Клитор Кандализы Райс : продолжение предыдущего высера

Я готов признать, что Ахмет говорил чистую правду. Он действительно был профессионалом и я уж не знаю каким он там был экскурсоводом, но вот террористом он был первоклассным. К сожалению, по этому мастерству пока еще не аттестуют, впрочем, я точно не знаю. Наверняка зеленые братья и их хитрые духовные вожди в тюрбанах придумали иерархическую лестницу для своего ремесла, снабдив ее ступени пышными и велеречивыми титулами. Из всей их идеологии я знаю лишь, что в точности означает словечко «шахид», да и то потому, что мне доводилось допрашивать несостоявшихся, обезвреженных шахидов еще в той моей, прошлой жизни. Если бы Ахмет узнал об этом, то хозяину забегаловки пришлось бы отмывать пол от красненького, что вылилось из меня, но Ахмет думал, что работает на дружественную славянскую группировку антироссийского профиля, и поэтому он приехал по местным меркам быстро. Через два с половиной часа после моего звонка. Это действительно очень быстро, ибо скорость времени в таком жарком климате замедляется, постоянно находишься на границе принятия решения стать философом и разобраться со временем раз и навсегда, заставив его полностью остановиться, словно мгновение Фауста. Потом, уже после того, как Ахмет осчастливил меня своим прибытием оказалось, что он совсем не против чего-нибудь перекусить и также выпить убийственного местного кофе, против которого у него и у его соплеменников наличествует явный иммунитет и они пьют его от рассвета до заката словно простую воду. На кофепития Ахмет щедро потратил еще часа два, но я и виду не подал, что чем-то недоволен. Самое отвратительное – это попасть к кому-то в зависимость и понимать, что выхода из нее, пусть и до поры – не существует. Я послушно пил кофе, отвечал на разнообразные вопросы уровня «А за сколько в Америке можно купить хорошее седло для ишака?» и терпел… Всему когда-то придет конец, был он и у нашей беседы после которой я оказался в кабине белой «Тойоты» на заднем сиденье:
- Постарайся заснуть, - великодушно предложил Ахмет, - останавливаться не станем до самого Танжера, так что можешь покемарить.
При этом он тут же включил радио и принялся подпевать вслед за всеми местными песенками, состоящими из мотивов, однообразных как узелки марокканского ковра. Я закрыл глаза и вспомнил, что Господь терпел и нам, уродам, велел. Это меня успокоило, я действительно ухитрился заснуть и проснулся только на въезде в Танжер, да и то оттого, что Ахмет видимо очень самоуверенно вошел в узкий уличный поворот, немного не вписался и «Тойоту» с визгом занесло.
- А?! Что такое?! – Я жалко выглядел спросонья. Признаюсь, чего уж там… Но чудаку Ахмету все было до третьего верблюжьего горба и он продолжал гнать по улице, ширина которой едва превышала ширину автомобиля. Пролетев не менее десятка кварталов и проигнорировав все светофоры Ахмет осадил перед белым, как и все прочие, домишком:
- Вот. Поживешь здесь пару дней. За это время достану тебе все, что полагается для беспроблемной жизни в Европе. Извини, раньше подготовиться не мог, было много других, важных дел. Сегодня вечером к тебе заскочу и расскажу. А пока расслабляйся: бар, хорошая баня «хамам», могу привезти девку.
- Местную?
- Нет! – Ахмет аж подпрыгнул и ударился головой в потолок машины, - Наши женщины этим не занимаются! Ты в своем уме, они же мусульманки!
- Прости, я не хотел тебя обидеть. Нет, правда, мне неловко. Извини.
- Украинку или молдаванку. Это бизнес моего брата и он процветает. Так ты будешь девку, или нет?
- Не буду. Устал, - солгал я, а сам в очередной раз с трудом сдержался, чтобы не показать этому ублюдку, что для меня значит такой, как у его брата «бизнес». Да и не готов я был к подобному общению. После многолетнего воздержания отчего-то хочется по-настоящему влюбиться. Так, чтобы щемило сердце и ночами не спать. Чтобы лететь на такси в ночном ненастье через весь город и, не дождавшись пока придет лифт лететь по лестничным маршам отсчитывая таблички этажей и все для того, чтобы прижавшись ощутить через тонкий, второпях наброшенный домашний халат родное, теплое, восхитительное тело любимой и запах ее рассыпанных по плечам светло-русых волос. Какая тут к чертовой матери украинка, при таких-то раскладах, а? Не топчите цветы моей души своими грязными ногами, уважаемый брат брата «бизнесмена», а то я ведь и расстроиться могу. Что с меня взять, с ненормального?
