Hren Readkin : Игра в ящик. Гл. 3, 4, 5.

3.

Слова – опасная субстанция. У них хорошая память. Боль, радость, ненависть, любовь миллионов людей свернуты в словах кодом ДНК. Стоит потревожить ее, и вот ты становишься героем анекдота, над которым хохотал накануне, или неосторожная мечта сбывается стремительно и грозно. Мы, журналисты – факиры слов. Мы заколдовываем фразы, прячемся в магический круг штампов и жонглируем горящими предложениями.

- Так, все заходим в студию! - В коридоре СТВ образовалась пробка. Несколько десятков потенциальных телепузиков отсвечивали прыщами, стразами на попах и толстыми линзами очков. Где-то мелькнул ирокез, а лицо одной девушки было размалевано в стиле фильмов о графе Дракуле. Протискиваясь через толпу я удивлялся, какие разные люди хотят работать журналистами. Хотят ли работать? И готовы ли выполнить секретную миссию? Пожалуй, многие вообще не понимают, чего от них ждут. Анкету перед началом проекта мы выложили на сайт и напечатали в газетах. Большинство забили свои данные в сети, что предвкушало встречу с поколением «net».

С самого начала мне повезло. Шеф удивительно легко пошел на авантюру с провинциальным реалити, а коммерческий отдел почти сразу нашел спонсоров. Идея была, конечно, позаимствована у федеральных каналов. Впрочем, и они украли ее у западных коллег. Полтора десятка претендентов должны были снимать сюжеты под нашим мудрым руководством. Мы собирались показать зрителям весь творческий процесс. То, что обычно остается за кадром: смешные оговорки и ляпы, экстремальные ситуации на съемках, монтаж, редактуру и так далее. Креативное название "Игра в ящик" спонсоры не поняли, и пришлось заменить его банальным "Карьера".

- Минуту внимания! - никакой реакции. - Хватит галдеть! А то никакого кастинга не будет!
Успокоились. Десятки любопытных глаз разглядывали меня.

- Итак, друзья мои. Вы, как я понимаю, хотите участвовать в нашем реалити-шоу. Если вы думайте, что мы посадим вас в комнату, дадим халявную еду и будем показывать на весь город ваши гениальные диалоги, вы ошибаетесь. У нас немного другой проект. Здесь надо работать. Даже, я бы сказал, пахать. Победитель вольется в наши нестройные ряды и станет журналистом. Скажу сразу - работа это не самая приятная...

Я говорил еще что-то, минут пять, пока не понял - меня не слушают. Пара девушек в первом ряду строили глазки, кто-то разглядывал студийные декорации и софиты, галерка перешептывалась. Свернув речь, я прошел в небольшую комнату рядом со студией, где уже сидела Люба. "Заходим по-одному!". Кастинг начался.

- ...А теперь ответь мне вот на какой вопрос. Как ты думаешь, Юля, кто такой журналист? – в глазах симпатичной студентки бушевал мозговой шторм. Люба картинно вздохнула и посмотрела в окно. Я глупо улыбался. Мы принимали желающих попасть в шоу уже третий час.

- Я думаю журналист, - разродилась претендентка, - он как миллион долларов. Он должен всем нравиться.
Большинство пришедших отвечали примерно так же. Этой удалось хотя бы образно выразить свое желание попасть в ящик. Передо мной лежали листы с фамилиями кандидатов. Напротив юлиной я вывел: "метр восемьдесят". Подумал, и добавил "куколка". Такая зрителям понравится. В телике ведь что главное? Картинка.

- Спасибо, если вы нам подойдете, мы вам позвоним.

Я заглянул в список. Не зачеркнутой оставалась только одна фамилия. Но в кабинет никто не заходил. Хорошо бы вообще никто не заходил. Хорошо бы вообще все это было дурным сном. Я просто не представлял, что значит поговорить за жизнь с семью десятками человек подряд.

- Шарапов! - Крикнул я в сторону двери. – Я сказал, Шарапов!

Лучше б не шутил. Дверь медленно отворилась, и в кабинет вошел парень с бритой головой, в армейских башмаках и солнцезащитных очках. Пальцы украшали перстни в виде черепов. Из-за ворота выглядывал хвост какой-то инфернальной татуировки. Шла она, похоже, по всему телу. И еще мне показалось, что я этого парня где-то раньше видел.

