IuM : Алабаш (Часть II)

начало тутъ

***

Алабаш, впрочем, как и подавляющее большинство существ, именующих себя разумными, не смог бы точно определить с какого мгновения судьба его, сделав крутой зигзаг, стала клониться к закату. Возможно, это случилось, когда он, вернувшись с утреннего обхода границ Усадьбы, внезапно почувствовал некое внутреннее напряжение, исподволь нараставшее по мере приближения к небольшому строению внутри сада Дома. В воздухе чувствовался странный аромат, сладковатый и в то же время свежий, словно от распускающихся садовых роз. Обежав угол, алабаш хмуро оглядел группу молодых женщин, мывших ковры. Работа, однако, шла не очень бойко. По издавна заведенному между обитателями Усадьбы обычаю, они очень часто бросали ее, занимаясь любимым делом – сплетнями и праздной болтовней. Все девушки сразу вскочили из-за стола, где сидели, беспечно щебеча. Он привычно отметил цепенящий страх в напряженно стоявших фигурах. Нет, не во всех. Столь сильным было проникновение личности Хозяина в его сущность, что он мгновенно выделил из привычной безликой массы высокую черноволосую девушку, с возмутительной вольностью продолжавшую сидеть за столом. Ах вот оно что, нашелся источник этого странного запаха! Кстати, она единственная не бросила работу. Характер работы озадачил пса. Вместо мытья ковра, процесса хорошо ему известного, она проворно работала иглой, сшивая яркие куски материи. Это различие вызвало в душе алабаша смутную неприязнь, и он глухо, свирепо зарычал на девушку. Обычно все еще больше сжимались при виде его угроз, но к его неописуемому удивлению, не бросая рукоделье, она повернула голову к товаркам и спокойно заметила:

- Что хочет от меня эта псина? Вот подлый пес, как будто явился из преисподней...
- Ты что девушка, с ума сошла? Как можно отвечать ему? Ты что, не знаешь, чей он?
- Прекрасно знаю. Только не человек он, собака. Позор, мы должны стоять на коленях даже перед его псом.
- Тише, тише, и у стен есть уши. Два-три дня, как сюда явилась, видать не знаешь, какие тут порядки. Шахрабану [«Госпожа Страны» (пехлеви) - имя сасанидской принцессы, по преданию, дочери последнего иранского шаха Йездигерда III]!
- Псина...

Презрение в голосе девушки привело алабаша в ярость. Подспудно он чувствовал, что в этом тоне заключалось какое-то страшное оскорбление в адрес Хозяина (остальное его не интересовало). Он зарычал громче, низко нагнув тяжелую голову. Однако девушка продолжала спокойно сидеть и работать, а алабаш, хоть и был свирепым убийцей, но все-таки псом, собакой, а значит, обладал некоей справедливостью, людям недоступной. Он снова оглядел девушку. Она была красива, он отметил это безошибочным чутьем Хозяина. Да, она была очень красива, это был непорядок. Прислуга не должна быть красивой. Девушка была стройной, с тонкими чертами круглого лица, с удивительно белой ухоженной кожей, с тщательно расчесанными великолепными волосами, тонкими и волнистыми. Нежный румянец на лице делал ее совсем непохожей на грубо раскрашенных усадебных женщин. Лучистые зеленые глаза девушки смотрели на окружающий мир с каким-то доверчивым, теплым выражением. На ней было платье, правда, из дешевой материи, но сшитое с удивительным мастерством. И этот аромат... Нет, определенно, девушка пахла очень странно, не так, как другие. От ее тела не исходили привычные ударные волны дешевой туалетной воды и косметики, она излучала свой запах - и это делало ее настолько непохожей на других холопок, что пес вновь насторожился. И... вообще, во всем существе новой служанки была разлита дерзость, непозволительная в Усадьбе. Он чувствовал, что за этим обликом щеголеватой горожаночки, столь неподходящей к Усадьбе, скрывается развращенная натура, без сомнения, часами разглядывающая звезды и Млечный Путь на ночном небосклоне. Подняв морду, он некоторое время приглядывался к ней, словно пытался намертво закрепить облик девушки в памяти, затем грузно повернулся и исчез за углом.

***

Теперь алабаш установил за девушкой круглосуточную слежку. Вскакивал с утра пораньше и, быстро обежав границы Усадьбы, осторожно проскальзывал во двор и ходил за ней по пятам, стараясь, однако, не попадаться на глаза, до поздней ночи.
Через несколько дней, ранним утром, ведомый безошибочным чутьем, он осторожно прокрался вдоль изгороди и застал странную сцену. Девушка, сидя прямо на земле, мастерила большого воздушного змея. Сидевший рядом мальчонка лет десяти истово нанизывал искусно просверленные раковины на нитку. Вокруг столпилась стая любопытной детворы с Усадьбы. С туго заплетенными косами, с крепкими ногами и руками, измазанными в глине, она выглядела озорным подростком, удравшим в чистое поле от строгих родителей. Подвязав крест-накрест две тонкие палочки, она проворно натянула на них большой кусок бумаги. Заинтригованный пес внимательно следил, как девушка, достав плоскую коробочку с красками и кисть, принялась что-то малевать на змее. Дети придвинулись ближе, поглощенные захватывающим процессом. Раздавались удивленные возгласы, малыши, широко раскрыв глаза смотрели за быстрыми движениями кисти. Отложив змея сушиться на восходящем солнце, девушка принялась мастерить длинный хвост из тонкой бечевы и кусочков бумаги. Через несколько минут она, быстро вскочив, привесила к бокам змея длинные нити с весело блестевшими на солнце маленькими раковинками. Смастеривший бусы мальчик гордо подал катушку. Пес, все более дивясь, наблюдал, как маленькая фигурка побежала по полю, высоко подняв руку со змеем. Дети бежали за ней.
Раздался взрыв восторженных криков. Змей, плавно взмыл в голубое небо, навстречу торжественно восходящему солнцу. На белой плотной бумаге, ниже удивленно скошенных зеленых глаз с длинными ресницами, были нарисованы разные смешные кривляющеся рожицы. Дети прыгали от счастья, громко хлопая в ладоши. Девушка, вытянув руку с катушкой ниток, постепенно отпускала его все выше и выше в небо, пока он не превратился в маленькую, едва различимую глазом точку. Мальчик, восхищенный, подошел к ней и просительно стал дергать за руку. Пес заметил, как она, улыбаясь, подала ему катушку, и поставил ей в счет развращение малолетних.
Дети убежали уже довольно далеко от отставшей девушки. Внезапно она остановилась, вглядываясь в едва различимую синюю линию на горизонте. Пес, лежа за изгородью, внимательно приглядывался к ней, дивясь такой перемене. На подвижном лице ее отразилась грусть, тоска, она устало села, по-прежнему не сводя глаз с далекого моря. Алабаш угрюмо раздумывал, не стоит ли выскочить из засады и изувечить мерзавку, но решил пока сдержаться. Как-никак, а законная добыча Хозяина!
К вечеру он вновь увидел Шахрабану с книгой в руках, что-то с увлечением читавшей вслух сидящему рядом мальчишке. Тот ерзал от азарта, худенький, с ободранными руками и ногами, временами широко раскрывая большие карие глаза. Ветер донес до алабаша ее голос:

