suitor : Ил Любви (частичко)

Любви прошедшей отраженье, в полупрозрачном тамбура стекле.
И каждый километр, как пораженье, заставит нас искать ответ в себе.

Кирилл хочет с тобой познакомиться. Какой еще Кирилл? Ну там из группы. А откуда этот Кирилл про меня знает? Как откуда, конечно же от меня. И что было поводом рассказать Кириллу про меня? Так просто. Что значит просто? Ну он спросил, есть ли у меня молодой человек.

…Спонтанно. Примерно так мой одногрупник описывает матери причину столь позднего своего появления, да еще в таком… и с такими…

-Опять!!! Примерно так, уже ты не хочешь больше меня слушать.
-Чего?
-Да ни ху…Я! Ты вечно, вечно. И еще главное с моими друзьями. С одними дерешься вечно, с другими напиваешься, перед этим. Я то для тебя вообще кто для тебя? Просто промежуточный вариант?
-Да ладно те. Сегодня вообще левак какой-то вышел. Гребаные скейтеры, палец выбил. Менты еще эти. Я спать лягу, хорошо?! А завтра уже буду менять свое поведение…

-В кино?
-Да, твою мать! Еще может раз повторить!?
-Да не, я это. А че это они решили в кино с нами сходить?
-Ну, ну хуй знает. Сказала… Сказали, в общем встретиться там может, давно ведь уже выпустились. Короче, ты идешь?
-Схожу, че мне…

Сходил. Сходили бля. Семь часов с бомжами в одной камере, если можно это так назвать: стенки как у меня между комнатами и мутный кусок орголита, для визуализации без вентиляции, заместо решетки, твою мать. Я виноват, что они не понимают смысла фразы «Съебались от наших девушек». Еще лезут, бля. В два раза меньше, наверное...

И почему-то вспомнилось детство. Безмятежность четырехлетнего ребенка. Если бы.
Единственное до школы воспоминание это коробка чупа – чупсов, пахнущих дымом. Все потому, что она была вынесена из пожара. Кажется это произошло в Новый год. Кажется заметил я, и мне благодаря, по сей день жива, вся моя семья. Счастье, порванная пожарником золотая цепочка на шее матери и черные стены… Когда останется лишь пару дней до моей смерти. Не надо думать, что я не буду знать...

И еще. Еще до того гребаного похода в кинотеатр. На убогую американскую комедию про подростков. Где-то месяца за полтора. Пролила на свою кофту вино. Почти такое же красное, как моя совесть. Сняла кофту и замывала в раковине. Потом очень хотела, что-бы я ее поцеловал. Потом села сверху и начала легонько касаться губами от живота ко рту. И предложила мне считать. Мне показалось, что намного лучше бы было, если б она начала со рта и закончила, ну где-то в паховой области. Тем не менее, я понял ее замысел поцеловать меня во время этого счета, и когда она находилась в районе груди, жеманно так согнулся, взял ее за подбородок, глянул так в глаза и поцеловал сам. И уже ближе к утру, когда я уже мог разглядеть ее глаза, встал с кровати и подумав, что в этом мире у меня есть только родители, а всех остальных я могу обозначить простым словом: «Бля-ди», быстро оделся, сказал всем, что у меня дела и свалил оттуда нахрен. Это все потом, потом я пойму всю нелепость и ошибочность тогдашних своих убеждений. Сейчас же я ушел, только лишь потому, что до смерти тебя ненавидел и хотел избить.

-С четырнадцатого?
-С него самого.
Она все так же превосходительно смотрела на меня, но теперь в ее глазах мутно читался брезгливый такой страх: спросила давно ли я начал так часто прикладываться. –С четырнадцатого марта, как раз тогда говорю, когда понял... По крайней мере до этого дня моя мать не предлагала мне никаких походов к врачам. А я взял, да и по крайней…

-Нога вот блядь срастется – ужрусь из атмосферы, в говно.

Оказалось, что никакого перелома наружной лодыжки не было и в помине. Точнее был, но только на «мокром снимке» и на «мокрых» зрачках наших эскулапов. – А то, что гипс поносил, так даже лучше. Канешнооо!!! Спасибо за три недели трахоты с пробковым тапочком в трех же бахилах, натянутом на шерстяной носок, и за помывки с высунутой из ванной обизвестленелостью. Меня на улице «бабки углоходки» обгоняли! За синюю ногу бегемота и несданные вовремя экзамены.

-Ваш сын тут никакой, куда нам его отнести? Где вы живете?

-Ну улыбнись, ну…

Было бы хоть что-нибудь, что хоть как-то поспособствовало бы радости, я бы и сам рад. Но реальность не хотела пособничать моим улыбкам.

Этот Кирилл. Очередной брат Гримм, объедок с моего стола, мажористый голубоглазый, блядь, блондин. Этот Кирилл лежит на холодном кафеле животом вниз. Слышишь, ублюдок хуй себе не отморозь, а то ебаться не сможешь! Что сука познакомился? Истерический смех. Мой истерический смех. Его истерическое: «хватит, перестань». Кровь медленно переходит из того, что осталось от носа, на рыжий пол, делая его еще более темным. Вчера ты читала мне по телефону стихи, которые Кирилл написал для тебя. Я был немного пьян, поэтому просто называл фамилии, которые когда-то видел на книгах с этими стихами. Ты ответила, что я ничего не понимаю в романтике. Он ведь сам их находил в этих книгах для тебя.