Hren Readkin : Игра в ящик. Гл. 11, 12, 13 + СТ

11.
- Доброе утро, доброе утро. В эфире программа «Новый поворот», в студии Елена Ядова и Игорь Правдин-Маткин! И сегодня наш гость главный редактор телекомпании СТВ Антон. Тема нашей сегодняшней беседы «Блеск и нищета региональных реалити-шоу». Антон, надеюсь простит меня за столь жесткую формулировку…

Антон, конечно, простит. Что такое формат сам знаю, не дурак. Как она может так щебетать в такую рань? На часах было 8 утра – народ ехал на работу, стоял в пробках и, надеюсь, купался в волнах нашего радиоэфира. Лене я завидовал белой завистью: слова еще не успевали долететь до микрофона, как ее тонкие, но очень подвижные губы рожали новые. Фразы она рубила с такой агрессией, что, казалось, скажет сейчас «Мальчики, я пошла в сортир», и зрители, тьфу, слушатели, проглотят это с немым восхищением и терпеливо дождутся возвращения звезды в эфир. Минут десять мы произносили общие слова, а потом Лена, наконец, спросила.

- Антон, у тебя ведь, насколько я понимаю, скандал на программе? Один из участников рассказывает о, эээээ, неприглядной изнанке вашего проекта в своем интернет-дневнике под именем «Алиса». Ты знаешь, кто это?
- Конечно, Лена, я давно догадался. Но у него своя игра, у меня своя и я не раскрываю карты. Знаешь, когда сотни людей смотрят программу, чтобы угадать, кто же из них предатель, это идет на пользу проекту.

- То есть ты готов терпеть публичную порку ради популярности своей программы? А ты не хочешь ответить им в форуме в стиле «ну и дураки же вы все»?
- Зрители имеют полное право обсуждать и даже осуждать телевидение. Мы же не миллион долларов, чтобы всем нравиться. Калигула говорил: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». А я скажу «Пусть ненавидят, лишь бы смотрели».

«…смотрели рекламу. И чтобы заказчики снова несли нам свое бабло. Алиса прав, мы вас разводим. Но разве кто-то сегодня живет по-другому?»

- А нет ли соблазна почувствовать себя Демиургом таким, творцом реалити-шоу…
- Карабасом-Барабасом, - вставил я.
- Карабасом-Барабасом, ха-ха, с плеткой! Потому что во-первых большой соблазн, во-вторых, есть такая техническая возможность..
- Лен, ты хочешь сказать, что Антон может повлиять?
- Ну конечно, Антон может повлиять! И мы этого даже не заметим! И выберут журналиста не зрители, а Антон! Они ведь черт знает кого могут выбрать!
- Могут. Но я ни на что не влияю. Мне самому интересно, совпадут ли мои пристрастия и выбор зрителей.
- А если они выберут того, кто тебе не подойдет?
- Будем учить, мучиться, мнение зрителей свято.

- Да ты какой-то мазохист, Антон! Демиург-мазохист, согласившийся на добровольную пытку зрителями. Кстати, о зрителях, вы рейтинги замеряете? Может, программу-то никто и не смотрит?
- А вот тут, Елена, ты не права. Средний рейтинг первых четырех недель у нас почти как у «Дома-2»
- И ты не боишься об этом говорить? Я ждала, что ты скажешь: у нас в два раза больше!
Как и большинство людей, близких к телевидению, но не посвященных во все его тайны, Лена полагала, что рейтинги рисуют директора телеканалов для запудривания мозгов рекламодателям.

- Лена, ну ты все-таки наверно должна понимать, что потенциально аудитория «Дома-2» куда больше. Так что наши реальные рейтинги – это большой успех.

Где это я научился так вдохновенно врать? Или это радиостудия так на меня повлияла? На пороге довольно убогой каморки с микрофонами я испытал почти священный трепет. Впрочем, гости наших программ не раз рассказывали мне, что совершенно меняются под светом студийных фонарей. Я, видимо, попал под радиогипноз.

А кому вообще нужна правда? Только тому, кто произносит ее в данный момент. Он испытывает огромное нервное возбуждение, ибо правду в приличном обществе говорить не принято. Он думает, его правда изменит мир, а значит он кому-то нужен. Он видит себя особенным, решившимся на правду. В общем, полная клиника. Кстати, с враньем примерно та же история, только наоборот.

