Клитор Кандализы Райс : Высер из моей, типа, книжки. кажется 3-й высер по счету.

Нелегальный эмигрант (начало)
Очень даже может статься, что когда-нибудь система предполетной безопасности станет абсолютной и никто, даже самый изощренный в своих джихадовско-шизофренических придумках талиб не сможет протащить на борт самолета и грамма пластиковой взрывчатки. Однако лучшим оружием такого талиба была и всегда будет неожиданность. Сохранять постоянную, непритупленную бдительность невозможно, а вот лелеять злой умысел можно годами, особенно если это угодно Аллаху, «господу миров, создавшему мусульман и облагодетельствовавшего их джихадом на своем прямом пути». Странные и непостижимые люди эти мусульмане. Они воинственны, они бескомпромиссны, они честны и, возможно, от этой прямолинейности происходят все их комплексы, которые, к сожалению, становятся проблемами и всех остальных, то есть немусульман, без их на то желания. Я отчего-то понимаю мусульман, как понимаю гопоту из спальных районов мегаполиса. Между ними есть явное сходство. И те и другие не хотят считаться отверженными, стремятся повысить свой социальный статус, но не зная точно, как им это сделать прибегают к агрессии. Со временем идея повышения статуса забывается, а агрессия остается, заменив собой кодекс поведения огромной людской лавины, которая в одночасье может смести все на своем пути. И сметет, когда наступит день «Х». И вот, когда он наступит, то милые дворники вместо метел достанут большие ножи-пенчаки, которыми они в естественной своей среде обитания режут кротких баранов и пойдут резать своих врагов. Кротких, наивных и спящих. Верящих в демократию. Верящих в братство всех людей вне зависимости от вероисповедания и цвета кожи. В крепкой руке потомка Чингисхана пенчак способен снять с шеи человеческую голову «на раз». Так что долго мучаться не придется – это будет вторая Варфоломеевская ночь и несчастные гугеноты, если таковые еще остались, падут вместе с католиками и всеми, кто составлял когда-то народ, не чтящий заветы Магомета.
Почему-то эти мысли особенно остро пронзают мой воспаленный мозг именно в Америке. Быть может оттого, что она собрала в себе все известные в мире противоречия и наполнила этим содержимым свою Конституцию? Бог знает… Но я, раздвигая оставшиеся до дня «Х» годы предвижу, что начнется этот день именно отсюда, из Америки и уже потом с ходом Солнца пройдет по всей Земле. И ничего уже не будет: ни слез, не страданий, ни войн. Все распри закончатся, ибо для них не останется религиозной почвы - инкубатора всех войн и раздоров. Тогда, наконец, люди получат единого Бога и Земля превратится в рай, кущи в котором вырастут на крови жертв, принесенных во имя истинного благоденствия для достойных остаться в живых.
А пока день «Х» не наступил, то самое разумное – это не искушать судьбу и не проверять насколько более совершенной стала система предполетной безопасности. Самое разумное – это обратится к братьям мусульманам и с их помощью исчезнуть со своим бесценным грузом. Исчезнуть же мне можно было лишь двумя путями: воздушным или морским. Воздух, судя по всему, был для меня заказан, а вот на море открывались широкие перспективы.

Аравийское судно «Бушра»* (хорошая примета – арабский) с портом приписки в Джидде и его капитан, милейший Санжар аль Зия - иранец, приняли меня на борт чернильной сентябрьской ночью упакованного в сорокафутовый контейнер вместе с экскаватором «Катерпиллар». Экскаватор собирался плыть по морям в частично разобранном виде, от него ошеломляюще пахло машинным маслом и новой резиной – я задыхался в его обществе и если бы меня во время не извлекли из контейнера, то эту историю, а заодно и мою жизнь можно было бы, наконец, закончить с диагнозом «задохнулся от избытка впечатлений в компании траншейного экскаватора». Как там в «Обыкновенном Чуде»? «Нелепо, смешно, безрассудно, безумно. Волшебно!» Волшебно мне стало на палубе: воздух свободы. Не той, оставшейся далеко позади женской статуи, а настоящей, морской свободы, пусть и ограниченной пока границами «Бушры» - нефтеналивного танкера, доставившего тысячи тонн нефти для прожорливых американских двигателей внутреннего сгорания и сейчас «порожняком» бегущего по волнам не хуже яхты под Алыми Парусами.