Ахмет пожал плечами, мол «не хочешь – не надо», провел меня в дом: белую мазанку с земляным полом, показал, где во дворе находятся «удобства», повторил, что вернется дня через два – самое большее и, громыхая каким-то хламом в открытом кузове «Тойоты» уехал восвояси. Я осмотрел свое пристанище. В целом неплохо, настоящее средневековое жилище в старом городе: белые стены, повсюду вышитые цветные половички, бесчисленные диванчики в каждой комнате – комфортно, если не принимать во внимание те самые «удобства во дворе». В баре я нашел бутылку виски, плеснул себе в чайную пиалу, так как другой, подходящей посуды мне обнаружить не удалось, но запах виски показался мне немного странным. Вместо любезной моему сердцу сивухи в чистом виде, к ее запаху примешивался какой-то другой, горький, словно в виски развели изрядное количество пенициллина. Я решил не искушать судьбу и вылил содержимое пиалы прямо на пол, все равно он земляной. Не разу раньше не видел, чтобы виски шипел, словно в него напихали карбида. Тем более от лужицы на полу шел дымок: видимо от встряски началась какая-то химическая реакция. Мои смутные сомнения развеялись: виски был отравлен, и мне очень захотелось прямо сейчас видеть перед собой гостеприимного Ахмета придумывающего убедительное объяснение этому обстоятельству.
Я вышел во двор, осмотрелся: высокий, метра в два с половиной высоты глухой забор – граница с соседями, в заборе одна единственная калитка, в калитке вырезана смотровая щель похожая на тюремную с той лишь разницей, что заслонка находится с моей стороны. Я отодвинул заслонку, поглядел сквозь щель и почти не удивился тому, что прямо напротив калитки, вплотную прижавшись к противоположному забору левой стороной, стоял «Гольф», а из него за калиткой внимательно наблюдали двое. Я угодил в крысоловку…

Илья ввинтил в пепельницу окурок, посмотрел на экран компьютера, отчего-то поморщился и после «крысоловки» поставил точку, буквально воткнув палец в кнопку на клавиатуре. От этого вместо точки получилось многоточие:
- Хорошая примета, - пробормотал Илья, - многоточие всегда надежда на продолжение.
Он схватил со стола пачку свежеотпечатанных листков, кинул эту пачку в портфель и вызвал машину. В назначенный час все они, за исключением Феликса, который сослался на неотложные дела, встретились в ресторане. Ванечка выглядел несвежим и часто выходил из-за стола по естественным надобностям. Все отнеслись к этому с пониманием.
Читка сценария проходила в расслабленной, доброжелательной обстановке и несмотря на сумеречное состояние содержание произвело на Ванечку нужное впечатление. Он вдохновился и заказал коктейль с водкой.
- Обычно я не похмеляюсь, так как считаю это мещанством, - оторвавшись от коктейльной соломинки, извинительно сообщил Ванечка, но сейчас мне нужно быстро придти в себя, чтобы понять, что я не ошибся и мне действительно все нравится.
После первого коктейля последовал второй, третий и даже четвертый. Ванечка пылал от вдохновения, и от него занялись все присутствующие, и даже Илья, изначально настроенный к собственной идее критически, даже он заразился Ваничкиным порывом.
- Я вижу! – зажмурившись, распевно говорил молодой режиссер, - себя в монтажной. Я работаю над своим фильмом, он принесет мне славу.
- Так вы согласны? – Илья почувствовал, что между лопаток прокатилась ледяная капля, а в горле стало сухо до скрипа гортани.
- Разумеется! И даже не важно, что пока нет концовки. Вы допишите сценарий в процессе подготовки к съемкам. Осталось только найти инвестора и можно делать контракт. Эй, кто там? – один коктейль сюда.
