Калябяська : Не мое дело

За стеной кашляет больной старик. У него нет детей и, следовательно, нет внуков. У него есть большая дворняга, которая лает по ночам сиплым голосом, от которого хочется перекреститься или переплюнуть через левое плечо. Каждое утро он хмуро выходит из своего ограниченного пространства, одетый вечно в коричневый, цвета говна пиджак, с латками на локтях. Чья заботливая рука постаралась обезопасить локти старика от неизбежных дыр? Я не знаю, но часто думаю об этом. Соседи говорят, что у него никогда не было жены, потому что в молодости он был жутким бабником, да и до сих пор относится к женщинам как к ходячей дырке, когда я прохожу мимо него по лестнице я по инерции втягиваю голову в плечи, не хочу, чтобы его взгляд хотя бы косвенно касался моей суеты… Старика недавно парализовало – он с трудом передвигается, некому сходить в магазин и купить ему еды. Соседка, по доброте душевной, подкармливает его молоком и хлебом. Каждый раз, когда она звонит в его дверь, он молча отворяет и смотрит на нее презрительным взглядом. Он никогда не здоровается, и у мелких нашего двора бытует легенда, что если дед откроет рот – оттуда обязательно выпадет лягушка. Смешно…
Собаку выводить тоже некому. Потому она гадит прямо в квартире, дед заворачивает ее испражнения в газеты и выбрасывает с балкона. Но знаете, все это не мое дело…

Мою коллегу по работе обсуждают в каждой курилке. Она практически ни с кем не общается, ходит тенью по офисным коридорам, замазывая очередной синяк мега дорогой тоналкой. Однажды, когда я склонилась над ее столом, чтобы получше рассмотреть отчетность на рабочем столе, я заметила синяки в виде пальцев на ее шее. Я ни о чем ее не спросила, да что тут спрашивать – и так все понятно. Она никогда не остается на корпоративные вечеринки, черный Мерс ровно в шесть ноль пять ежедневно поглощает ее хрупкую фигурку и ровно в девять пятьдесят пять следующего дня – отрыгивает. Именно так она выходит из машины, я видела сама. Как будто сзади кто-то дает ей хорошего пинка, или отвешивает вкусную затрещину. Я знаю ее мужа – симпатичный мужчина, от которого так и веет сексом. Сексом и холодом – такой лееегкий ветерок из дула пистолета… Когда я прохожу мимо, он провожает меня долгим, влажным взглядом. От которого поднимается пар…И жар. У меня. Однажды я видела, как он с размаху дал пощечину своей жене, а потом долго и щепетильно вытирал костяшки пальцев от крови белым шелковым платком. Шелк плохо впитывает кровь…Но это не мое дело…

Мой младший брат собирается на улицу. Гулять. Свитер Tommy Hilfiger, кроссовки Puma Special Edition, кепка Burberry, куртка Timberland…В шестнадцать лет я только мечтала о таких брендовых шмотках…А он чувствует себя в них, как рыба в воде. Он так живет. Кладет в правый карман кастет, в левый – каппу. Мой брат знает все об уличных войнах. Мобила последней модели – слегка нагловатый голос – говорит со своей девочкой. Растягивает слова, мудак, будет точно трахать ее этой ночью. Так и есть. Достает, не таясь, резину из тумбочки и нарочито небрежным движением сует в задний карман джинсов. Я знаю, что лежит в его внутреннем кармане. Пакетик с Е. Если бы брат не толкал Е, не было бы шмоток, мобилы, девочек и наглого говорка бы тоже, наверное, не было. Каждый зарабатывает, как может. Кто виноват, что в клубах тусуется туева хуча малолеток, которые совсем не прочь разбавить пьяный угар дорожкой кокса или яркой таблеточкой Е? Кто виноват? Ну уж точно не мой брат. Правда я часто нахожу использованные шприцы в туалете, и перепады настроения брата настораживают…Но это не мое дело…

В последнее время в нашей квартире творится черт знает что. Мать с отцом лаются, как собаки. Матери все чаще нет дома по вечерам, приходит, поздно, с поволокой в глазах, с легким ореолом сигарет вокруг пушистой головы, задумчиво раскладывает пасьянс на кухне… Отец живет в ярком, скачущем квадрате телевизора, в его жилах течет чистейшее пиво Сокол…Если взять и сдать все его бутылки из-под пива, можно купит Бентли…Но это не мое дело…Не мое. А чье?...А?