Санжар дружески похлопал меня по плечу, приветливо улыбнулся и по-русски, со смешным «птичьим» восточным акцентом заявил:
- Счастливчик.
- Это как поглядеть, - не ожидавший встретить владеющего русским капитана машинально ответил я, - Можно дурацкий вопрос?
- Выучил в детстве, - он улыбался, и лишь глаза его оставались напряженными, демонстрируя постоянную готовность мозга к молниеносному анализу и действию, - папа заставил. Он у вас учился.
- На военного? – зачем-то спросил я.
Санжар улыбнулся еще шире и ничего не ответил. Правильно, зачем отвечать на глупые, прямолинейные вопросы? Прямолинейность равна бестактности, а восточные мудрость и воспитание учит не замечать бестактности гостя.
На «Бушре» мне отвели каюту на самой верхней палубе. Аскезу обстановки с лихвой компенсировал вид из двух больших, квадратных иллюминаторов. Санжар попросил без особенной нужды из каюты не выходить, о разумных потребностях сообщать ему по внутреннему телефону и соблюдать противопожарные меры. Выражалось их соблюдение в том, что курить нужно было при задраенных иллюминаторах, тщательно тушить окурок в банке с водой и не пускать солнечных зайчиков. Признаться, когда я услышал от него насчет этих самых зайчиков, то настолько озадачился, что не постеснялся переспросить, не ошибся ли он.
- Часы, очки, все, что отражает солнечный свет, - пояснил Санжар, - высунешься в окно, блеснешь, увидит спутник, сфотографирует тебя.
- Зачем? – Я все еще не понимал.
- Всегда фотографирует, все танкеры. Обязательно. Американский шпион прямо из космоса. Получаются фотографии такого качества, что при увеличении можно на твоих часах рассмотреть секундную стрелку.
Санжар прибавил какое-то арабское словечко, видимо крепкое ругательство, я в ответ пульнул матерком и снял с запястья часы. В конце концов «чем черт не шутит»: сказала монашка, надевая на свечку презерватив.
Все двухнедельное плавание я провел в каюте, лишь по ночам, когда на небе не было Луны, изредка выходя и прогуливаясь вдоль огромной грузовой палубы «Бушры». В каюте я напивался и рассматривал огромные подшивки порно-журналов, которые приносил Санжар. Сперва фотографии в журналах забавляли меня, затем опротивели, а под конец вообще перестали вызвать естественную в таких случаях реакцию. Испугавшись, что морское путешествие может закончиться для меня фатальной неприятностью в виде импотенции, я вернул улыбчивому иранцу его архивы и оставил из развлечений лишь алкоголь и ночные вытрезвляющие прогулки.
«Бушра» шел в Марокко, и это меня вполне устраивало. Танкер отшвартовался в грузовом порту Дар-эль-Бейды на рассвете двадцать пятого сентября, и я со своим небольшим, но увесистым багажом сошел на африканский берег. Всё, добытое во время экспроприации в Филадельфии, ушло по прямому назначению Семену-Бриллиантовому. Ну, или почти всё. После того, как я расплатился с Санжаром, у меня осталось аккурат на скудный завтрак и чашку злого марокканского кофе. Перед тем, как усесться в какой-то забегаловке я попросил у хозяина жетоны для таксофона, (в Африке полно всякого антиквариата) и позвонил Ахмету.
Ахмет работал экскурсоводом и особенно гордился тем, что в отличие от своих собратьев имел официальную лицензию министерства культуры своей страны.
- Я супер, - говаривал Ахмет потрясая каким-то, закатанным в пластик мандатом формата бумажника, - я самый лучший экскурсовод, я профессионал. Остальные шарлатаны и дилетанты.