(пробел)
Туалет стыдливо притаился в углу двора – это был сколоченный из досок пенал, также выкрашенный белой краской: бюджетный, «дачный» вариант. Сидя в туалете, я силился сосредоточиться на плане своего спасения, но с этим не получалось, а вместо инстинкта самосохранения точила голову мысль о сложности собственной личности. Что мешает мне спустить в унитаз всю эту затею с полонием, дернув за шнурок, висящий тут же, справа от меня? Россия – мой сутенер, она забрала у меня все, как у проститутки забирают паспорт, и заставила торговать душой по заграницам. Так не лучше ли будет освободиться от ее влияния и стать невозвращенцем? Семьи у меня нет, родители мои давно умерли, в доме наверняка живут другие люди – мне некуда возвращаться. И я остался бы, тем более, что заградительный отряд в лице Шурика был уничтожен, никаких препятствий. Но в качестве кого? Официанта второсортного кабачка «а-ля рюсс»? Бомбилы-таксиста? Сантехника в отеле? Нет уж. Пусть Россия проехалась по мне асфальтоукладчиком – не беда, все же это Родина и я отчего-то верю, что в моих силах восстановить свое отутюженное катком имя. И сидя здесь, в жалком дощатом сортире, в забытом цивилизацией городе страны, которая лишь недавно формально перестала быть колонией, я понимаю, что не мне бежать некуда, кроме как назад. Туда, откуда прибежал, в Россию. И ничего, что путь этот будет долгим – я его одолею. Вот только вопрос: откуда начать? Я блокирован в доме до прихода Ахмета. Принимая во внимание бутылку отравленного, а я в этом совершенно не сомневался, виски у него на мой счет не самые человеколюбивые намерения. Видимо, когда он обнаружит, что я не подох от того, что все мои кишки расплавились, то устроит что-то наподобие «у кроликов ценный мех и не менее ценное мясо». Его архаровцы из «Гольфа» подвесят меня к потолку и Ахмет начнет снимать с меня кожу, с живого, полосками по сантиметру. Его будет интересовать цель моего путешествия, но и получив ответ, он не успокоится до тех пор, пока я не буду напоминать персонаж фильма для людей с крепкой психикой.
А может быть, я преувеличиваю. Может и виски не отравлен, а просто он «паленый». Изготовленный подпольно где-нибудь неподалеку, да вон, хоть и в соседнем дворе. Может быть парни в «Гольфе» просто остановились и поджидают кого-то, например, своего приятеля или, если это все же люди Ахмета, то он оставил их здесь для моей же безопасности. Может быть. Я не знаю. В моей скверно работающей голове все давным-давно перемешалось - это шизофрения, я знаю. Но она же обострила подозрительность и жажду жизни. Не стану искушать судьбу и доверять ее Ахмету. Я же не мадам Кюри, которая заболела лучевой болезнью ради проверки своей идеи. Хотя и я, ради идеи готов на многое.
В Танжере, даже в старом городе есть канализация. Вот только устроена она немного не так, как обычная. Это тоннель двухметрового диаметра, стенки которого выложены кирпичом и лишь поверху, через определенные интервалы проделаны отверстия. Отверстия эти, без всякого переходника в виде старой доброй фекальной трубы сообщаются с местами общего пользования – собственностью жителей старого города. В тоннеле множество ответвлений и каждое обслуживает по нескольку туалетов, дерьмо из которых прямиком, без всякого смыва попадает по назначению. Я дико извиняюсь, что приходится столь подробным образом описывать все это, но в тот момент для меня эти подробности вовсе не казались излишними, так как бежать я решил именно через канализацию. С помощью найденного в доме молотка я расширил отверстие и вместе со свинцовым чемоданчиком храбро прыгнул в неизведанное.
Запахи желтого автобуса по сравнению с этим местечком были все равно, что ароматы парфюмерного магазина на Елисейских полях. Я, по максимуму не стану освещать все пикантные нюансы своего путешествия по канализационному коллектору, построенному, наверное, еще во времена покорения маврами Испании. Скажу лишь, что в тогда никто особенно не заботился об экологии и передал эту беспечность по наследству потомству. Потомство ничего не стало делать с тем, что все нечистоты из стоков старого города сливались прямо в океан и славно! Потому, что вместе с нечистотами в океан слился я, собственной персоной.
Сидя на берегу возле костерка, который я соорудил из каких-то иссохших прибрежных кустов вспоминал хрестоматийные примеры из школьной литературной обязаловки: «Герой нашего времени», «Белеет парус…» и что-то еще. Правда там, в этих примерах у романтического сидельца обязательно было чего пожрать, а у меня желудок, кажется, уже переварил сам себя и лишь иногда уныло подвывал в унисон океанскому прибою. Сперва кричали чайки, затем они подались на ночевку, а я все продолжал сидеть у погасшего костра, и не было в моей голове никакого плана на будущее.
