Снежанна : То, что действительно творится по всей стране.

В связи с тем, что история, рассказанная моим хорошим знакомым, вызвала сильный резонанс (http://litprom.ru/text.phtml?storycode=25412) я вынуждена сделать несколько пояснений и поведать публике, как же всё было на самом деле.
***
Началось всё промозглым октябрьским вечером. Я неспешно возвращалась домой из библиотеки и вдруг услышала возглас:
- Девушка, с Вами можно познакомиться?
Я огляделась с целью пожелать неведомой адресатке поскользнуться и упасть в лужу, но на пустынной улице не было никого, кроме спешащего ко мне молодого человека.
- Девушка! – кричал он.
Я ускорила шаг, так как очень боязно оставаться один на один с психом. Ибо захотеть со мной познакомиться на улице может только псих. Бедно и неряшливо одетая, сгорбленная, с немытыми и нечёсаными волосами, скрепленными для удобства скотчем в длинную косу, в очках с линзами на минус шесть – когда мне давали в руки клюку, я играла Бабу Ягу без всякого грима …
- Девушка, а как Вас зовут? – продолжал настаивать молодой человек.
- Снежана, - ляпнула я первое пришедшее в голову имя.
- Надо же, редкое имя … - обрадовался парень. – А Вы откуда?
- Из Бобруйска! – отрезала я, желая поскорее завершить разговор.
- Белоруска, стало быть – заулыбался псих. – А работаете, верно, фотомоделью?
- Аспирантка я, - ответила я, прикидывая, как бы поудобнее наебнуть идиота по голове книгами.
- Аспирантка по имени Снежанна, - запел парень, – Обожаема ты и снежеланна …
Комплимент вышел, мягко говоря, сомнительным, но именно с этого началось моё знакомство с Михаилом Преподнесенским.
Миша оказался необычным парнем. В отличие от сотен своих сверстников он не курил ганджубас и не нюхал клей (правда, почему-то при слове «ганджубас» он принимался мерзко хихихать, а при слове «клей» надолго впадал в прострацию). Относительно родственников его показания сильно расходились. Сначала он утверждал, что мама умерла, потом начал говорить что её убили бомжи, забрав кошелёк с тыщей баксов и золотой нагрудной иконой, потом упоминал, что живут они бедно и мама работала уборщицей.
В конце концов он просто запутался и меня с ней познакомил.
Мама Миши, Пелагея Аркадьевна, оказалась грустной измученной женщиной. Золотая икона, как выяснилось, это мобильник Siemens A35 в жёлтом футляре. Она долгими зимними вечерами рассказывала мне о том, какой Миша хороший и как он помогает по дому.
- Иной раз, - говорила Пелагея Аркадьевна, - возьмёт тарелочку и моет её, и моет, моет …
Однажды Миша даже приготовил яичницу с сарделькой, но я от еды вежливо отказалась, ибо ни внешний вид, ни название блюда доверия не внушали.
Миша был спортивным парнем, занимался карате.
Правда, здесь он опять путался – то говорил, что тренера зовут Абдула, то утверждал что тренер – бурят, то возвращался к тому, что тренер – мусульманин.
Но в любом случае, Миша всегда отзывался об Абдуле с теплом и нежностью и всякий раз отчётливо краснел.
Любимым Мишиным местом были мусорные контейнеры за одиннадцатым домом по Малой Бухарестской. Он даже написал на них майонезом «Малая Бухарестская, 13» и раздавал этот адрес всем своим знакомым. Мне иногда казалось, что он знает каждый квадратный сантиметр каждого контейнера. Там жили его друзья – два кота, собака и бомж Витя.
Дни, недели, месяцы сменяли друг друга, и материал для моей диссертации (тема – «шизофрения в особо тяжёлой форме») накапливался, как растёт снежный ком, пущеный с горки.
Однажды я попыталась ему объяснить, что меня на самом деле зовут Люба, и я русская. Даже показывала ему паспорт старшей сестры. Сестра у меня Лена, зато на фотографии получилась намного лучше, чем я.
Вообще, фотограф из паспортного стола – жуткий подлец.