«Приехали. Вот тебе и поколение «net». На фото в газетной анкете Шарапов, видимо, еще не был знаком с идеями русского национализма и выглядел получше.

- Ну, рассказывайте, зачем к нам пришли?
- Хочу работать журналистом. Давно мечтал.
- Вот как. Странная мечта.
- Почему странная?
- Ну, во-первых, работать вообще мало кто хочет. А, во-вторых, ведь это очень тяжелая работа.
- Я понимаю.
- А кто такой, по-твоему, журналист? – Шарапов думал не больше секунды.
- Журналист – это тот, кто говорит людям правду.
- Достойный ответ... И очень нестандартный. Порадовал, искренне порадовал. Спасибо, рад был познакомиться. Если вы пройдете кастинг, мы вам обязательно позвоним.

После ухода Шарапова мы с Любой еще минут сорок отбирали участников «Карьеры». Десять человек определили довольно легко, а вокруг остальных развернулась битва. Когда оставалось только одно вакантное место, Люба вспомнила про Шарапова.

- Ну и пусть, что он выглядит как скинхед. Зато он взрослый человек, в отличие от остальных. Со своей позицией. Это привлечет зрителей.

«Ага, правду будет говорить. Мне нужно, чтобы он нашу правду говорил. Этот парень, похоже, дрессировке не поддается»

- Фигура, конечно колоритная, – я изобразил сомнение. – Отказываться от него не хочется. Но ты представь, что будет, если он в прямом эфире достанет флаг со свастикой и начнет орать «Россия для русских»? Ты его остановишь? Прикроют не только шоу, но и весь телеканал на хрен. Ты слышала про статью о пропаганде экстремизма? Это тебе не выставки снимать.
- И что выставки? А когда я сняла про то, как заммэра в сауне с малолетками зажигал, ты это в эфир поставил? И что мне теперь снимать, кроме выставок?

Так, в ребенке проснулся телекиллер. Ну как же меня сегодня все достали.

- И что ты этим хочешь сказать?
- Я хочу сказать, что все должно быть по-честному. Что мы должны говорить людям правду. Разве не ты нас этому учил?
- Правда. А ты хоть знаешь, что такое правда? Да ты загляни в две газеты за один день. В одной будет правда о том, что президент помог детскому дому, национальные проекты реализуются, реальные доходы россиян растут, в Грозном построили аэропорт. А в другой правда о том, что в стране тоталитарный режим, чиновники воруют, разрыв между богатыми и бедными становится катастрофическим, а аэропорт в Грозном обещали взорвать через месяц. И то и другое – правда. Ты в какой стране живешь? "Правда всегда одна"! Наутилус Помпилиус, блин.
- И это значит, что мы должны под всех ложиться?
- А ты видела таких, кто не ложится? Есть такие?
- Ну, есть газеты...
- Да ты хоть понимаешь, что это все за бабло? Что вся критика власти - это заказ и наезд? Как правило. Хочешь правды - заведи себе блог и пиши сколько влезет. Только никто читать не будет. Потому что не нужна никому на хрен твоя правда. Людям нужна картинка, глянцевая картинка. И здесь тебе за нее платят деньги.
- То есть я, по-вашему, проститутка?
- А что ты имеешь против проституток?
- Они продают свое тело.
- Одни продают свое тело, другие продают свой мозг. Все мы продаем себя в той или иной степени. Это только работа. И вообще, будь проще. Не нужны нам скинхеды в проект. У нас же шоу. Еще с этими намучаешься, поверь моему опыту. Давай лучше эту, Юлю возьмем. Красивые дуры тоже пригодятся.

Люба насупилась и молчала, накручивая прядь волос на нос. Совсем как я в рок-н-ролльной молодости. Ребенок совсем, что с нее взять?

- Хозяин барин.
- Вот и ладненько.

Я вышел на улицу. Сочный вечерний воздух, с осадком бензиновой гари и запахом спекшейся за жаркий день листвы больно ударил в легкие. Вторая затяжка прошла легче. Третья. Господи, хорошо-то как. Передо мной открывалась перспектива полупустого городского проспекта. На заднем плане дальние облака уползали на ночлег. Бока опоздавших подсвечивали лучи сбежавшего солнца. Город зажигал, пока неуверенно, фары и фонари. Я почувствовал себя человеком, выпавшим из телевизора в какой-то другой, параллельный мир. Он притягивал, звал сесть за руль, вдавить в пол педаль газа и мчатся к кромке заката, пока ночь не съест город вокруг.
«Завертелось», - подумал я как будто про какого-то другого. «Теперь только успевай уворачиваться и ловить удачу. А не ради ли этого стоит жить?»