- Антон, я хотела бы признаться – у меня есть мечта. Вот если бы у меня было свое телевидение, я бы тоже сделала свое реалити-шоу. Это было бы интеллектуальное шоу – собираются интеллектуалы и говорят о том, что на самом деле важно для страны.
- И рейтинг у твоего шоу был бы – ноль, - прервал я мечтания радиоледи.
- Это почему, интересно?
- Телевидение движется в сторону инфотеймента. Модно говорить о том, какие телевизионщики аморальные, но мы всегда ориентируемся на рейтинги. Какой смысл делать хорошую, духовную, если хочешь программу, которую все равно никто не будет смотреть, если зрители все равно переключат на кровищу?
Но вы должны сами чувствовать ответственность перед обществом. Так или иначе, но телевизор влияет на людей. Как и интернет, и радио, но телевизор сейчас сильнее всего. Вот я смотрела опросы общественного мнения, и знаешь, Антон, шестьдесят пять процентов наших сограждан высказываются за введение цензуры! И не политической, а нравственной. Чтобы защитить детей в первую очередь от потока насилия, грязи, которую они впитывают с экрана.
- Ты еще скажи, что детская преступность растет, потому что мы про нее рассказываем. Во времена Чикатило была первая программа – по ней показывали съезд КПСС, и вторая – там Лебединое озеро шло в это время. Или может ему в школе рассказали, как органы у девушек вырезать и кушать? Знаешь, фантазия может такому научить, что ни один криминальный канал не покажет. Вопрос в том, что люди слишком легко расстаются со своей свободой. Им надо детей воспитывать, но ведь это трудно, легче посадить киндера перед теликом и свалить все на ящик. Можно в театр пойти, но зачем, когда есть кнопка. Можно выбрать порядочного человека в депутаты, трудно, но можно. Но ведь диктор лучше знает, кто хороший, а кто плохой. Раньше царю батюшке свободу отдавали, чтобы самим не думать, а теперь вот ящику. Потом царя, правда, расстреляли, чтобы виноватыми себя не чувствовать. С телевизором сейчас то же самое. Не хочешь смотреть – не смотри. Не хочешь, чтоб дети смотрели – води их в театр.
- Елена, а вот если ты сделаешь свое реалити-шоу, ты не боишься вообще-то в кадр? – вклинился в диалог Правдин-Маткин. Обычно он лез в эфир со всякой политкрамолой и Ядова постоянно его затыкала. Сегодня тема была нейтральной и Лена милостиво позволяла Игорю выговориться. - В телевизоре, мне кажется, все начинают вести себя неестественно.
- Ой, не знаю, Игорь, - Елена вздохнула совершенно по-женски. - Мне кажется, сколько видела себя в кадре, что меня телевизор уродует…

У меня мелькнула мысль, что телевизор уродует не только Лену Ядову, а всех, кто в него попадает. А те, кто в нем работают, с годами и вовсе становятся законченными уродами.

- Антон, а тебе не жалко твоих начинающих журналистов? Ты ведь дураками их выставляешь, так ведь, Лена, если по-честному?
- Знаешь, Игорь, они знали, на что шли. Назвался Друзем – полезай в ящик. Я легкой жизни никому не обещал. Ты же сам знаешь, что журналистика – грязный, тяжелый и неблагодарный труд, где спасибо за сюжет тебе скажет один, а сто станут твоими врагами. Это борьба, это жизнь. А в борьбе всегда есть победители и проигравшие. А сколько реальных журналистов жизнь сломала?

- А скольких убили? Не говори, Антон, в нашей стране, где над нами всеми висит статья о пропаганде экстремизма… - Елена начала свою любимую песню - тяжела и неказиста жизнь простого журналиста в тоталитарной стране. Но я-то, как бывший министр культуры Михаил Швыдкой готов был еще и еще повторять: Пусть страна, пусть начальство, пусть подчиненные, пусть бабки, пусть… Все равно: ЖИЗНЬ_____ ПРЕКРАСНА!

Я попросил водителя остановить у Макдональдса. Чтобы успеть на эфир, пришлось встать в шесть утра, так что позавтракать не удалось. Теперь мне хотелось насладиться успехом в обществе молочного коктейля и картофеля по-деревенски. У нас же все-таки деревенское ТВ. Я включил вырубленную на время эфира мобилу, и к своему удовольствию обнаружил там несколько смсок – «Новый поворот» был популярной программой в нашем городе.

- Эй парень, дай на боярышник, а, - передо мной стоял зачуханный мужичонка с рваным полиэтиленовым пакетом в руках. Откровенно. Обычно они рассказывают истории. А тут сразу на боярышник. Не раз читал, что попрошайки – лучшие психологи. Видимо, не все.
- Нет, - холодно ответил я и отвернулся
- Мяса вот есть три килограмма. Тебе мясо не нужно? Может собака есть. Дай а? Помираю, честно.

«Новый Чикатило. Убил кого-нибудь и на мясо. А денег у убиенного при себе не было. И теперь мясо без боярышника не идет» - привычно выдал мозг версию событий. «Боже, до какого же цинизма можно дойти».
- На, бери, - я протянул ему червонец, потому что именно столько и стоила бутылка лекарства «Настойка боярышника» - абсолютного, единоличного и недосягаемого лидера продаж медикаментов в России. Во взгляде мужика читалось: «Мал ведь, бля, а знает. Видно, сам такой, просто при деньгах сегодня».
– Только завязывай ты с этим, а то подохнешь скоро.

Хорошо быть хорошим, когда тебе хорошо. Мужик растворился, но дойти без приключений до американского рая быстрой еды мне сегодня было не суждено. Путь преградила молодая цыганка с девочкой лет семи.

- Эй, молодой, красивый, дай для ребенка.
Я уже понял, что завтрак в Макдональдсе мне обойдется несколько дороже обычного, и потому молча протянул цыганке десятку. Казалось, она обрадовалась, но уходить не спешила.

- Ай, дорогой, ай красивый, золотое сердце. Даст Бог тебе здоровья. Хочешь погадаю? С тебя денег не возьму, не надо мне денег. Будет тебе счастье, будет удача, будет любовь, по твоему желанию. За то, что помог ребенку, за то, что денег не пожалел, золотое сердце.