- И вот, когда пери [Пери, фэрэште - крылатая фея, персонаж ближневосточной (азербайджанской) мифологии. В исламской теологии образ пери тесно связан с райскими девушками - гуриями], опустившись на берег горного озера, сняли свои крылья, игид незаметно украл одеяние одной из них! Девушки резвились в прохладной воде, ничего не подозревая, но когда подошло время улетать, одна из сестер обнаружила пропажу. Остальные улетели, а она осталась, не смогла подняться без семицветных крыльев. Вмиг выскочил парень из своего убежища и бросился на пери, оставшуюся без одежды. Выхватил он острый холодный меч, приставил к белой груди. Взмолилась бедная пери о пощаде... Потребовал игид, чтобы она стала его женой. А она и говорит...
- Бану, что такое пери? Это такие птицы, которые могут превращаться в людей? А как они выглядят?
- Ну, как... Как крылатые девушки... Погоди, сейчас я тебе нарисую...

Быстро вытащив листок, заложенный в книгу, она открыла уже знакомую псу коробочку с красками и что-то шепнула мальчику. Тот, вскочив, побежал и вскоре вернулся с баночкой, полной воды. Девушка увлеченно принялась рисовать, уверенно работая кистью. Сначала мальчик сидел тихо. Минуты текли, и, снедаемый любопытством, он попытался заглянуть через ее плечо, но она, засмеявшись, показала ему язык и прикрыв лист рукой, стала торопливо доделывать рисунок. Через некоторое время, таинственно улыбаясь, девушка показала нечто удивительное, переливающее в свете яркой электрической лампы. Мальчик замер, затаив дыхание.
На рисунке была изображена бескрайняя, освещенная полной луной пустыня, изрезанная глубокими каньонами, со скалами причудливой формы. Над этой пустыней летело странное создание с бледным, печальным лицом и полузакрытыми глазами. Ветер развевал длиннейшие, свивающиеся в замысловатые кольца пряди черных волос, выгибал края роскошной красной одежды. На белых руках крылатой фэрэште сверкали драгоценные камни, лунный свет отражался от золотой диадемы, серебрил причудливый серебрянный пояс, надетый наискосок на тонкую талию. Хотя рисунок был выполнен обычной акварелью, казалось, пестрые крылья на плечах женщины-птицы трепещут в стремительном полете... Шахрабану, посерьезнев, горестно, с душевной болью смотрела на рисунок, словно забыв о сидящем рядом смущенном мальчике, на глазах которого почему-то выступили слезы.
Внезапно он произнес с мольбой:

- Бану, скажи мне... ты ведь тоже пери? Ты не улетишь от меня? Ты так интересно рассказываешь, без тебя мне будет очень скучно...
- Ай дурачок, да какая я тебе пери? Нет у меня пояса, драгоценностей... нет волшебной власти над людьми. Я обычная, бедная, глупенькая девчонка, рисующая от нечего делать после работы разные странные картинки... Вот эту я дарю тебе. Потом, когда вырастешь, может, вспомнишь бедную Бану, рассказывавшую тебе по вечерам сказки. Ну, пора! Идем, я сварила довги, поешь – и спать!
- Бану, а завтра ты доскажешь сказку?
- Конечно, доскажу! Только перестань драться с другими мальчишками, ладно?
- Хорошо, Бану, не буду...
- Пошли...

...Какая наглость, вместо того, чтобы как все порядочные молодые женщины, чесать язык в душной комнатушке, она занимается непотребством! Алабаш вновь пристально уставился на стройную фигуру уходившей девушки. Она шла, держа за руку подлого щенка. Вряд ли он смог бы внятно изложить причины такой злобы. Впрочем, это и не требовалось, учитывая здоровый инстинкт ката. Вечером, залезая в свою мрачную берлогу в одной из пристроек, он с наслаждением представил уже хорошо знакомые, но искусанные белые руки, и алую, дымящуюся кровь, обильно хлещущую из разорванного нежного горла.

***

Ночь была беспокойной, по небу носились черные тучи, временами закрывая полную луну. Обходя внешнюю ограду усадьбы, алабаш вдруг услышал знакомый голос. Перемахнув через нее, бесшумно подкрался к камню и увидел смутные фигуры людей, сидевших на камне. Она снова была не одна! Рядом с ней сидел какой-то незнакомый парень. Пес лег, напряженно вслушиваясь в разговор, ловя каждое движение тесно прижавшейся друг к другу пары.