*******************************

4.

Редакционный микроавтобус свернул в частный сектор и заерзал на разбитой грунтовке. Бывает так: в огромной, бывшей коммунальной квартире сделали дорогой ремонт. Вместо проржавевшей чугунной ванной установили джакузи, кухню соединили с гостинной, а подвесные потолки усеяли уютными глазками маленьких ламп. Забыли лишь про чулан. А там все так же уютно чувствуют себя огромные пауки, олимпийский мишка стершимся глазом смотрит на безколесный велосипед, а на полках в один свинцовый том спрессована газетная ложь нескольких десятилетий. Таким был и этот район, сжатый с двух сторон многоэтажками. Здесь цыгане торговали наркотой, алкаши разбавляли скуку криминальных сводок, а молодые семьи пытались начать самостоятельную жизнь. Сюда мы отправились снимать первый сюжет для нашего шоу.

- Знаешь, какой слоган у СТВ? - В автобусе мы ехали с Любой, двумя операторами и Юлей, той самой, что сравнивала журналиста с миллионом долларов. Сама она выглядела чуть дешевле, но попытку я оценил. Голову девушки украшало тщательно уложенное торнадо, каждый ноготь разделяла пополам игривая лаковая змейка, а из-за шпилек в форме Эйфилевой башни она подвернула ногу уже при посадке в автобус. Для съемок лучше не придумаешь.
- «Доверяй... близким?»
- Да, это внешний слоган, для зрителей, - я улыбнулся, вспомнив фантазию режиссера на тему девиза компании. Как-то раз он выложил в сети несколько визуальных воплощений слогана. На одном из них мужик в парике под пуделя сыпал в бокал порошек, еще один на заднем плане вдохновенно бацал на фортепьяно. Внизу значилось: «доверяй близким!»
Но есть еще и слоган внутренний, для собственного пользования. Чтобы сотрудники, так сказать, знали, куда стремиться. И он звучит так: «Больше соплей – выше рейтинг».
- Фу, как некрасиво! И что имеется в виду?
- Телевизор смотрят в основном женщины. Для большинства из них это единственный способ убить свободное время. Они не могут съездить за границу, они не могут сходить в салон красоты, я уж не говорю о театре. А рядом муж с похмелья и дети орут. Чтобы хоть как-то отвлечься, они включают ящик. И если они видят в телике президента, им интересно, ругается ли он с женой и почему никто не очистил с костюма перхоть. То есть им интересна жизнь людей. Сопли – это слезы, любовь, морковь. И еще им очень нравится смотреть на тех, кто живет хуже. Всякие жалостливые истории. Вот такую тебе и нужно сегодня снять.

Историйку наши продюсеры раскопали что надо. Мы ехали в семью алкоголиков, которых лишили родительских прав. Сегодня инспектор по делам несовершеннолетних должна была забрать у матери двоих детей и отдать в интернат. Сюжет плевый, все лежит на поверхности.

- Да, и не забудь спросить у матери, почему она кормила своих детей собачьей едой. Это важно.
- Я помню. Вот ведь, бывают такие... дуры.
- И почему же она дура?
- Не можешь прокормить детей – не рожай.
- Но бывают ведь обстоятельства...
- Никакие обстоятельства не могут оправдать. Есть же родственники, друзья, в конце-концов. Всегда можно занять денег, устроиться на работу. Я считаю, что это просто кошки, у которых на первом месте секс, ну или вообще удовольствие. А дети для них побочный продукт, как щенка завести.

Рисуется? Наш разговор писался на вторую камеру. В этом была главная фишка шоу. Люба сделает развернутый сюжет о том, как работала девушка. Естественно, мои пассажи про сопли мы вырежем. Я немного волновался, казалось, мне, а не этой самоуверенной девушке снимать первый в жизни сюжет. Но это волнение рыбака, который ранним утром тихо гребет к стае чаек на середине реки. Он знает: чайки охотятся на малька, которого поднял на поверхность другой охотник - наглый окунь, который и сам скоро станет добычей.