«Что она, кольцо-то не видит на пальце? Какая любовь?» Пару дней назад у нас был сюжет про цыганку-гипнотизершу, которую ищет милиция. Я еще посмеялся над концовкой: «Избежать чар цыганки и уберечь свои деньги можно, если не смотреть ей прямо в глаза». И даже вставил корреспонденту за бездарный финал. Но сейчас я старательно косил в сторону и крепко сжимал кошелек в правом кармане, почти физически ощущая давление ее взгляда. Девочка безучастно смотрела в сторону, готовая в любой момент выхватить деньги и бежать.

- Дай сюда ручку, всю жизнь твою расскажу. Что было, что будет, чем сердце успокоится. Кто твой враг и как его победить.
Цыганка настойчиво пыталась вытащить мою правую из кармана.

- Да не надо мне ничего гадать! Отстань от меня! Я тебе дал денег и иди, проси дальше!
- Враг у тебя есть, враг, а ты не знаешь о нем. И враг плохое на тебя задумал. Но можно дело поправить, вот ты деньгу дал ребенку, это чистая деньга, возьми ее назад, вырви волос свой и заверни, а вечером половина волоса станет черной, а половина станет красной. Красную половину оторви, и носи с собой, а черную сожги, и когда враг придет, не будет у него силы над тобой. За деньги боишься? А деньги пыль, деньги дым.

Почти проваливаясь в воронку гипноза, я вспомнил: когда-то давно меня послали на съемки сектантов. Выдав наставления о том, как надо мочить нетрадиционных христиан, мой тогдашний редактор добавила: «Знаешь, около таких людей надо постоянно творить Иисусову молитву».

- Господи, помилуй мя грешного, Господи, помилуй мя грешного, Господи, помилуй мя грешного.

Отпустило. И тут цыганка выбросила свободную руку вперед и оторвала с моего левого виска клок волос, на котором, видимо, и надо было совершить обряд.

- Да иди ты со своими врагами! Нету у меня врагов, нету! Я сам маг и колдун эфира высшей категории! Привораживаю электорат по-черному, навожу порчу на депутатов!

На какой-то момент цыганка потеряла контроль, и, сбив ее руку ударом ребра ладони, я бросился в спасительные двери Макдональдса. Кошелек был на месте. «Чуют они их что ли?» В кошельке лежали 50 тысяч – перед задержанием Глеб отдал вторую половину обещанной суммы. «Надо будет такси вызвать».

На такси я поехал не на работу, а домой. Вернее, домой к Гоше. Надеясь, наконец, застать его. Гоша вместе с запорожцем пропал дня три назад. «Ничего страшного, - думал я. Погода вон какая, завис где-нибудь на зеленой. А небольшой спад по рейтингам нам даже на пользу. Выглядеть будет вполне естественно. Жара в мае, народ не смотрит новости».

Я надеялся, что уж к субботе, к очередному выпуску «Карьеры», Гоша вернется. Обычно в выходные он пил исключительно дома – отработанная десятилетиями привычка, позволяющая появляться в понедельник на работе при любом раскладе. Но Гоши не было дома и на этот раз. Не было и машины. Бабушки во дворе ничего определенного сказать не могли. «Вот скотина, хоть бы ключи оставил. Что мне теперь, МЧС вызывать?» Гоша не появился ни в пятницу, ни в субботу.

***************************

12.
- …а сейчас я хочу попросить прощения у всех горожан за все, что было плохого! – На главной площади города на трибуне стоял мэр и обращался к толпе, занявшей все свободное пространство. Толпа загудела.
- Ну что, народ, прощаешь власть свою? – поддержал городского голову ведущий праздника. Толпа загудела еще громче, раздались отдельные выкрики «нет». В прошлом году большинство кричали «да». Неужели «Карьера» работает?

- Да! Прощаем! Прощаем! – Камера поймала ВИП-ложу прямо перед сценой, где сидели сотрудники мэрии и областной администрации. Крупно: губернатор в майке и темных очках. Ухмыляется скептически.

Я переключил на «Местный». Картинка в принципе та же. Эта суббота застала меня на боевом посту. Сегодня День города. Самый ненавистный праздник. А для нас еще и момент истины. Момент схватки за рейтинги. В День города СТВ и «Местный» напрягали все свои силы.

Уже несколько лет подряд трансляцию открытия праздника на главной площади вели сразу два телеканала. «Местный» по традиции смотрели больше, но с каждым годом мы откусывали у конкурентов небольшой кусочек аудитории. На этот раз мы решили совершить рывок: отказаться от стандартных выпусков новостей и заменить их прямыми включениями с главных точек праздника. А поскольку праздник народный, то и работали на нем народные корреспонденты - восемь оставшихся участников реалити-шоу. Они должны были стать своими людьми на Дне города. Своими для всех тех, кто тоже боится выйти в этот день на улицу, но хочет знать, что происходит, и не убили ли уже кого.

Включения, конечно же, были не прямыми. Единственная передвижная телевизионная станция была задействована на трансляциях, и реалисты привозили кассеты с записью своих импровизаций на эфир. Но гоблинам-то не все ли равно? Они верили даже в телефонные включения нашего спортивного обозревателя из Владивостока с хоккейного матча. И никто не задумывался, почему к следующему выпуску новостей он снова сидел в студии.

Я руководил процессом из своего кабинета. Приятно работать в День Города. Именно работать, потому что отдыхать там было страшно. Я снова переключил на СТВ. У нас уже начались прямые включения.

