mode : Катастрофическая нехватка

В детстве всегда кажется, что у тебя куча друзей.
С возрастом начинаешь понимать, почему на это убеждение взрослые всегда улыбались тебе.
Друзей мало.
До обидного мало.
И еще обиднее осознавать, что далеко не все друзья всегда будут рядом.
Как только начинаешь ценить каждого конкретного друга, тут же начинаешь терять их.
Такой вот подлый парадокс.

Ты видишь, как умирает твой друг, сосед, который живет 5 этажами выше тебя.
Человек, которого обожал весь дом, который самым удивительным образом заставлял всех любить себя.
Потому что сам умел любить.
Искренне, без ожидания ответного чувства.
Который всегда показывал своим примером, как можно и нужно любить женщину, родных, друзей.
Который был умнейшим, начитанным, образованнейшим человеком, благородным и необычайно чувственным.

Но в какой-то момент что-то ломается в его жизни, и он начинает пить, превращаясь в ушедшего в себя, живущего своими понятиями и представлениями о жизни человеком.
Способным несколько лет просидеть сиднем в своей трехкомнатной квартире, наедине с книгами и водкой.
Или уехать на дачу и там несколько месяцев питаться одними яблоками.
Ну, и водкой, конечно.

Но каким-то чудом он остается для тебя светлым и чистым, несмотря на твое непонимание его образа жизни.
Как может понять трезвенник человека пьющего?

Затем начинается страшный угар. Какой-то запоздалый рок-н-ролл. Методичное самоистребление, полный отказ от пищи.
Полное неприятие криков всех, кто находится рядом, о том, что это не может пройти просто так.
Понимающее неприятие, и невозможность остановиться.
Затем умирает его отец, который разделял его одиночество в трехкомнатной квартире.
Еще несколько месяцев – и его самого увозят в больницу, где вырезают из него поджелудочную железу и черт еще знает, что из него вырезают, оставляя его инвалидом.
А ты бежишь в пункт сдачи крови и сдаешь кровь, которая так необходима ему для проведения операции.
И тешишь себя надеждой, что это поможет ему выкарабкаться.

И почти год после этого пытаешься вытащить его в жизнь, о которой он почти забыл.
Таскаешь его к себе, показываешь ему кино, поишь кофе, заходишь в гости сам, один и с женой.
Ночами сидишь с ним и говоришь обо всем.
Обсуждаешь с ним кино, политику и, особенно, музыку, в которой он разбирается, как никто другой.
Стараешься приобщить его к интернету, к чему-то, что ему, как тебе кажется, помогает отвлечься.
И ежишься от его обещаний «ну, вот до нового года потерплю, а потом развяжу».
И думаешь, что это очередная бравада.
Ну, на самом деле – взрослый человек же. Понимает и без врачей (должен понимать) что водка для него – смерть.
И ведь не дурак, совсем не дурак.
Поумнее многих, и тебя в том числе.
И ведь все говорит о том, что он сам хочет жить.

А потом звонишь ему в новогоднюю ночь из Берлина и слышишь в трубку «Знаешь, я развязал».

И все начинается снова.
Приходишь к нему домой и орешь на него, сжимая кулаки от желания ударить по его пьяной морде.
Говоришь ему страшные слова, от которых его, твоего друга, выворачивает наизнанку.
Орешь на него так, как можно орать только на друга, которого любишь.
Высмеиваешь его, цинично издеваясь над его слабостью к алкоголю.
Умоляешь его прекратить, пытаешься объяснить ему, что это – затянутое самоубийство.
Глупость, конечно. Он и сам это прекрасно понимает.
Но остановиться уже может.
И пьет.
По три, четыре бутылки водки в день.
Без еды.
Вообще без еды.

Ты слышишь, как он говорит о своей мечте «снова завязать».
Он все меньше похож на себя, и только его глаза, еще пока живые, говорят о том, что перед тобой – твой друг.
И видишь благодарность в его глазах за то, что хочешь рассмотреть в нем попытку вырваться из этого безумия.
И он долго держит в прихожей твою руку и смотрит тебе в глаза так, как только он умеет смотреть.
Ты для него – кусок жизни. Той жизни, которая где-то рядом с ним, но в которую он не может вернуться.
Являя собой олицетворение идеи о том, что хорошим людям в этой жизни не место.
Потом ты все-таки уходишь, а вслед тебе из его квартиры на полной громкости несется истошное кобейновское «Rape me»и бутылочный звон.

Ты, пожалуй, единственный, с кем он нормально общается. Многие приезжают к нему, искренне пытаясь спасти его, вывести на путь истинный.
Как будто не зная, что он за человек.
Упертый, уверенный в собственной правоте, даже если она противоречит здравому смыслу.
Он никого не слушает, назло всем выставляя свой порок как браваду, как крутизну.
А ты знаешь это все и потому не пытаешь нудеть. Просто ты хочешь, чтобы все вернулось. А он видит твое желание в твоих глазах и с понимающей благодарностью принимает его.
И вся его напускная крутость улетучивается. С тобой он позволял себе быть слабым.

А потом, летним солнечным московским днем тебе звонить его мать и говорит, что твой друг умер несколько часов назад в больнице.
Ты понял, что услышишь это, когда увидел ее номер на определителе.
И все равно переспрашиваешь.
А потом выдавливаешь из себя банальные и бесполезные слова соболезнования.
Можно подумать, матери помогают твои соболезнования избавиться от мучений, связанных с потерей молодого сына.

Ты кладешь трубку и закуриваешь первую сигарету, которую ты выкуришь с мыслью о том, что его больше нет.
И в этот момент приходит тоска.
Липкая и тягучая, как болотная тина, обволакивающая тебя изнутри. Выкатывающая оттуда же, изнутри, комок к твоему горлу.

Удивительно, сколько похорон и потерь близких людей тебе пришлось пережить за какие-то 32 года своей жизни.
Сколько гробов ты перетаскал, сколько сигарет выкурил, стоя в ожидании очередного «прощания».
Тебе кажется, что ты стал достаточно циничным, чтобы более менее спокойно пережить очередную смерть.
И каждая новая смерть доказывает тебе, что ты жив.
И предательские слезы, такие редкие для тебя, начинают вдруг катиться по щекам.
И с ними умирает в тебе что-то.
В который раз.
Ты думал, что эта жизнь убила в тебе все живое, но, оказывается, что это не так.

Приобретенного с годами цинизма лишь хватает для осознания свершившегося.
Понимания того, что произошло предсказуемое.
Но для понимания того, что близкого тебе друга вдруг не стало, что его никогда не будет в твоей жизни – не хватает.
Катастрофическая нехватка у тебя цинизма – кто бы мог подумать.
Оказывается, цинизма еще меньше, чем друзей.

А на следующий день Москву накрывает неожиданный дождь.
Вопреки всем обещаниям Гидрометцентра.