- Вроде бы здесь, - водитель затормозил у двухэтажной деревянной хибары. В такой и я сам жил лет до пяти. Окна первого этажа почти вровень с землей, мутные стекла за серым штакетником.
- Пять минут третьего. А где милиция? - Юля разглядывала дом примерно так, как русские туристы смотрят на стоянку бедуинов в египетской пустыне. Шоу началось. Я мигнул оператору, он закинул DV-cam на плечо и навел объектив на Юлю.
- Опаздывают. Может машину забрали на труп, а может нет бензина. Мы в таких случаях идем на штурм сами.
- А что надо делать?
- Все просто. Включаешь камеру, берешь микрофон, стучишься в дверь и заходишь. Предупреждать о съемке, естественно, не надо. Это называется «лайф». Очень украшает сюжет.
- Подожди, - вмешалась Люба. - По закону ведь мы не имеем права снимать несовершеннолетних без согласия родителей.
- Не совсем верно. Без согласия их законных представителей. А родители прав уже лишены. Законные представители в этом случае – государство, то есть милиция. А с ней мы договорились.
- Вот именно, милиция. - вставила Юля. - Они подъедут, а нас нет.
- Разберутся, не маленькие. Ну так что – пойдешь сама или будем ждать?

В обычной жизни это называется брать на слабо. С такими девушками как Юля номер не проходит. Но – камера включена и отказ означает капитуляцию. Я обещал быть безжалостным. Показывать все их ляпы и косяки. Выжить должен сильнейший. Юля сделала вид, что заходить без спроса в жилище алкоголиков для нее обычное дело, взяла в руки микрофон и бодро поковыляла в сторону крыльца. Перед дверью она оглянулась. Я ободряюще улыбнулся, мол, не переживай, мы плохого не посоветуем, все под контролем.

Дверь была открыта. Девушка и вся съемочная группа протиснулись в прихожую. Пара детских курточек на гвоздях, голая лампочка, догорающая от стыда, щели в полу толщиной с палец. Я всерьез испугался, что Юля оставит здесь свои туфли.
- Есть тут кто нибудь?
Тишина. Несколько шагов вперед, съемочная группа перемещается в комнату.
- Хозяева есть дома?
- Да вот же они, - я махнул рукой в сторону продавленного дивана около печки. Под одеялом лежали мальчик и девочка лет пяти-шести. Операторы нервно засопели. У меня мелькнула мысль, что мы делаем что-то не так. Несколько секунд был слышен только скрип половиц – гости и хозяева растерянно разглядывали друг друга. Огонек на одной из камер погас. Но Юля решила иначе. Это был ее шанс, и только ее. Она шагнула к кровати, присела и, протянув руку с микрофоном к лицам детей, задала свой первый журналистский вопрос:
- Скажите, а как вам здесь живется? - ничего тупее, по-моему, придумать было нельзя. Но девочка, по виду младшая, оказалась лучшим интервьюером.
- А вы из милиции?
- Нет, мы с телевидения.
- А что такое... еле виденье?
- Ну, это то, что показывают по телевизору. Вы же смотрите телевизор. Мультики, спокойной ночи малыши?
- Мы не смотрим ничего. Мы книжки читаем. Саша умеет читать, а я смотрю картинки. А вы не заберете нас в милицию? Мама говорила, что если мы будем плохо себя вести, нас заберут в милицию. И мы никогда не увидим маму. Но она сказала, что никому-никому нас не отдаст. Вы правда не заберете нас от мамы? Потому что она будет плакать. Она часто плачет, долго, и я тоже. Мы будем всегда хорошо себя вести. И мама у нас хорошая, не надо нас забирать. Вы ведь правда не заберете нас?
- Нет, мы не заберем. А где ваши родители?
- Мама пошла к бабушке. Она конфеты принесет. Она обещала.
- А папа где у вас?
- Папа от нас ушел. Мама его ругала, и он от нас ушел.
- А ваша мама пьет?
Девочка натянула одеяло на глаза. Мальчик сжал кулак. Дура, что же она делает? Остановить? Но мы же сами затеяли это.
- А вы правда кушали... еду для собак?
- Уйди! Ты злая! Ты... Клыса!
Мальчик отбросил одеяло, соскочил с кровати и теперь стоял напротив подавшейся назад Юли, сжав кулаки. Казалось, сейчас он бросится, но в этот момент в квартире появились новые гости.