«Если народ на празднике ест шашлыки, вы тоже должны есть шашлыки. Если прыгает в реку, вы тоже должны прыгнуть в реку. Если занимается сексом под кустом… Шутка. Короче, вы должны делать все, что делают они. Только тогда они вас полюбят», - такие наставления я давал сегодня утром. Похоже, установку реалисты усвоили. Первой включалась Юля. Она стояла на городском пляже по колено в воде в ярко-красном купальнике. «Молодец, соблюдает дресс-код!» Красный был фирменным стилем СТВ.

- Жаркая погода в день города в этом году оторвала многих горожан от официальных мероприятий и позвала на пляж, назад к природе. Они сбросили деловые костюмы и устремились в кристально-чистые воды городской реки. Точнее, они хотели бы, чтобы воды были чистыми. На самом деле санэпидстанция категорически не рекомендует начинать купальный сезон. Дело в том, что пляж, благодаря полному бездействию мэрии, до сих пор официально не принят. Как говорят специалисты, под моими ногами буквально кишмя кишат кишечные палочки.

«Во, блин! Да она поэт! Зрители будут лохи, если не проголосуют за нее». Внизу экрана висел номер для отправки смс. День города был еще и развернутым полуфиналом реалити-шоу.

- Но об этом мы спросим у авторитетного лица. Рядом со мной находится мой собеседник…

«Слава богу, Юля - не Алиса. Журналист так бы косячить не стал». Камера отъехала и рядом с девушкой возник красный от волнения мужик в шортах и роговых очках.

- … Иван Епифанович Палочкин, главный специалист отдела качества воды городской СЭС. Иван Епифанович, какие болезни можно подцепить, купаясь на центральном пляже города?

- Ну, я бы не стал так однозначно говорить, но риск, действительно, существует.
Как она загнала его в реку? Вот это реалити-шоу! Баба рубит фишку.
- Это и уже упомянутые вами кишечные палочки. Согласно нашего исследования, их количество превышает нормативные показатели более чем в двадцать раз. И это только май! Вода еще, как вы видите, достаточно холодная!

- Спасибо, Епифан Иванович. Но поскольку я участвую в реалити-шоу на канале СТВ, то я должна проверить справедливость ваших слов на себе. И если зрители будут голосовать за меня, они увидят, осталась ли я жива после купания в День Города! Подержите, пожалуйста.

Начинающая журналистка сунула микрофон в руки оторопевшему врачу санэпиднадзора, развернулась к камере спиной (план меня откровенно порадовал) и с криком «мама!» нырнула в темные воды майской реки. Видимо, для оператора это движение не было неожиданностью, потому что он стал наезжать на место, где журналистка скрылась под водой. Я напряженно ждал, когда вынырнет.

Секунд через десять я понял, что она не вынырнет никогда. В ящике. Потому что на самом деле под водой девушка развернулась, и поплыла в сторону – подальше из кадра, где и вышла на берег. Заставив зрителей гадать: а не потонула ли храбрая участница реалити-шоу, и можем ли мы ее спасти, если будем звонить по указанному номеру?

День подходил к концу. Делать на работе было почти уже нечего, и я засобирался домой. Участники шоу обсуждали съемки, куда-то порывались пойти «все вместе», хохотали над курьезами и, похоже, были счастливы. Я бы тоже был бы счастлив, если бы Гоша был дома. А у меня был доступ к пиплметру. Тогда День города точно остался бы за нами. А так – еще неделя неизвестности.

Телефон зазвонил звонком телефона. В последнее время я крайне подозрительно относился к СМС, посланным через интернет.

«Приходи на набережную к камню в 21.00. Есть интересная информация. До встречи».

Подпись, конечно, отсутствовала.
Вот тебе и раз.
Я думал минут пять. До девяти оставался час. А почему бы и нет? Все-таки я лет пять не был на Дне Города. Конечно, этот пьяный карнавал вызывал во мне гадливые чувства. Но и притягивал же, притягивал. Кто послал СМС? Алиса? Может и он. А может кто-то из старых информаторов. Да так ли важно? Я, в конце концов, взрослый человек, и уж мне ли пугаться толпы гоблинов.

Центральные улицы были закрыты для транспорта, и до Набережной пришлось идти пешком. Собиралась гроза. Под липами на аллее, ведущей к Волге, было темно. Вокруг меня струились потоки людей – молодых и старых, пьяных и трезвых, в безумных масках и с лицами-масками. В толпе то взрывались, то затухали песни и смех. Кто-то кого-то громко звал по имени. Откуда-то справа доносились звуки ударов ногами по живому телу, вопли и визг. Вдали завывала сирена – то ли милиции, то ли скорой. Каждый второй кричал что-то в мобильный телефон. Я вышел на Набережную. Снизу, от известного плавучего ресторана, доносились печальные и мощные гитарные аккорды.

Рисуй кровью
Апокалипсис сейчас
На дворе средневековье
Мракобесие и джаз
Истуканы себя вводят в электрический экстаз
Мракобесие и джаз!

Хозяин ресторана был предводителем местных байкеров. На День Города, я читал в газете, он выписал себе «Пикник». Открытая площадка перед дебаркадером была забита людьми в галстуках и косухах, а у чугунных ворот «Ямахи» стояли в один ряд с «Лексусами».
Музыка на мгновенье остановилась, и в этот момент Волгу на две половины разрезала молния. Следующий аккорд после паузы совпал с ударом грома.

Из толпы донеслись крики, хохот и свист. До камня оставалось совсем немного. Дождя пока не было. У массивного булыжника в человеческий рост, который был установлен на месте основания города, сходились и расходились сразу несколько людских потоков.