- Шахрабану. Какое красивое имя... Знаешь, ты кто? Повелительница города!
- Тоже... повелительница города. Сколько раз ты мне это говорил. Какая я госпожа? Ищи их у хозяина в усадьбе.
- Господин? Да кто он такой, ядовитая змея. Терпеть его не могу, как ты служишь у него в доме?
- Ведь я бедная девушка. Такова судьба сироты. Вот уже два месяца, как умер отец. Сколько я могу оставаться у тети... Вот и устроилась сюда.
- Она что, что-то тебе сказала?
- Даже если не сказала, я не хочу есть ничей хлеб, даже родственников. Ты мой характер знаешь. Эх, судьба... верно, что-то плохое ожидает меня.
- Ты что говоришь? Во-первых, отец твой покойный дал тебе хорошее образование и воспитание. Потерпи еще немного, я освобожу тебя из этой преисподней. Женимся, поедем в город к дяде. Он хороший человек... Дом потом купим. Можно сказать, деньги уже собрал. Мало осталось...
- Я тоже хотела бы дом. Не надо, чтобы был большой, лишь бы были счастливы. Мы будем счастливы?
- Конечно, еще спрашиваешь? Я тебя люблю! Хочешь, пойду и прикончу мерзкого пса твоего хозяина?

Воцарилась тишина. Пес подобрался ближе, хищно посверкивая во тьме красными точками глаз. Парень привлек к себе девушку, и, погрузив руки в волнистые черные волосы, попытался поцеловать. Та, улыбаясь, закрыла ему рот рукой. Вдруг она помрачнела и, вздрогнув, произнесла:

- Не переворачивай мне душу. Что за разговоры, и так друг друга редко видим. Эта псина, будто тень хозяйская, из-под земли выскакивает.
- Ну, хорошо, хорошо. Посмотри на меня... Не отворачивай лицо... Как ты прекрасна. Не отодвигайся!
- Кажется, ты совсем обезумел! Мало того, что встречаюсь с тобой, словно вор, в чистом поле, так ты еще ведешь себя как невежа. Хватит!
- Прости. Увижу тебя, не могу сдержаться. Прощаешь меня?
- Нет!
- Что хочешь, со мной делай. Бей!
- На, получай!

Послышался звонкий шлепок, затем веселый смех. Пес не шелохнулся, вбирая в себя все движения влюбленных, наималейшие звуки, как будто, он, бессловесная тварь, должен был, как можно тщательнее донести до Хозяина все подробности разговора. Вышедшая из-за туч луна заставила его плотнее прижаться к земле, чтобы оcтаться незамеченным. Парень снова заговорил:

- Вот ты меня ударила, я обиделся на тебя. Жалко. Значит, не отдам принесенного...
- Что? Что ты принес? Покажи! Ну, покажи, пожалуйста!
- Хорошо, покажу. Закрой глаза. Не смотри! Девушка, ты меня не сможешь обмануть!
- Не смотрю, не смотрю!

Парень достал сверток, затем, развернув его, вытащил какой-то тускло сверкнувший, длинный, словно змейка, предмет. Послышалось тихое звяканье, затем щелчок. Девушка, открыв глаза, вскочила, разглядывая прекрасный серебряный пояс, косо надетый на ее тонкую талию. Быстро сняв его, восхищенная, она подняла его над головой, разглядывая изящные узоры на поясе и вделанные в бляхи драгоценные камни.

- О, Аллах, какой красивый! Откуда ты его взял?
- Купил. Это странная история, в городе, в лавке мне его продал купец за очень низкую цену. Высокий такой человек, в странной одежде... Совсем не ожидал. Потом, сколько ни искал, не смог найти ни его, ни лавку. Будто сквозь землю провалилась! Старая вещь... Она твоя.
- Что ты говоришь! Во-первых, я не могу принять от тебя ее. Мы даже не помолвлены, как я могу ее взять? А потом…
- Что?
- Люди ведь скажут, откуда у сироты такой пояс? Когда уезжала из города, дал мне прекрасную ткань, большое тебе спасибо… а что я скажу о поясе?
- Скажешь, что суженый дал. Не говорила мне разве, что в конце месяца позвали на свадьбу? Наденешь. Я хочу, чтобы ты была самой красивой!
- Стыдно… Нет, не возьму…
- Возьми... Цветочек мой…
- Стыдно…
- Возьми!
- Стыдно… Нет…

Голос девушки странно ослабел. Она повернула пояс к полной луне, бросавшей лучи на ровную поверхность далекого моря. Через несколько минут послышался ее задумчивый, мечтательный голос:

- Мама называла свет луны в море дорожкой счастья. Посмотри, как сверкают камни пояса в ее лучах …
- Видишь, пояс сам хочет, чтобы ты его надела!
- Хочет… Хорошо, возьму. Нет, ничего не будет, надену его. Правда, есть какое-то чувство беспокойства…
- Не беспокойся. Все будет хорошо. Посмотри на меня!

Парень властно привлек к себе девушку. На этот раз она уже не сопротивлялась, замерев в его объятиях. Шли минуты, влюбленные неподвижно сидели, освещенные колдовским светом луны. Головы девушки лежала на груди парня, волосы окутывали ее фигуру. Внезапно она подняла бледное лицо:

- Если что со мной случиться, не оставишь меня в беде? Смотри, я верю тебе. У тропинки, спускающейся вниз, к высохшему озеру, есть старая хижина. Если произойдет несчастье, буду ждать тебя там. Придешь?
- А откуда я это узнаю…
- Тебе подскажет сердце. Придешь?
- Приду. Не бойся, что за слова! Приду, клянусь тебе. Именем Творца, сияющей луной, если приключится что, прилечу к тебе!
- Не клянись. Не угодно то Господу. Я тебя прощу, но боюсь… Он не простит. Обычные люди не должны произносить имя его всуе, может случиться несчастье.
- Не бойся, не бойся. Успокойся… Прохлади сердце свое, я приду хоть из ада и расправлюсь с твоим врагом! Но кто может стать врагом такой красавицы…

Алабаш приподнялся, потом снова вжался в землю. Девушка прошла мимо него, ступая легко, невесомо, словно не касаясь земли. Парень смотрел вослед. Потом он повернулся и пошел вниз к одной из бесчисленных запутанных дорог, ведущих к морю. Пес неторопливо встал, отряхнулся и продолжил свой каждодневный осмотр владений Хозяина. Воздух был напоен острым запахом полыни, к которому примешивался хорошо знакомый аромат распускающихся садовых роз. Сузив зрачки, алабаш жадно тянул прохладный ночной воздух. Внезапно ему показалось, что удалявшаяся фигурка девушки воспарила на прозрачных семицветных крыльях и исчезла, растворилась в лунном свете, заливавшем пустынную, изрезанную оврагами и холмистую равнину. Но так как он был благоразумный пес, то, как истый обитатель Усадьбы не поверил своим глазам, приняв все увиденное за мираж.

