
- Много ты хорошего от Димки видела… - Ворчит Юлька, поднимаясь со стула. – Я тебе про нормальных мужиков говорю…
- Ершова! – Я ударила кулаком по столу. – Не нарывайся. Каким бы он ни был – я его любила. И люблю, понятно тебе? Не трогай Диму, дай ты ему хоть там спокойно полежать.. Су-у-ука…
И завыла волком.
- Держи. – Юлька села рядом, и протянула рюмку. – Пей, сказала. Колбасу держи. Воды налить? А, так обойдёшься. Давай, залпом. Ну?
И руку мою к моему рту подталкивает.
Пью.
Водка попадает не в то горло. Долго кашляю, глаза слезятся…
- Всё, всё… Всё пройдёт, Лидка. Всё перемелется. Да ты меня не слушай, я ж вечно на своей волне. У кого чего, а у Ершовой вечно одни мужики на уме… И вправду: зачем тебе мужик? У тебя мать рядом – с сыном поможет, отец у тебя – дай Бог такого отца каждому, руки золотые, по дому поможет – только свистни. Сын-отличник, сама ты ещё девка – ого-го какая. Что ещё нужно для счастья-то, а, Лидк? Попей, попей Пепсятинки буржуйской, попей… И ну их нахуй, мужиков этих. Провались они пропадом, суки.
- Не хочу мужиков… - Откашлялась уже, теперь всхлипываю. – Ничего не хочу-у-у… К Димке хочу-у-у…
- Не блажи ты, дура. – Юлька сердится. – Беду не зови – она и не придёт. Не хочешь – и не надо. Так живи. Без ебли не останешься всё равно. А всё остальное: денег там заработать, кран дома починить, люстру повесить – это ты и сама можешь. Верно? Ну и нахуй мужиков, да?
- Да. Нахуй их.
- Ну и отлично! Давай ещё по рюмочке, да мне домой пора… Наливай, подруга дней моих суровых.

***

«Восемь. Девятьсот двадцать шесть. Семьсот десять… Ну, давай, бери ты трубку-то уже, развалина старая!»
- Чо трезвонишь в такую рань, Жаба ты Аркадьевна? – В трубке недовольный, заспанный, но такой родной Ершовский голос. – Кто там опять умер-родился?
- Ершова… - Я улыбаюсь, и тяну время. – Ершова, я замуж выхожу…
- Господи… Совсем девка ёбнулась. Зачем, Лида?
- Шесть недель.
- Что шесть? Шесть недель?! Ты точно ёбнулась!!! Когда свадьба-то?
- В августе. И попробуй не придти, уродины кусок.
- Сплошное разоренье… Щас Лерку в пятый класс собирать, опять список в школе дали, на пятьдесят четыре метра, блин… И всё купи, и всё принеси… Шесть недель, ёптвою! Раевская, я нажрусь как свинья.
- На здоровье. Только приходи. С Леркой вместе приходи, ладно?
- Придём, придём. А кого ждёте?
- А не знаю. Мальчика. Или девочку. Или сразу… Не, сразу не надо. А почему не надо? Можно и сразу…
- Ты ёбнулась, деточка моя.
- Я тебя тоже люблю. Приходите обязательно.
- А то ж. Денег много не подарим, мы нищеброды. А так – придём, конечно. Поздравляю, Лидка. Щас реветь буду.
- Реви. А хочешь, приезжай ко мне сегодня? Вместе поревём, а? Только я не пью теперь, Юль.
- Оно и понятно. Я тебе попозже позвоню, скажу.
- Спасибки. Целую тебя. Лерочку тоже целуй.
- Угу. Я тебя тоже. И Дрона туда же, три раза. Я позвоню.
- Буду ждать.

Пи-пи-пи-пи-пи…
Короткие гудки в трубке.