Дождь был где-то рядом, а потому движение людей превратилось в метание. Они уже не шли, а бежали, и мне пришлось прижаться к камню, чтобы остаться на месте.

И вдруг людские реки почти иссякли. Видимо, большая часть уже покинула Набережную. Дождя все не было. На гребне последней волны мчалась группа в уродливых масках Путина, Буша, Блэра и еще пары-тройки президентов. Их в этом году завезли в каких-то невероятных количествах. Каждый пятый гуляющий был или Джорджем, или Владимиром, или Ангелой. У камня группа притормозила. Так, похоже, это ко мне.

Первым подошел Путин.
- Мобила есть?
Я не стал отвечать. Жизненный опыт в долю секунды выдал инструкцию по выживанию. Я подогнул ноги и бросил корпус вниз, уворачиваясь от первого удара, а затем направил тело на уровне поясницы в просвет между Бушем и Меркель - спасибо волосатому детству. Нападавшие не смогли среагировать – для удара рукой слишком низко, для удара ногой нужно время, чтобы сместить центр тяжести.

Я рванул по Набережной. Шансы были неплохие. Вокруг должно быть полно ментов. К тому же я создал себе хендикап на старте.

Я летел вдоль чугунной решетки и не видел ни одного патруля. Машины, видимо, сместились вместе с основной массой людей ближе к укрытиям. Сзади стучали башмаки преследователей. Я коротко оглянулся, и понял, что Буш уроки физкультуры в школе посещал чаше, чем я. Другие отстали метров на двести. Зато я книг больше читал. Скажем, «Спартак» Джованьоли. Старый гладиаторский прием: резко затормозил, развернулся и выдал серию коротких боковых ударов в налетевшего американского агрессора. Охотнику вообще трудно дается превращение в жертву, и спринтер даже не подумал ответить. Когда мой кулак поймал-таки резиновый нос, а Джордж-младший - асфальт, я снова пустился наутек.

И тут хлынул ливень. Да такой, что через несколько секунд улицы стали реками. Набережная была уже основательно загажена, а у меня не было времени прокладывать маршрут. Наверно, это была банальная банановая корка. Проехав пару метров на потерявшей опору ноге, я рухнул спиной на асфальт, едва успев выставить локти. Президентская банда налетела сразу. Я закрыл ладонями голову и попробовать извернуться так, чтобы вырваться из мельницы кулаков и ботинок. Не выйдет. Пытаясь подняться на ноги, я снова поскользнулся и на секунду потерял способность двигаться.

Здоровенный Гриндерс метил точно мне в лицо, но удара не последовало. Гром грянул раньше молнии, а через мгновенье Набережную залило светом. Первый залп фейерверка поднял из гнезд прятавшихся от дождя ворон. В промежутках между фонтанами огней на фоне низких тяжелых туч играли молнии. Дуэт Бога и пиротехника был настолько величественным, что вся G-8 бросила расправу надо мной и смотрела в сторону Волги. Еще несколько секунд, и их просто смела толпа, забывшая про ливень и жаждавшая зрелища. Я успел вскочить, чтобы не быть затоптанным тысячами ног. Красные, зеленые и желтые цветы распускались и умирали в разных концах неба под восторженное соло сошедшей с ума автомобильной сигнализации и аккомпанемент ревущей толпы. Ритм-секцию исполняли громовые басы и барабанная дробь разрывов салюта.

Кровь, соленая, словно томатный сок, смешивалась с струйками дождя. Серьезных повреждений я, как ни странно, не получил. Губа была и вовсе разбита об асфальт. Так что еще неизвестно, кто пострадал больше – я или парень в маске Буша.

Кое-как я пробрался на Арбат и поймал такси. Тело била мелкая дрожь. Передоза адреналина. «Да… Вот это реалити-шоу".

*************************

13.

- Нет, ничего страшного не произошло, - повторял я, собираясь на работу в понедельник. – Ну да, рейтинг последней недели будет низким – ну, это еще бабка надвое сказала, случаются же чудеса иногда. Но проект-то продан и рекламодателям уже никто не успеет рассказать новые данные. И все равно средняя доля за два месяца будет весьма приличной. А с тобой, Гоша, я еще разберусь, как появишься. Седина в бороду, бес в ребро. Ты чего же, сука, друзей подставляешь?

Гоша появился, но разобраться с ним я уже не успел. Двор выглядел не по-утреннему оживленно. У соседнего подъезда стоял старенький ПАЗик, вокруг суетились какие-то люди, бабушки кучковались рядом, все их внимание было направлено на дверь соседнего подъезда, рядом с которой стоял еловый венок.

«Выносят»! – крикнул кто-то, и прятавшийся за ПАЗиком оркестр грянул похоронный марш.
От этих звуков и в обычный-то день становится неуютно, одиноко и тоскливо, не то что в понедельник утром. Мне, например, всегда представлялось, что я лежу в гробу, и там в общем-то уютно, одно неудобство – от всего мира ты отделен двумя метрами земли. На третьем такте из дверей под женские всхлипывания появился деревянный ящик.

- Кого хоронят-то? - спросил я, подойдя ближе к оцеплению из числа добровольцев-пенсионерок.
- Игоря Чертикова с седьмого этажа, - не оборачиваясь ответила бабка в платке. – Разбился на машине. Пьяный в хлам. Всю неделю пил и вот: допился до чертиков.

