СъешьМоюПомаду : Фернандо Ботеро. «Натюрморт с раздевающейся женщиной».

- Почему ты занимаешься этим? – Фернандо спросил первое, что пришло в голову.
Ему очень хотелось поскорее уйти отсюда, но сначала надо было хоть как-то привести свои мысли в порядок, успокоиться, восстановить дыхание.
Он провел языком по вспухшим искусанным губам и затянулся сигаретой. Все тело ныло, на спине саднили глубокие царапины. Чужой сладковатый запах въелся в кожу и вызывал тошноту. И воспоминания о последних трех часах тоже вызывали тошноту и почему-то желание плакать. Полнейшее опустошение и стыд.

Он искал вдохновения. Он искал его всюду. Благо, Париж располагает местами, где художник может его найти. Но вдохновения не было. Ни в закатном небе, ни в нежной молодой зелени, ни в запахе надвигающейся грозы, ни в изящных силуэтах женщин в дымчатых сумерках. Фернандо любил все красивое. Так сильно, что даже стал художником.
Посредственным художником. Рисовал натюрморты. Его картины покупали, если они по цветовой гамме подходили к обоям в гостиной или коридоре. Цветы в вазе, колокольчики, пионы, маки-ромашки, очень изящные, филигранно прописанные. Он старался угодить вкусам публики.
Но даже посредственным художникам нужно вдохновение. А в последнее время он вообще не мог рисовать. Отвращение к собственной бездарности угнетало его. Жизнь в маленькой мансарде с натурщицей приятна только тогда, когда о ней вспоминаешь в кругу почитателей, в расцвете таланта и славы. А до этого момента ничего романтичного в убогом существовании нет. Бедность некрасива. Невозможность купить своей женщине новые ботинки или коробку шоколада постыдна, какими бы причинами эта невозможность не оправдывалась.
Вдохновение может быть где угодно. Поэтому Фернандо бесцельно бродил улицами Парижа, пытаясь зацепиться взглядом за то, что даст толчок сумбурному потоку мыслей, предшествующему движениям кисти.

Проститутка, которая окликнула его в узком переулке, была молодой, но очень тучной и некрасивой. Фернандо хотел было отмахнуться, но в последнее мгновение подчинился и послушно пошел за ней. Что-то во взгляде, что-то в походке, что-то в рисунке губ заставило его непроизвольно вздрогнуть там, внизу.
В маленькой комнате под самой крышей было жарко. Красные стены еще больше усиливали это ощущение. Кровать у стены была обычной, и Фернандо подумал о том, что всегда считал, что у проституток в комнате должна быть большая кровать. Женщина щелкнула включателем, и в комнате вспыхнул красноватый свет. Красноватый свет вспыхнул в голове Фернандо, когда женщина опустилась перед ним на колени. Потом этот мутный красный цвет в его голове не переставал пульсировать, меняя насыщенность от розоватого, до кроваво-красного. Потеряв счет времени, умирая от отвращения к рыхлому, колыхающемуся, бледному телу проститутки, умирая от желания войти, взорвать, сжать до боли, распластать это тело на мятой простыне, искусать, сжевать эти тонкие губы, умирая от унижения, подчиняться, вминаясь всем лицом в распахнутую пульсирующую плоть, Фернандо прожил эти три часа.
Как бы со стороны слышал чужие крики и узнавал собственный голос. Видел в зеркале два тела, сплетенных, скрученных в немыслимый клубок, расплетающийся только на мгновение, чтоб потом опять идеально, без малейшей щели слепиться воедино, уцепившись в волосы, губы, бедра друг друга, награждая болью, причиняя удовольствие.
Только полностью обессилев, они вынырнули из мутного омута на окраину Парижа.

И сейчас Фернандо курил и думал, как все произошедшее с ним непохоже на тот вежливый уважительный секс, который случался у них с Лией.
- Почему я занимаюсь этим? Так уж у меня судьба сложилась... Мне было шестнадцать лет, когда я начала работать горничной в одном богатом доме. Я была невинной и неопытной девушкой, и сын хозяина меня соблазнил. А когда я забеременела, его родители выгнали меня на улицу без гроша в кармане. Чтоб прокормить своего крошку-сына и старушку мать мне пришлось идти на панель торговать своим телом...
После этой фразы проститутка громко расхохоталась. Фернандо удивленно посмотрел на нее.
- Ты это хотел услышать? Чтоб не нарушить гармонию твоего мира, в котором женщины становятся проститутками только если их вынуждает к этому жизнь? И мечтают они скопить денег, бросить это занятие, купить домик в деревне и встретить спокойную старость? Но правда в том, что я стала проституткой потому, что мне нравится заниматься сексом. С разными мужчинами. Часто. Откровенно. Без взаимных обязательств. И я поняла, что будет правильно, если я стану проституткой. Или мне надо было выйти замуж, а потом наставлять рога несчастному мужу с первыми встречными? Молчишь? – женщина поднялась с кровати и пересела за стол, внимательно глядя на Фернандо. – Скажи, я поступила честно?
Фернандо молчал. Его завораживало ее тело, большое, все в синих прожилках вен, бледное, с черными точками родинок. Огромная грудь, складчатый живот, темные подмышки. Он никогда не видел таких тел. Художники ищут изящное.
- Ты художник? Талантливый? Успешный? Нет, не думаю, - она усмехнулась, взяла со стола яблоко и стала чистить его острым серебряным ножичком. Фернандо не отрываясь следил за спиралькой кожуры.
- Настоящих грешников в мире еще меньше, чем настоящих праведников. Все грешат с оглядкой, с надеждой потом, при случае, замолить свой грех. Грешат от слабости плоти, от слабости духа, по воле обстоятельств. И никто не грешит просто из любви к греху. Лицемерие... Ты понимаешь, о чем я?
Фернандо понимал. Надо было уходить из этой комнаты, от этой странной женщины, которая продолжает выворачивать его наизнанку. А изнанка у него темно-красная, влажная, терпкая, как пасть животного. Как влагалище самки. Как внутренности жертвы. Как сердцевина цветка раффлезии. Но пока еще можно было сопротивляться.
- Я хочу уйти, - сказал он, поднимаясь.
Проститутка встала, приблизилась к нему в два шага и улыбнулась.
- Нет, ты хочешь другого. Если быть честным...
Тогда Фернандо взял со стола серебряный нож и воткнул его в горло женщины. Она не вскрикнула, продолжая смотреть. И взгляд ее был поощряющим.
Фернандо вынул нож из неудачного места. Красная кровь витиеватыми ручейками стекала на грудь женщины, кое-где пересекаясь с голубыми венами. Второй удар был точно в сонную артерию. Фернандо придержал женщину за талию, стараясь замедлить падение грузного тела. Со стороны казалось, что они танцуют.

Фернандо почувствовал грусть и усталость. И еще что-то, вроде нового рождения.
«Натюрморт с раздевающейся женщиной» - вот как будет называться его первая картина.

http://artnude.narod.ru/gal17/photo100.htm

Из цикла «Мои любимые обманщики»