***

Катастрофа разразилась через две недели. Поднявшись с утра пораньше, алабаш, одержимый сильнейшими подозрениями, стал обходить свои владения. Веселый гомон голосов привлек его внимание, он, развернувшись своим огромным телом, беззвучно выпрыгнул на довольно большую площадку перед знаменитыми чинарами. И замер, пораженный неслыханной картиной.
Да, это была она. Но такой он ее никогда не видел! На девушке было красное платье, тщательно сшитое из переливающейся на солнце материи, тонкий стан обтягивал надетый наискосок серебряный пояс. Пышные волосы окружали ореолом ее веселое круглое лицо. Вокруг нее суетились подруги, бросая восхищенные взгляды на все это великолепие.

- О девушка, да ты похожа на принцессу! Откуда у тебя такая ткань на платье? Какой цвет!
- Никогда не видела такого цвета. Удивительный оттенок...
- Шахрабану... Шахрабану!
- Но красивый!
- А пояс? Посмотрите, какой прекрасный пояс! Смотри-ка, как сверкает! Тебе подходит...
- Жених дал, когда сюда собиралась ехать. Сказал, будешь надевать на свадьбы.
- Вот если бы у меня было такое красивое платье!
- Сошью. Дай материю, сошью, время есть.
- И мне! И мне! У меня есть зеленая материя!
- И тебе сошью...

Первым желанием алабаша было, рванувшись к девушке, одним ударом покончить с ней, вонзив клыки в бьющуюся голубую жилку на горле. Платье и пояс! Они делали ее похожей на госпожу, словно сверкающие доспехи, а он, как слуга верный, никогда не нападал на господ. Бесясь от злобы, он рванулся к Дому, чтобы позвать Хозяина. Только Хозяин мог восстановить порядок, уничтожить бунт, вот уже несколько недель пускавший свои зловредные корни по Усадьбе. Так ведь он не мог, не имел права войти в Дом! Наконец, случайно он обнаружил Хозяина в саду. Но тот был очень занят, внимательно просматривал какие-то бумаги, сидя в тенистой прохладе, и, казалось, не обратил внимания на тихое, призывное рычание пса. Тогда алабаш в отчаянии решил навести порядок своими силами. Выскочив на площадку, он бросился к девушкам, но на беду наткнулся на рыжего кота, торопливо пересекавшего площадку. Вид ненавистного противника перевернул все в собачьей душе, и, радуясь, что наконец-то может удовлетворить давнишнее чувство мести, он бросился за ним, намереваясь разнести пушистого прохвоста в клочья.
Но не тут-то было. Недаром кот прожил столько лет в Усадьбе и знал в ней все входы и выходы, все пути отступления. Молнией выскользнув из-под пасти алабаша, плут взвился на ближайшее дерево у калитки. Встав на задние лапы, алабаш злобно рычал на насмешливо созерцавшего его кота.
Внезапный смех заставил его остыть и растерянно втянуть голову в плечи. Смеялась девушка. Да, откинув голову с развевающейся шевелюрой, она звонко хохотала! Красная материя, переливаясь, сверкала на ее груди, цепочка на серебряном поясе звенела, ударяясь о бляхи. И хуже всего, остальные тоже стали смеяться, словно заливистый голос девушки открыл некие запертые ворота в их сознании. Подошло несколько мужчин. Они сначала стояли, нерешительно переминаясь, но смех девушки был столь заразителен, что они тоже присоединились к общему веселью!

- Что такое. Что случилось? Кто смеет издеваться над моим псом?

Смех мгновенно стих, словно обрубленный. У площадки стоял Хозяин, облаченный в неизменную свою одежду. Люди мгновенно, словно обожженные этим тихим утомленным голосом застыли на месте, затаив дыхание. Немигающий взор Хозяина быстро отыскал виновницу происшествия.

- Ты это сделала? Кто эта женщина? Откуда сюда пришла?
- Шахрабану… Недавно сюда поступила.
- Меня не интересует ее имя. У моих холопов и прислужниц не бывает имен. Да кто она такая, что осмеливается устанавливать в моем имении свои порядки?
- Господин…
- Замолчи. Что это за платье она надела? Откуда этот серебряный пояс? Отвечай!
- Мне дал суженый…
- Кто?

Воцарилось молчание. Хозяин медленно приблизился к девушке. Бесшумно, пружинисто передвигающийся, сейчас он был удивительно похож на свивающую смертоностные кольца ядовитую змею. Снова зазвучал тихий, утомленный голос:

- Жених? Говоришь, суженый дал. Кто видел ее жениха?
- Сказала, что у нее есть жених. Но никто его не видел.
- Молчи. Она вам солгала. Вижу, в моей усадьбе свила гнездо падшая женщина. Посмотрите на ее платье, пояс. Красное платье надела. Красную одежду надевают беки, ханы. Сейчас я тебя проучу.
- В чем моя вина? Я... я не распутница, клевета! Сколько можно мучить людей! Вы превращаете их в собак! Этот пес…
- Замолчи! Хватайте ее, сорвите с нее лохмотья! Разденьте! Донага, в чем мать родила! А с волосами что сделаем? Может, посоветует кто?
- Господин, мы говорили ей, что так волосы распускать нельзя. А она не слушалась. Господин…
- Правильно. Так распускать волосы – признак крайней испорченности. Обрежьте ей волосы. Сейчас, перед моими глазами. Шарабаны [Простонародное произношение имени. В одной очень старой книге, ныне благополучно забытой, утверждается, что забвение или искажение имени ведет к потере души], говоришь? Сейчас посмотрим, какой страны она госпожа!