- Так, телевидение я прошу покинуть помещение, - за спиной женщины уже минуту стояла крупная тетка с бюстом матери героини под синей милицейской рубахой. Чуть дальше еще двое в потускневших фуражках над стертыми лицами. Инспекторша почти кричала, как все, кто работает с детьми. Но если бы она говорила шепотом, ее приказание мы бы выполнили не менее быстро. Я выходил последним. В коридоре милиционерша прошептала: - Совесть имейте, детки же. Мать-то нормальная, муж у нее наркоман, все унес из дома. Мы тут все оформим, а потом уже с вами.

Толкаясь, мы вывалились на улицу. Операторы уже не снимали. По лицу Юли гуляли пунцовые пятна. Люба отошла в сторону.

- Ну вот, такая у нас работа.
- Я сделала что-то не так?
- Да нет. Обычное дело. Бывает и хуже. На меня как-то айсоры наехали - это такой народ с Кавказа. У них два клана воевали, и мы влезли в эту чурбанскую канитель. Что-то такое мы сказали в новостях, что по их традициям считается чуть ли не кровным оскорблением. Так ждали меня с ножами под окнами. Ничего, поговорили потом со старейшинами.
- И что теперь делать?
- Подождем как менты закончат, инспекторшу запишем, поснимаем снаружи, внутри картинка есть. Да и из рассказа девочки можно постричь кусочков. Нормальный сюжет будет. Главное, эмоций поменьше. Если бы по каждому поводу переживали, подохли все давно уж от инфаркта.

Конечно, сюжет будет нормальный. А иначе и быть не могло. Ведь это я просил милицию опоздать на полчаса.

5.

Если вы никогда не были в ящике, для вас обитатели заэкранья – люди с песьими головами. Вы ждете от нас точности - в отражении своих представлений о жизни. Не дай бог поставить ударение не там, где ставите вы. Не дай бог отругать власть чуть меньше, чем критикуете вы, с приятелем в бане. Вы видите в нас охотников за жареными фактами. В лучшем случае инопланетян. Иногда вы даже просите автографы. Или тычете пальцем на улице.

Наша телекомпания расположилась в типовом здании бывшего НИИ. При входе посетителей встречает электронная вертушка с бабушкой вахтером. Дальше коридор с фотографиями звезд, политиков, спортсменов вперемешку с дипломами давно забытых конкурсов, благодарственными письмами и прочей ерундой. Если пройти по коридору до конца, упираешься в ньюс-рум – комнату журналистов.

Это обычный офис с кофе-машиной, компьютерами, телефонами. Впрочем, некоторое отличие есть. На компе криминального корреспондента выстроились в ряд стреляные гильзы, сувенир из Чечни. Рядом фото с начальником автоинспекции, которую парень хочет прикрепить на лобовое стекло пока еще не купленного автомобиля. Стенка спортивного обозревателя увешана футбольными календарями за последнее десятилетие. Тут же распечатки из интернета на тему «почему футбол лучше секса». Спец по политике на стену не вешает ничего, зато его стол завален пыльными пресс-релизами и буклетами кандидатов с последних выборов. Фотографий детей и возлюбленных нет ни у кого. На общем столе микроволновка и гора грязных тарелок. Пообедать по-человечески удается нечасто.

Утром в ньюс-рум тихо. Журналисты греют пальцы о кружки с чаем и кофе, читают мэйлы и новостные сайты. Лишь время от времени гудит принтер, распечатывая заявки из коммерческого отдела на джинсу – заказные сюжеты, криминальные сводки и планы мероприятий. Изредка звонит телефон.

Ближе к обеду пение телефонов становится настойчивым, журналисты ругаются с операторами, редакторами и водителями, убегают на съемки, возвращаются, расписывают кассеты, хохочут и делятся слухами. Вечером все звуки вытесняет нервный стук клавиш. Несколько минут редакторских экзекуций и – монтаж, где текст уже правится от руки (не заметили повторы слов, ляпы редактора, перепутали фамилию), где вечная мука нехватки одного плана и ухмылка монтажера.

Реалити-шоу сбило СТВ с привычного ритма. Как будто трое барабанщиков начали репетицию по соседству. Один взял меланхоличный бит, другой зарядил три четверти, а третий дубасит трэш, выбивая дробь по бас-барабану.