Двор кувырнулся вверх тормашками у меня перед глазами, крутанулся вокруг своей оси и вернулся на прежнее место. Я поднес ко рту зажигалку, вдохнул полные легкие копоти от подожженного фильтра, но даже не закашлялся. К горлу подступила тошнота. Упав на свободный край лавочки, я, наконец, смог прикурить сигарету с нужного конца. Не может быть. Не может быть. Не может быть. Я! Это Я! Это Я его убил! Я бросил пробный взгляд по людям во дворе – нет вроде, никто не показывает на меня пальцем. Никто не кричит «Держите убийцу». Никто не заламывает мне руки. Все чинно-благородно: гроб заносят в катафалк. Вдова рыдает. Зрители смотрят.

- Хоронят-то хоронят, а гроб-то пустой, - я чуть не подпрыгнул. Одна бабка на моей лавочке бормотала другой на ухо, а мне оставалось только напрячь слух.
- Эт как это? – поинтересовалась вторая, склоняя голву ко рту первой.
- А труп-то так и не достали, не достали, грю, труп-то!
- Откуда ж не достали, милая?
- Ой, Семеновна, и дура ж ты старая. Я говрю, пьянчужка-то этот всю неделю с дружками в посадках пил, а в пятницу, значить, поехал кататься. Пьяный, слышь, пьяней вина. И за Волгу поехал, а на мосту-то через перила-то прямо и перелетел!

- Да ну что ты говоришь! Один в машине-т или с дружками?
- Один вроде. Дружки на такси ехали с ним, они-то и рассказали. Не захотели, видать, с пьяным-то ехать и правильно! А он по дороге стал машину-то такси обгонять. То с одной стороны обгонит, то с другой. А на мосту-то места немного, вот его и угораздило, окаянного, спаси Христе. А Томка, жена его, у матери в Ростове была и примчалась, и рыдать, и рыдать! Ой, жаль бабу. Мужиков-то сколько мрет, мрет, и все от вина. А МЧС вызвали, труп-то достать, а водолазы, говорят, ныряли-ныряли, да больно глубоко. Так и не вытащили.

«Потому что Гоша им ящик водки не поставил»

- Машину, говорят, видят, на дне лежит, и пьянчужка в кабине, а достать никак нельзя. А хоронить-то надо? Родственников-соседей угошшать надо? Братья-то с Ростова с ней прямо и приехали, им что, месяц ждать? Ну Томка-то и не стала, так гроб пустой и закопают.
«И правда дурра. Даже с того света мужа не дождалась. И у матери ли была, и в Ростове ли? Пить-то Гоша без меня еще начал», - я медленно возвращался к обычному состоянию цинизма. Я представил себе запорожец, медленно идущий ко дну и пускающий пузыри, а Гоша, словно Ди Каприо в «Титанике», бьется о боковое стекло, пытаясь выбраться из машины. Смерть за стеклом. Двери, конечно, заклинило. Гошу я искренне успел полюбить. Его смерть выбила меня из колеи. Но мы-то живы. «Что теперь будет с рейтингами?» - спросил я у себя и сам же ответил: «Видимо, ничего».
Я очень сильно ошибался.

Из-за смерти Гоши я пришел на работу не к девяти, как обычно, а к одиннадцати. Не успел я включить компьютер, как ко мне подбежала секретерша. Эти слова она всегда произносила с особенной интонацией - в советских фильмах так говорили: «Кремль на проводе!». Но сейчас девушка превзошла саму себя и даже выглядела какой-то испуганной: «Тебя директор вызывает. Срочно»

В кабинете, вернее в специальной, особо важной части огромного директорского кабинета, отгороженной стеклянной звуконепроницаемой ширмой, Саша был не один. Я не успел рассмотреть визитера, как он набросился на меня:

- Где тебя носит? Рабочий день начался два часа назад!
- У меня друг умер.
- Друг умер... Ладно, садись. Знакомься. Павел Иванович КAпут, Москва, компания Геллап Медиа.
- Очень приятно.

Павел Иванович был мужчиной за пятьдесят. Чуть полноватый, чуть седоватый, в очках без оправы и хорошем костюме с галстуком в тон и при усах. Совершенно обычный мужик. Из тех, что на семейных праздниках говорят «коньячок» и «пожалте», а потом ведут хозяйку дома танцевать вальс. Павел Иванович не излучал никакой угрозы. Он был из тех людей, с которыми можно договориться «по-хорошему». Он убаюкивал. И снова я ошибался.

- Итак, начнем. К нам поступила жалоба от нашего абонента, Тамары Чертиковой. – Павел Иванович обвел нас взглядом и этот взгляд мало чего хорошего обещал. Начал он без выражения, но к концу своей речи почти кричал, и мы, прожженные телемонстры, казались рядом с ним насравшими на диван котятами. – Я называю ее фамилию, потому что больше Тамара не сможет быть нашим абонентом. И мне кажется, что кому-то эта фамилия должна быть знакома. Кто-то из ваших сотрудников, пока женщина была в командировке, подговорил ее мужа включать телевизор на телеканале СТВ в определенное, как я понимаю, время. И платил ему за это обычной русской водкой. А потом, видимо, обнаглел настолько, что канал СТВ в данной квартире не выключался вообще, что повысило его рейтинг на полтора пункта, а долю телесмотрения на 6 процентов. Сегодня утром я узнал, что этот мужчина покончил с собой. Но с этим пусть разбираются соответствующие органы. А я требую выдачи того, кто это сделал.