Люди молчали, потрясенные неожиданным приказом. Но немигающие глаза Хозяина пристально смотрели на них. Движимые какой-то сладострастной потребностью повиноваться, трое слуг схватили Шахрабану. Она стояла неподвижно, судорожно раскрыв рот, будто пыталась полной грудью вдохнуть воздуха, но когда чужие пальцы коснулись ее, словно очнувшись, стала отбиваться. Сначала они не могли с ней справиться. Глаза Хозяина буравили толпу, парализуя всякое сопротивление в душах. Парни вошли в раж, обозлились. Тонкая ткань трещала, звонко лопнули крепления серебряного пояса. Девушка дико закричала, пытаясь оттолкнуть насильников, звала на помощь. На ее крики сбежалась вся Усадьба. Подошло еще несколько ухмыляющихся чабанов. Шахрабану затравленно озиралась, пытаясь найти хоть какую-то поддержку среди трепещущей от страха толпы. Тщетно! Еще мгновение – и девушка рухнула на землю, беспомощно пытаясь прикрыть грудь и бедра руками. Откуда-то появились большие ножницы. Один из крепко державших ее парней скрутил в кулак великолепные волосы и упер колено в узкие плечи. Раздался тугой хруст, парень, сжав в руке свою добычу, отскочил в сторону. Остальные тут же отпустили ее. Девушка сидела, согнувшись, дрожа всем телом, широко раскрыв зеленые глаза, словно от невыносимой боли. Она уже больше не кричала.
Наставшая мертвая тишина поразила всех. Толпа стояла не шевелясь, хозяин, поднявшийся на эйван, возвышался над ней подобно полубогу в ладье. Он пристально разглядывал обнаженную фигурку, и странный, торжествующий блеск вспыхивал порой в его холодном взоре. Снова зазвучал тихий голос:

- Вот так. Видите, в этой женщине нет ничего необычного. Хорошо, можно ли ее простить?
- Господин, ежели даже она провинилась, может, простите ее...
- Посмотрим. Сначала оденьте ее. Надеюсь, что поумнеет, потом будет знать свое место. Завтра вечером приведешь ее ко мне, я с ней поговорю. Ясно?
- Будет сделано, хозяин.
- Алабаш!

Повинуясь голосу хозяина, пес подошел к эйвану. Тот, небрежно его оглядев, повернулся и ушел внутрь Дома. Люди зашевелились, лица, похожие на маски в театре, стали приобретать более живое выражение. Кое-где даже послышался робкий смех. Хозяин позвал девушку в Дом – значит, Хозяин смилостивился, может даже приблизит ее к себе. Женщины попытались ее одеть, но она не шевелилась. Тот самый парень, что совсем недавно грубо обнажил девушку и обрезал ей волосы, отвернув лицо, попытался поднять ее. Слышался торопливый шепот:

- Отойдите! С ума сошли? Ведь стесняется!
- Расстегни пуговицы, платье ей мало.
- Тебе говорю, приподними ее, не могу продеть платье...

Женщины, кое-как одев девушку, пытались поднять ее. Внезапно ее безвольное, словно у куклы, тело выскользнуло у них из рук. Осев на землю, мелко дрожа головой, она уставила невидящий взгляд в эйван и вдруг принялась громко икать. Казалось, она впала в младенчество. Люди качали головой. Теперь, когда Хозяина поблизости не было, на многих лицах появилось выражение жалости. Некоторые парни озорно подталкивали друг друга, жадно вспоминая недавнюю картину прекрасного тела девушки. Старики тихо рассказывали о смягчившемся характере своего повелителя:

- Не миновать бы ей в старые дни подвала...
- Слава Аллаху, сейчас времена очень изменились, господин смягчился...
- Денег зарабатывай сколько хочешь, чабаны блаженствуют. Господин берет совсем мало, остальное достается народу.
- Да сохранит Аллах господина... А в случившемся виновата она сама, дочь глупца. Сидела бы спокойно, ничего бы не случилось. Суженый! Ты бы ее красное платье видел... Две недели его шила.
- А наказания сейчас стали такими редкими, что молодежь совсем потеряла страх божий.
- Правильно, правильно... Потому-то и наглеют.

Один лишь пес, не двигаясь, мутно смотрел на группу людей вокруг девушки. Он ощущал странное беспокойство, тоску. Ветер разносил по двору длинные темные волосы. Часть перелетела через стену, и много дней подряд после этого рокового события люди находили зацепившиеся за кусты пряди.
Наконец, две женщины подняли Шахрабану и увели ее. Несколько часов спустя пес увидел ее, униженно скорчившуюся на стуле у высокой стены. Рядом стоял тот самый большеглазый мальчик, пускавший вместе с ней змея в поле. Он не отходил, догадываясь о страшном несчастье, несколько раз робко тряс за плечо, тихо звал по имени... Девушка не отвечала, спрятав лицо в ладонях, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Резкий голос позвал мальчика наверх. Мальчик нерешительно посмотрел в сторону Дома, но решил подчиниться. Быстро выполнив поручение, он вернулся. Но она исчезла.