Он час сорок минут вертел меня вокруг всех трёх осей, порой одновременно, выбирая нужный ракурс. В конце концов он заставил меня принять позу, как будто я стоя мою пол, задрал юбку и со словами «лучше уже не будет» сфотографировал, и почему-то сзади. Впрочем, получилось довольно похоже, особенно бородка. Но я все равно на него обижена – мог бы дать хоть пару минут накрасить губы.
Миша мои объяснения проигнорировал, но судя, по его нику, не забыл.
Вы наверняка спросите – было ли у нас с Мишей что-то. Знаете, Миша очень славный мальчик, но я всегда считала, что моим первым мужчиной должен стать высокий, стройный, широкоплечий брюнет с двумя высшими образованиями и хоть какой нибудь иномаркой (необязательно джип), можно даже не очень дорогой.
К сожалению, Миша в этот портрет никак не вписывался, а я ведь женщина и себя не на помойке нашла.
А нет, вру – однажды вечером мы с Мишей отмечали День Защиты Имбецилов, и употребили целую полторашку «балтики девятки». Наутро я действительно нашла себя на помойке, той самой, Малая Бухарестская тринадцать. Радостный Миша бегал вокруг и с воплями «Ура! Я – Ёбарь Баб! Я – Ёбарь Баб!» весело стучался лбом в мусорные баки.
Но я думаю так: я ничего не помню – значит, ничего не было. А кровь – это, вероятно, месячные. Причём настолько обильные, что шли даже из анального отверстия.
Впрочем, я отвлеклась.
В тот вечер Миша пригласил меня в кино. Шли его любимые «Неуловимые мстители». Я собиралась в тайной надежде, что в тёмном кинозале вполне могу перепутать Мишу с высоким и стройным брюнетом. Кроме того, мне всегда было интересно – не ебали ли часом Ксанку остальные мстители (правда, один из них родной брат, ну да что ж теперь, «а ля хер ком а ля хер», как говорят француженки).
Однако за весь фильм Миша внимания ко мне не проявил. Сильно разведя в стороны колени (если Вы видели картинки с детьми с рахитом, то понимаете, о чём я) Миша прыгал по сцене кинотеатра, изображая езду на лошади.
Всю дорогу до дома он пребывал в сильном возбуждении – то с воплями «бурнаши мост подожгли!» принимался бить камнями уличные фонари, то мыча «а казачок-то засланный!» выбивал показания из подвернувшегося котёнка.
И тут – вот они, пятеро. Все как на подбор высокие стройные брюнеты. Вдалеке виднелись пять джипов, и оставалось только гадать, сколько дипломов в них спрятано.
- Сэчаз мы иснасилюэм девку! – сказал главный кавказец, и я аж зарделась. Неужели? Неужели, неужели наконец-то не «споём с девкой под гитару», не «выпьем с девкой водки» и не «вызовем девке такси, а ещё лучше катафалк»?????
- Уходи отсюда, лох! – отмахнулись они от меня и они напали на Мишу. А ведь я ему говорила – не надо надевать на улицу мамину юбку, ни к чему это, лишнее.
И тут Миша превзошёл сам себя. С криком «ки-я!» он продемонстрировал великолепную растяжку, зарядив носком ботинка себе в лоб. Более того, падая он сломал руку одному из кавказцев, пытавшемуся его поймать. «А теперь харакири!» - провозгласил Миша, проводя пяткой по животу. «Это специальный приём!» - шепнул он мне, - «Очень больно!».
Кавказцы в слезах катались по асфальту – то ли от Мишкиного отжига, то ли от щедро разбрызганного вокруг слезоточивого газа из моего баллончика.
Знаете, я всегда его с собой ношу и стараюсь ненавязчиво всем показать. Типа – если есть баллончик – значит, я чего-то боюсь, а, следовательно, есть те, кто на меня зарится. Психология! Да и потом – я использую его как духи. Сама-то давно привыкла, а у мужиков вокруг глаза слезятся и они видят меня более симпатичной.
После этого Миша отобрал у всех кавказцев кошельки и мобильники в жёлтых чехлах.
- Это вам, суки, за маму! – приговаривал Михаил Вахтангович Преподнесенский. – Я отомстил, отомстил!
Потом я вытерла Мише сопли и отвела домой.
Но вообще такие вещи встречаются на наших улицах каждый день.
Не обращайте внимания.