«Что он имеет в виду? Что значит «выдачи»? Что, за подделку рейтингов у нас уже расстреливают? Или сразу вешают на рее, чтобы порох не тратить? И че вообще этот кот так понтуется? Мы ему что, должны? По-моему, наоборот, телекомпания платит Геллапу за доставку рейтингов. Про то, что «клиент всегда прав» тебе не объясняли, москаль поганый?»

- Мы, конечно, проведем свое расследование и установим всю картину преступления, то есть происшествия. Но мы оценим добровольный шаг телекомпании к нам навстречу. Потому что, я надеюсь, это не была инициатива руководства телекомпании, - Капут опять вопросительно обвел нас взглядом. Я уже бесился. – Мне нужна фамилия и увольнение этого сотрудника без выходного пособия.

- Ээээ, а зачем, - первым от чар Кашпировского в овечьей шкуре очнулся директор.
- Видите ли, Александр Иванович. Такие попытки предпринимаются и в других регионах местными телекомпаниями. Но только здесь у нас есть стопроцентный живой свидетель, который, я уверен, расскажет все. Как я понимаю, ваш сотрудник живет в том же доме. Мы очень легко его вычислим и все докажем. Мне нужен скандал, публичная порка. Статьи во всех профессиональных журналах. Обсуждение на профессиональных порталах. Тема для семинаров повышения квалификации. Факты, мнения, комментарии. Как Иван Иванов подставил свою телекомпанию, был с позором изгнан, и теперь работает сторожем и пьет технический спирт. Следующий случай будет караться еще более жестко.

- А если мы не найдем этого человека?
- Вот адрес, - Павел Иванович передал директору бумажку, в которой я успел разглядеть номер моего дома. – Что, не найдете? Вы Александр, я знаю, живете по другому адресу, и это уже радует. Вы спрашиваете, что будет, если вы откажетесь выдать шельмеца добровольно? Да ничего не будет. Ни-че-го. Никаких рейтингов. Мы просто выключим вас из списка измеряемых каналов. У вас не будет никакого рейтинга и никакой доли. Я понятно объяснил?

- Нам надо подумать, - директор был серьезен. – Сколько у нас времени?
- До пяти. Если вы пойдете нам навстречу, мне нет смысла задерживаться здесь и я уеду на семичасовом поезде. Я остановился в гостинице «Голден Ринг Отель». Позвоните на ресепшн, там соединят.

Когда Капут ушел, директор молчал минуты три, глядя в окно. Взгляд его выражал всю скорбь за ту страну, в которой ему по недоразумению пришлось родиться и жить.
В детстве мне часто снился один сон. Я прихожу в школу, сажусь за парту, и вдруг понимаю, что на мне нет формы. И вообще ничего нет, кроме трусов и майки. Я лихорадочно ищу выход, но не нахожу. И вдруг понимаю, что трусов-то тоже нет. Я натягиваю майку до колен и пытаюсь дождаться перемены, чтобы какими-то закоулками пробраться домой. Как ни странно, никто на меня не обращает внимания, но мне-то от этого не легче. И главное, я никак не могу понять, почему я голый. Это чувство жгучего, беспричинного стыда я запомнил очень хорошо и сейчас испытывал нечто похожее.

- Ты? – директор оторвался от окна и теперь смотрел на меня в упор. Врать на этот раз было бессмысленно.
- Я.
- Блядь, да когда ж это все кончится. Когда ж вы перестанете быть такими дебилами? – в отличие от московского гостя, директор перешел на крик сразу. – Ты понимаешь, что такое лишиться рейтингов? От нас откажутся все федеральные рекламодатели! Это сотни тысяч в месяц и рынок растет! Потому что никто не будет связываться с каналом, даже доля которого неизвестна! Который даже Геллап не меряет! – он говорил чистую правду. После выхода нового закона, который накануне выборов сократил время на телерекламу, минута на федеральных каналах подорожала до невероятных высот. И многие крупные торговые сети и бренды понесли свои бюджеты в регионы, на местное телевидение. Здесь и люди были попроще, и о хорошем откате можно было легко договориться.

- Бля, ну узнал, где стоит пиплметр, ну мне бы сказал. Ты понимаешь, что это НЕ ТВОЕ дело! Что мне НАСРАТЬ, какая доля будет у твоих новостей и твоей дебильной «Карьеры». Потому что мы выиграли три копейки и потеряем теперь миллионы! Все. Иди.
- И что ты решил?
- Все узнаешь. В свое время. Все. Иди.

Все так все. Такой вот день. Это все цыганка. Впервые в жизни я ушел с работы, никому ничего не сказав. Замы есть – пусть они и работают. А какой смысл работать, если тебя должны сегодня расстрелять к пяти часам? И шанс на помилование, директора я знал, один из ста? Конечно, против меня лично он ничего не имеет и, скорее всего, сам бы поступил на моем месте точно так же. Но он был на своем месте, и ему надо было принимать решение – либо несколько миллионов рублей в год, либо хороший главред. А незаменимых нет. Нет уж, работать сегодня я не буду. У меня умер друг и меня почти уволили. Что делают в таких случаях?

Пить пришлось в одиночку. Знакомые в это время работали, а друзей у меня давно не осталось. Телефоны пары приятелей детства, каким-то чудом сохраненные в симке, давно, видно, поменялись и не отвечали.