***

Вечером, пес привычно трусил, обходя границы Усадьбы. Погода испортилась, небо заволокли темные тучи, вдали раздавались раскаты грома. Дул сильный, с порывами ветер. Внезапно он почувствовал нечто, какой-то ужас, поджидавший его за поворотом, куда спускалась крутая узкая тропинка. Воздух был насыщен смертью, резким запахом необратимо увядающих в саду кроваво-красных цветов. Он внезапно остановился, затем, словно двигаемый магнетической силой, спустился вниз и пошел к покосившейся пустой хибаре у тропинки. Внимание его привлекла странная, парящая у дверей маленькая фигурка. Алабаш медленно приблизился и замер, словно пригвожденный к земле небывалой, чудовищной даже для него, старого убийцы и громилы, картиной.
На веревке, прикрепленной к косяку, висела умирающая в жесточайших муках Шахрабану. Сильный ветер раскачивал ее, порой ударяя о столбы, подпиравшие ветхий навес у двери. Стриженая голова несчастной медленно клонилась набок, перехваченная тройным узлом, стянутым на тонкой шее. Когда очередной порыв повернул ее лицом к псу, и оно выступило из тени навеса, он ясно увидел его!
Оно было страшно. Рот девушки был широко раскрыт, всю грудь и тело залили стянувшие на ветру потоки вспенившейся слюны. Они пропитали платье и медленно падали на землю, оставляя на ней белые пятна. С ног равномерно капала желтая жидкость. Руки были странно вывернуты, словно несчастная пыталась ухватить зиявшую перед ней в последние мгновения гаснувшей жизни пустоту. Налившиеся кровью зеленые глаза были полны гнева и отчаяния. Наткнувшись на этот неподвижный взгляд, алабаш заскулил от ужаса. Ветер внезапно стих, воцарилась гнетущая тишина. Минуты текли, а пес был не в силах оторваться от созерцания этих удивительных, остановившихся глаз, внутри которых словно бы тлели догорающие угли. Внезапно ее тело в последний раз тихо, едва заметно содрогнулось. От этого движения пес вышел из транса, и, громко воя, помчался в Усадьбу, делая гигантские прыжки.
Утром нашли труп. По Корану, самоубийство – грех тяжкий, а в Усадьбе ислам ныне возрождался (Хозяин не возражал, даже, говорили, построил мечеть в Городе и собирался совершить паломничество в Мекку). Так ли оно по исламу, не так ли, один Аллах Великий разберет: но, кстати, Хозяин тоже был очень расстроен и поражен таким безумным поступком. Сбитые с толку слуги потом рассказывали, что он, поднявшись на третий этаж Усадьбы, пробыл там почти весь день, затем, спустившись вниз, долго и хмуро глядел на горизонт. Когда верный конюх спросил его, что же делать с телом, ответил, жестко и презрительно щурясь: «поступите так, как считаете нужным!». А так как, что ни говори, она оскорбила Хозяина, верные слуги решили поусердствовать, вспомнив, что они благочестивые мусульмане. По законам ислама и поступили: в тот же день вывезли в поле, то, что от нее осталось и закопали на крутом холме у дороги, как последнюю падаль, некогда прекрасную, молодую женщину. Никакого милосердия: управляющий (в смысле, бывший конюх) даже не разрешил ее обмыть. Одна из ее бывших подружек, человек с совестью (иногда бывает и такое), попыталась закрыть закостеневшие рот и глаза. Но, как ни старалась, ничего у нее не вышло. Так и похоронили жалкие останки Шахрабану с остриженной головой, в перемазанном, испачканном слюной и мочой убогом платье с широко раскрытым, словно в беззвучном крике, ртом, и полными боли и гнева печальными глазами.
Несколько дней спустя проходившие путники замечали неподвижно, словно каменное изваяние, сидевшего у могилы парня. Затем он исчез, больше его не видели. Проходившие путники по старому обычаю читали молитвы и бросали на могильный холм камни. У могилы выросло дерево, осенившее его прохладой. Произошла еще одна странная вещь: результате какого-то случайного стечения обстоятельств ее стали считать пиром – местом упокоения святой женщины, шахида [его светлость пророк Мухаммед (мир ему) сказал: " Наилучшим джихадом является произнесение справедливого слова в присутствии несправедливого правителя". Этот хадис указан в в сборниках Абу-Давуда и Тирмизи. Последний особо отметил : "Хороший (в плане достоверности) хадис"]. Так как место было отдаленное, никому не пришло в голову поставить у нее специальный ящик для пожертвований. Но люди, верные своей привычке, всовывали между камней мелкие монеты и подвязывали узкие полоски ткани на ветки дерева. Монетки уносили озорные голоногие мальчишки, а полоски развевались на ветру, одевая ветки странной, похожей на распущенные короткие волосы, бахромой. Порой они забирались на камни и со смехом запускали оттуда разноцветных воздушных змеев. Они резко взмывали в голубое небо, уносимые потоками теплого воздуха. Дети с наслаждением следили за быстро уменьшающимися силуэтами с намалеванными на них веселыми рожицами – странный обычай, невесть откуда проникший в мрачное царство Хозяина. Влюбленные девушки приходили на могилу загадывать желания, обходя могилу три раза. Затем они зажигали на могиле свечи. По вечерам огни, переливаясь, одевали дерево и нагромождение камней, испещренных разноцветными подтеками оплывших свечек, волшебным, теплым, праздничным светом.

***

После смерти Шахрабану наступила агония. Он не вскакивал бодро, как в старые времена, по утрам и вечерам, не обходил дозором границы Усадьбы. Часть ограды, примыкавшая к хибаре, вообще внушала ему ужас. Состояние пса начало медленно, неотвратимо ухудшаться. Он перестал следить за обитателями Усадьбы, даже не замечал странного поведения мальчика, того, кто единственный пытался помочь юной жертве чабанов. Казалось, душа покойной вселилась в него: встречаясь с псом, он обжигал его презрительным взглядом карих глаз... Мальчик сделался очень молчаливым и задумчивым. Более того: подрастая, он не стал заниматься мелким воровством и наушничеством, обычным среди прислуги. Никогда не увидят его, бездельно стоящим в углу, покуривая анашу с другими молодыми холуями, обсуждающего стати проходящих молодых женщин в глупой, надетой в обтяжку одежде. Не встретят его и среди холуев иного рода, с гордым видом проезжающих на дорогих машинах по улицам Города и говорящих о своем народе не иначе как в уничижительном роде. Такова ныне обычная судьба многих обитателей Усадьбы и чабанских сыновей. Пройдет еще семь-восемь лет, и он, повзрослевший, с резкими чертами обветренного лица, уйдет с Усадьбы, не слушая слезных воплей родителей, голосящих о «вскормленная честным молоком», о необходимости соблюдать холопские заветы предков, захватив с собой лишь скромные сбережения, заработанные тяжелым трудом, да потрепанную книжку с вложенным рисунком маленькой девичьей фигурки с семицветными крыльями, несущейся в бескрайней пустыне.