Когда нет мыслей о том, что последует дальше, то можно просто лечь и постараться заснуть. Если получится проснуться, то, наверняка, картинка обновится. Я завалился на правый бок и принялся дергать ногой – обычно этот способ помогал заснуть, помог и в этот раз. Я спал и видел во сне Витю Бута – человека легенду для многих, а для меня просто знакомого толстого Витьку, однокашника, с которым мы вместе учились, служили, пили водку, а после разошлись по идейным соображениям.
Мы вместе учились в институте военных переводчиков. Я был первокурсником, а он уже тогда прошел практику в Мозамбике. Именно там Витя понял, на чем можно делать деньги. На поставках оружия дикарям. Дикари всегда воюют – таков их социальный максимум. Он вернулся в Москву и в течение трех месяцев создавал схему, знакомился с высшими офицерами Министерства Обороны, обрастал фантастическими связями. Бут всегда имел потрясающий дар убеждения, был гениальным коммерсантом, а это редкость среди военных, которые и рады бы наживаться, но не владеют технологией безопасной сделки. Витя взял на себя все риски: человеком он на тот момент был гражданским, так как немедленно после окончания института из армии уволился, ему ничего не грозило. Он ураганом прошелся по военным складам распавшегося Советского Союза, он контрактовал огромные партии автоматов, зенитных ракет, миллиарды патронов – все, чего жаждали дикари, чтобы больше и эффективнее уничтожать друг друга. Бут отправил первые военно-транспортные самолеты в Анголу, продал все «с колес», а самолеты не вернул. Вместо этого он привез доллары, и самолеты испарились из военных документов, словно их никогда там не было. Официально Бут занимался перевозкой цветов из Южной Африки в Арабские Эмираты, но на самом деле цветы его пахли порохом. Бут продает «Калашниковы» всем, не испытывая ни к кому никаких симпатий или антипатий. Он бизнесмен, а бизнес не ведает эмоций. Однажды им всерьез заинтересовалось ЦРУ. Произошло это после того, как Бут сорвал выгодный для Америки контракт с африканцами перебив цены, и знакомые с арифметикой дикари закупили все в чем нуждались их армии у Вити. Вначале американцы планировали его физическое устранение, но у них ничего не вышло. Витя пережил восемь попыток покушений на него американцами, но всякий раз его собственная контрразведка помогала ему уйти от опасности. Он был и остается неуязвимым другом всех крупнейших мировых бандитов, он стал неофициальным, но очень большим другом Америки после того, как «Локхид-Мартин» предложил ему стать партнером. «Так будет лучше для бизнеса»: рассудили акционеры «Локхида» и ЦРУ забыло о Буте. Витя нужен всем, он умрет от старости, а трое его детей отлично впишутся в компанию уставших от жизни миллионеров французской Ривьеры…
Проснулся я от пинка в ребро. Спружинившись, откатился в сторону, вскочил на ноги, быстро осмотрелся. Четверо оборванцев: огромные голодные глаза, тощие руки и недобрые намерения. Один вооружен куском железной трубы, двое других длинными ножами. Кой черт им от меня нужно? Неужто не знают, что голодранец голодранца трогать не должен? Не по понятиям это, так сказать. А кто понятия нарушает, тот неправ. Я «достал» обладателя куска трубы ударом ноги между ног: подлый прием, но выбора не было. Он скрючился, и я выхватил у него его оружье. «Отоварил» трубой тех, двоих, расколов им головы, а тому, чьи яйца растеклись по штанинам, я засунул трубу прямо в пасть и провернул ее два раза. Люблю я русских классиков. Помните: «и там два раза повернуть мое оружье»? Да и ситуация примерно совпадает: там зверь напавший на Мцыри, здесь трое придурков, в которых не осталось ничего человеческого. Кто они?
На этот вопрос ответ нашелся спустя минуту: вытащенная на берег резиновая лодка с мотором. В лодке весла, канистра бензина, продукты, завернутые в полиэтилен гроши: две с половиной сотни евро, видимо «общак» этих мореплавателей. Документов никаких, так что картина ясная: собрались эти трое в Европу. И учитывая их наклонности, для Европы их прибытие добром бы не кончилось.
Столкнув лодку в океан, я уселся поудобнее. В институте военных переводчиков учили, как ориентироваться по звездам, а небо надо мной было щедро ими усыпано. Меня ждал Кадис, белый испанский город и сто сорок морских миль. Шансов добраться до Кадиса не было никаких. Я подкрепился и дернул стартовый шнур мотора. Попытка не пытка.