Компанию взбудоражил приток свежей крови. Мужская половина без каких-либо просьб взялась посвящать участниц шоу в тайны телевидения. Женская поспешила в магазины и салоны – прихорашиваться. В редакции то и дело вспыхивали споры, кто из участников симпатичнее, а кто умнее, кто достоин победы, а кому пора домой. Люба перестала умничать и целиком погрузилась в игру. От нее зависело, какими предстанут участники перед зрителями. Я больше не ездил на съемки, но и таких проколов, как с Юлей, уже не было. Конечно, скандал был делом моих рук. Но кто же знал, что матери не окажется дома? В подобных семьях дети, уставшие от голода и побоев, обычно сами бывают рады приходу милиции.

- Показывайте, Спилберги, - я зашел в аппаратную видеомонтажа, чтобы посмотреть сюжет про первую участницу реалити-шоу. Всю неделю Люба следила за реалистами, вылавливала интриги и лепила характеры.
- Смотри, по-моему, неплохо, - грузный от сидячей работы монтажер, с баками и самурайской косичкой нажал на пробел. По экрану побежала вертикальная линия, отсчитывая кадры репортажа.
На первом плане Юля с испугом смотрит на деревянный дом. На следующем изящные ноги девушки неуверенно ступают на крыльцо. Любин комментарий о запоздавшей милиции под тревожную музыку с пульсирующим басом. В профиль – удивление на юлином лице, камера отъезжает и дает панораму комнаты с грязными колготками в углу и прожженным половиком посередине. Первый кусок интервью с девочкой. Едкий коммент Любы об этике. К басам добавляется взрыв электрогитары. Мальчик вскакивает с кровати...
- Стоп, стоп.
- Что-то не нравится?
- Лично мне нравится. Даже очень.
- Так в чем же дело?
- Видишь ли, у тебя получилась трагедия. А у нас развлекуха. Рейтинги развлекательных программ растут, а информационных падают. Для нас на первом месте что? Рейтинг.
- Но ты же хотел соплей, жалостливую историю. Вот она тебе.
- Вот именно, соплей, мейнстрима... А тут страсти хлещут, Шекспир какой-то. Страсти в ее сюжете будут. Проще надо быть. Значит так. Детей убирай нафиг. Права ты была, некрасиво это. Мать еще в суд подаст. Давай-ка лучше над Юлей этой поработаем. Где там у тебя план, как она падает?
- Шестой план, мы его не брали.
Монтажер запустил видео, где девушка подходит к автобусу, с трудом открывает массивную дверь и ставит ногу на подножку. В этот момент каблук соскальзывает, Юля теряет равновесие и падает – прямо в руки оказавшегося рядом водителя. Все хохочут.
- Супер, теперь замедли.
Несколько щелчков по клавишам, и то же видео пошло с замедлением процентов на тридцать.
- Давай с другой камеры. И тоже замедли.
Теперь на экране девушка неестественно долго, как пьяная, искала ступней подножку, тянула тело внутрь и, выгнувшись, летела с выражением испуга на поглупевшем лице. Потом то же самое, но со спины.
- Теперь бы музычку какую-то другую подложить.
- Girl, You ll Be A Woman, - напела Люба и усмехнулась.
- Это из «Криминального чтива»? Что-то вроде «девочка, ты скоро станешь женщиной»? Гениально! Теперь все про детей выкидывайте, берите все ее оговорки – и лайфом. А вот все проходы, особенно где грудь колышется, замедлите. И под музыку.
«Странно, сегодня Люба не возникает. И вроде бы как ей нравится идея. Ни хрена не понимаю в этой жизни».
- Сейчас я только текст набросаю новый.
- Давай, а я пока посплю.
В монтажной стоял большой диван. В жаркие дни, такие как сегодня, хорошо было рухнуть на него и задремать под гудение кондиционера.

«Girl, You ll Be A Woman», - пел голос из далекого прошлого в моей голове. Глаза закрылись сами собой. В темноте проносились какие-то вихри. Смерч. Вокруг меня смерч. В центре смерча есть точка покоя. Я попал в нее, но что же так хочется тронуть воронку? Пальцы коснулась живой стены. И вот меня тащит наверх, с грязью и пылью. Казалось, я взлечу в небеса, но смерч, подняв меня в высоту, бросил назад. В точку покоя.

Я вздрогнул. Привидится ж... Сюжет был готов. Просмотрел наскоро – все отлично. Все просто отлично. Завертелось. И ведь это все придумал я, это я дергаю за ниточки моего маленького кукольного театра.