***

Ну, довольно душераздирающих сцен... Прервемся на минуту.... я про кого-то хотел рассказать... да забыл, грешный... А-аа, кот? Вы хотите узнать о дальнейшей судьбе кота? И недаром. Кот – самый жизнерадостный и, позвольте заметить, несгибаемый персонаж моей печальной повести. В общем, кот... А что, кот? Да он все так же - ходит, мяукает, занимается своим мелким разбоем, мошенник. По жизни, то есть. Есть Усадьба, нет Усадьбы – ему, в принципе, плевать. Люди найдутся всегда. Сладко ест, чутко спит, греется под солнышком, шевеля хвостиком да презрительно щуря желтые глаза, искусно шпокает кошечек, плодя рыжий легион будущих пушистых подражателей. И фысссссссссссссс – ссыт на все остальное.

Каждому – свое. Пора опускать занавес. Пора, други и подруги мои, дочитать приговор, вынесенный нашему главному герою – псу.

***

Шли месяцы, душное лето сменилось осенью. Однажды, не в силах более переносить терзавшую его боль, алабаш подошел к своему господину, разговаривавшему с конюхом, и положив тяжелую голову ему на колени, взглядом попросил свободы. Хозяин, как ни странно, вошел в положение пса. Спокойно оглядел его и тихо, печально (странно было слышать печаль в этом утомленном голосе) произнес:

- Устал? Кажется, сердце у тебя сжимается. Напрасно я так решил это дело. Надо было хотя бы о тебе подумать. Ведь ты мне нужен. Все люди предатели, а ты верный друг. Тебе я могу доверять...
- Что с ним случилось, господин? Замечаю, в последнее время он ходит совсем потерянный. Может, заболел?
- Он несет свое наказание в своем собственном аду. И вы тоже понесете. Я говорю о смерти девушки. Пес мой. А вас этот ангел мог бы спасти. Может, спасла бы внуков моих... Понял меня?
- Честно говоря, господин, нет... О каком преступлении речь, ведь это она сама убила себя?
- Пустоголовый, откуда ты можешь это знать... Такие вещи знаем лишь я да мой пес. Потому-то я и хозяин этого поместья, а ты раб. Можешь идти.

На следующий день Хозяин вывел алабаша за ворота, снял с него тяжелый ошейник с бляхами и надел новый – с острыми шипами, защиту от волков, свой последний подарок верному слуге. Потом ласково погладил пса и повернувшись, тяжело ступая, пошел к Дому. Алабаш тоскливо глядел на него. Но Хозяин не обернулся. Заходящее солнце бросало кровавые отблески на его широкую спину, окрашивало багрянцем видневшуюся за высокой стеной крышу Усадьбы, вновь, уже в который раз, обреченную на гибель и разрушение.

Освобожденный от своих обязанностей пес принялся бродить по мрачным холмам с выгоревшей травой, окружавшим владения Хозяина. Внешне он почти не изменился: тот же злобный взгляд глаз на лобастой башке, те же ухватки старого бандита. Когда он чувствовал голод, без церемоний врывался в кошары и требовал себе пищи. Чабаны, трясясь от страха перед Хозяином, давали ему лучшие куски. Он же, насытившись, бесцеремонно сношал всех сук в кошаре и уходил дальше, одержимый желанием найти нечто, что должно было развеять страшную черную хмарь, с каждой неделей все более сгущавшуюся в его мозгу.

***

Это произошло ранней весной. Была ночь, полная луна холодила просторы бескрайней холмистой пустыни жутким неверным светом, переполняя чашу страданий изгнанника. Никто бы не смог узнать ранее такого холеного пса. Алабаш совершенно одичал, густая свалявшаяся шерсть покрывала исхудавшее тело. Глаза его светились фосфорическим блеском, язык вывалился из широко распахнутой пасти, словно у бешеного волка.
Странные картины носились в мозгу алабаша. Вот подлый рыжий кот подлизывается к домочадцам, затем влезает в кухню и жадно лопает беспечно оставленное на столе мясо. Он воровато оглядывается, порой подрагивая от удовольствия пушистым хвостом. Но не тут-то было! Мгновение - и увидевший его в окно верный пес, молнией ворвавшись в кухню, позорно изгоняет мошенника на верхушку дерева, где негодник вынужден в очередной раз сидеть несколько часов, пока алабаш не соизволит отойти от места его заключения.
Но это мелочи, мелочи... А вот преступление покрупнее: чабан отобрал овец из отары, предназначенной для уплаты дани Хозяину, и решил продать их на стороне перекупщикам. Едет полупьяный водила в стареньком грузовичке, заполненном блеющими овцами, свесив руку с окна, ловя прохладный утренний ветерок. Алабаш, давно заметивший подозрительную машину, направляющуюся к морю в неурочный час, проворно подкрадывается к подножию холма, куда должна вот-вот свернуть машина по петляющей дороге, и ложится в засаду. Из-за поворота показался исцарапанный борт грузовика. Пес беззвучно вскакивает и свирепо вцепляется в неосторожно выставленную руку вора. Водила пронзительно кричит, а алабаш, с наслаждением сжимает челюсти, с хрустом перемалывая кости бездельника...
Порой видит он картины подношений, которые ему делали чабаны, снова чует запах свежих кусков мяса в миске, подобострастные голоса домочадцев, купающих его под сильной струей холодной воды, такой приятной в жаркий день. Видит он обожаемого повелителя своего, расхаживающего по Усадьбе в неизменных своих мягких начищенных сапогах, властно отдающего приказания челяди и холопам, выполняющих под строгим немигающим взглядом бесчисленные поручения...

Но что это! Луна изменяет очертания холмов, он видит легконогое, подобное крылатой деве-фэрэште создание, летящее на свет любви, сжигаемое нечеловеческой страстью. Мир меркнет, луна словно бы пропадает на небосклоне и сквозь этот адской мрак пробивается слабый свет – девушка, молодая женщина, гневно и смело бросающую обвинение в колдовстве злому волшебнику, чей угрожающий взгляд, подобно яду гюрзы, разлагает в кучу лохмотьев толпу из людей, превращенных чарами в мелких собакоподобных бесов, пустых и пошлых....