Метров за тридцать до кафе я заметил трех парней родом из моего детства. Пятнадцатилетние волосатики сидели на траве и бренчали на гитаре с надписью «Панки, хой!» Я остановился. И мое сердце тоже. Эти аккорды я не забуду даже при смерти. Ля-минор, фа-мажор, до-мажор, ми-мажор. Как перед входом в храм пальцы верующего сами сжимаются в трехперстие, так при звуках «Все идет по плану» я непроизвольно нащупывал в воздухе блатной ля-минор. Сколько струн порвано, сколько перцовки выпито! Волосатики, похоже, пребывали в состоянии, которого я надеялся достичь часа через полтора. Долговязый очкарик отыграл два квадрата и запел:

Границы ключ снова выковал Брюссель
А наш дедушка Ельцин совсем усох
Он разложился на глянец и на липовый лед
А нацпроекты все идут, и идут по плану
И вся нефть превращается в Стабфонд
И все идет по плану!

А моя судьба захотела на Т.О.
Я обещал ей никогда не вступать в ВТО
Но на бейсболке «Marx & Spenser»: Че Гевера и звезда
Как это трогательно Маркс, Гевара и звезда
Абонент недоступен навсегда
И все идет по плану!

При капитализме все будет хорошо
Там все будет в евро, там все будет в кайф
Там всегда распродажа и дешевый Интернет
Там, наверное, вообще наступит вечная life
Я проснулся среди ночи… *

* - саундтрек: http://ifolder.ru/34930350

Упыри. Ничего святого! Я не стал слушать до конца. В большом зале кафе я был один, но водку все равно принесли через десять минут после заказа.

- За тебя, Гоша, вернее, помяни тебя Господь во царствии своем, - я обращал эти слова к перелитой в графин бутылке «Беленькой», - единственному, что связывало меня с гошиным духом.

Я вспоминал этого простого и искреннего мужика, который называл меня самой злой кличкой из детства и на которого я ни разу за это не обиделся. Который подарил мне несколько восхитительных дней славы и сам себя принес в жертву. Он был, конечно, обречен. Любовь к быстрой езде нельзя сочетать с любовью к водке. И все же с края моста его толкнула моя рука. И я всегда буду помнить это.

А потом было: от нашего стола вашему столу, а не пойти ли нам в кино, эй, ребята, я угощаю, а вы что, правда панки, я тоже был панк в детстве и в душе им остался, айм ан антикрайст, айм ан анаркайст, девушка, девушка, ну не уходите, давайте еще мартини, а поедемте в номера, женя, а здесь есть номера, э, ребята, я не пидор, а если вы не пидоры, то выпейте водки, как учил великий Гоша и т.д. и т.п.

Такси выгрузило меня у дома в полной темноте. Рядом, на дороге, висел подсвеченный рекламный щит какой-то страховой конторы с надписью во всю длину КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ. Эта фраза была одна в мире, единственным осмысленным человеческим сигналом. Я не представлял, сколько времени, не думал, что сказать жене. «Скажу как есть. Кстати, а че директор не звонил? Надо самому позвонить, че он там решил, где ставить запятую. Ну-ка, ну-ка». Но звонить было не надо. В шумном зале ресторана я не расслышал приход СМС. Я закурил перед подъездом.

"Извини, но это бизнес. Ничего личного. Ты уволен".

Я не думал, что найду дома жилетку друга. Жене было не до моих проблем. Я ничего не рассказывал ей ни о махинации с рейтингами, ни о том, что «Карьеру» могут прикрыть. Она понятия не имела, кто такой Гоша, зачем ко мне приходил Володя Жеглов, и откуда взялись деньги на машину. МОЯ жизнь ее не интересовала. Ее интересовала НАША жизнь. А ее-то в последнее время и не было. Старший ребенок спал, а младшего жена носила на руках. Я вторгся в этот детский мир как агрессор – вероломный, коварный и безжалостный, насквозь прокуренный и дышащий перегаром. Что хорошего я мог от нее услышать? Что будет дальше, я знал в мельчайших подробностях.

- Ты вообще знаешь, сколько времени? – я не знал, но судя по тому, что из ресторана нас выгнали, время не детское.
- Ты как это все вообще можешь объяснить? – объяснить я мог, но на это ушла бы вся ночь и еще и день в придачу.
- Что у тебя с телефоном? – телефон я благоразумно поставил на вибрацию.

- А знаешь, катись-ка ты на свою работу, спи там со своим директором, мальчиками, девочками, снимай свои дурацкие передачи, ночуй там, ты все равно там живешь! Зачем ты нам ТАКОЙ нужен? Зачем? – Голос жены захлебнулся, дверь в ванну хлопнула и закрылась изнутри на замок. И только младенец стоически переносил первый в жизни семейный скандал.

Я знал, что нужно сделать, чтобы восстановить мир в семье. Во-первых, нужно было тупо лечь спать. Во-вторых, на следующий день нужно было пятьсот раз попросить прощения, перемыть всю посуду, сделать уборку, на работу не ходить (это-то теперь легче всего), пережить еще две истерики, подойти сзади, обнять и стоять молча, шепча на ухо я тебя люблю пока не оттает.

Но сегодня я поступил по-другому. Я зашел в ботинках на кухню, взял три CD-диска, положил на стол пятьдесят тысяч рублей и хлопнул входной дверью.

***************************