Нет! Я не виноват! Я – не губитель Шахрабану! Всего лишь... выполнял приказы. Ведь я - слуга верный!

...Что, одни только псы неистовствуют и подличают, упоенно помогая уподоблять светлый мир некоему подобию ада? Вот снова он слышит бешеные крики мужа, натравившего пса на невинную жену, зрит конюха, с преданной улыбкой стаскивающего брюки с человека, свободомыслием своим не угодившего Хозяину, злобные и льстивые хари чабанов, науськивающих его на неугодных соседей… Зачем же тьма окружила именно его, всего лишь подручного бесчисленных тиранов и мерзавцев, которые благополучно избегнув наказания, по какому-то непостижимому капризу вселенной продолжают свое бесстыдное дело?
Тьма снова распадается. Вновь чудовищные видения… да что же это? Надвигается на обезумевшего алабаша берег высохшего озера с блестящим от соли, словно замерзшим дном, прорезанное трещинами, с редкими лужицами отравленной воды, чудовищная точка перехода из мира земного в заледеневшую геенну адских призраков... Вот скорчившаяся у двери жалкой хибары фигурка молодой женщины с остриженной головой, в узкой, уродливой одежде, исступленно шепчущая, призывающая на помощь слепого, недостойного возлюбленного, обманувшего доверчивое, преданное сердце. Вспыхивает перед взором его яркий, режущий свет, и, словно оживший кошмар, встает перед взором его прекрасный утренний день, оживает девушка, похожая на восточную принцессу из волшебной сказки, в алом платье, опоясанная сверкающим поясом. Видит он круглое лицо пери с тонкими чертами и маленьким ртом, высокую грудь и тонкий стан, окутанный пышными черными волосами, вновь чувствует ни на что не похожий аромат ее цветущего тела. Она стоит, окруженная восхищенными ее поразительной красотой подругами, и звонко смеется, оглядывая мир добрыми лучистыми глазами. Мир, в котором есть высокие прохладные горы, бесконечная пустыня и синее глубокое море, могучие деревья и суровые скалы, обширные поля, засеянные желтой пшеницей, отары белых овец и шумные города. Мир, в котором есть властный Хозяин, жестокий в своем всеведении и слепоте. Мир, в котором притаился за углом старинного Дома страшный зверь, готовый впиться в нежное горло женщины-ангела, в пульсирующую голубую жилку под прохладной кожей...

И он, добровольно изгнавший себя из Усадьбы верный слуга, человек, осужденный по не знающему изъятия приговору Аллаха Великого (да славится имя Его!) на бесплодные скитания по страшной пустыне, истерзанный мучающим его день и ночь непонятным проклятием широко раскрытых, застывших глаз умирающей Шахрабану, представитель выморочного рода стукачей и насильников, убийц совершенной красоты и добра, ничтожных и злобных.

***

Движимый сильнейшей тоской, алабаш поднялся со своего логова и двинулся по направлению к гигантскому скальному массиву со срезанной вершиной. Завернув за группу изъеденных временем останцев, он вышел на большую площадку между уходящей ввысь вертикальной стеной и черными, похожими на погибших воинов, причудливыми огромными камнями. Едва заметное изменение воздуха, тихое дуновение заставило резко повернуться пса. Он не удивился, увидев его, неподвижно стоявшего у входа в ущелье.
Луна отразилась в омертвелых глазах чудовища. Оно было огромным, в рост самого высокого человека. Хищная вытянутая морда заканчивалась ужасной пастью, из которой выглядывали острые клыки. Вытянутые уши торчали из-под странной формы полосатого чепца. Невообразимая голова призрака была насажена на мускулистое человеческое тело, обросшее короткой мягкой черной шерстью. Да, это и было нечто, преследовавшее и мучавшее его столько времени! Послышался тихий звон, на заросшем густой черной шерстью плече тускло свернул металл. Этот апокалиптический звук заставил алабаша вздрогнуть и подобраться. Перед глазами его снова воочию встала сцена у ограды, тихий смех девушки, мечтательно разглядывавшей роковой подарок. И только тогда он заметил знакомые серебряные бляхи пояса, глубоко вросшие во внутренности того, кто молча стоял, преграждая ему единственный выход из тупика...
Ему предстояла схватка не с обычным смертным существом из плоти и крови, а с демоном, поднявшимся из самых глубоких расселин преисподней, где он отбывал свою часть наказания за гнусное убийство невинного человека. Человекоподобные скалы качнулись и пришли в движение, сдвигаясь, сначала медленно, затем все быстрее, быстрее, быстрее. Пес почувствовал, что вот сейчас, в этом смертельном бою, он или погибнет, либо навсегда освободится от выжженного в его душе клейма жалкого лиходея. Охватившая было его слабость сменилась яростной отвагой и желанием битвы. Не был ли этот призрак оправданием его злобных поступков и бесчисленных преступлений? Выходит, прав он был, еще как прав, когда мучил людей и животных, грабил и убивал, если вся вселенная преисполнена злобы! Он рванулся, целясь в горло шакалоподобному созданию, но промахнулся. Раздался свист, на голову алабаша обрушилось тяжелое, причудливо изогнутое оружие. Он рухнул на бок, затем из последних сил приподнялся, превозмогая черную хмарь, сгущавшуюся у него в мозгу и погружавшую его бездонный омут небытия, в начало его вселенной, где жадно сосал он молоко из торчавших сосков давно забытой матери.

... И бросился вперед, на хортдана [восставший из могилы мертвец, упырь, сказочный персонаж азербайджанской мифологии], свирепо рыча, исполняя свое предназначение, вбитое ему в мозг там, в Усадьбе, оставшейся за пределами стремительно сжимавшегося смертельного кольца скал. Оно и сейчас, уже в последний раз, гулко и бестолково билось в окровавленной голове с обрезанными ушами – знаком вечного рабства, наложенного на него мудрым Хозяином.

Баку, ордибехшт-тир 1386 (май-июнь 2007 от Р.Х.).