В.Мудрег : ЛИТЕРАТУРА или ЧТО ДОЛЖЕН ЗНАТЬ ЧИТАТЕЛЬ О ХУЙНЕ

Искусство как феномен культуры заинтересовало меня уже после отчисления из института. Курс эстетики я еще застал, но ничего оттуда не усвоил - сломленный крушением Советского Союза, я налег на тупняцкие таблетки и выпал из учебного процесса.
Немного позже конопля вернула мне свежесть восприятия. Захотелось наконец узнать, что же такое настоящее искусство, и чем оно отлично от ХУЙНИ.
Большая Советская Энциклопедия из отцовской библиотеки не смогла дать четкого ответа. Зато нахлынули ностальгические видения и минут на пятнадцать вернули меня в безоблачное детство. Я будто снова пришел домой из школы и, не переодеваясь, направился к книжному шкафу. Вот я сижу в кресле румынского производства, листаю тяжелый коричневый том. Обнаруживаю репродукции Майоля, тереблю красный галстук. В радиоле - ВИА "Зодиак", в телике - Лёлек и Болек, в холодильнике - борщ из тушонки и гарантийные человечки. За окном догнивает эпоха.
Пятнадцать минут проходят, и я болезненно возвращаюсь из благословенного детства. За окном девяностые годы перемалывают судьбы сограждан. Трое моих одноклассников сторчались, пятеро сели, один раскрыл в себе одаренного педераста.
Друг Степан тоже неудачно вписался в исторический перелом. Звезда авиаконструкторского кружка, он был рожден создавать космолеты. А жизнь обрекла его распылять пестициды. Пока бывшие комсорги пилили страну бывшими спортсменами, Степан продолжал надеяться и слушать песни про землю в иллюминаторе.
Я тогда слушал музыку Фрэнка Заппы, которую Степан считал ХУЙНЕЙ. Мой друг Артем считал так же. Но в остальном от Степана отличался. Артем уже в десять лет знал о жизни все. Давя отличников базаром у кинотеатра "Победа", он сам, собственными детскими кулачками, заложил фундамент своего будущего. И ни разу потом не свернул с однажды избранного жизненного пути. Артем закончил его в польском привокзальном толчке, не справившись с чеченскими конкурентами. Артем слушал только Наговицина.
Денис слушал только популярное новье. Как и Артем, он никогда не верил в то, что коммунистическую стройку довершат серебристые роботы с пятигранным Знаком Качества на вечных батарейках. Но Денис был слишком субтилен, чтоб идти к капитализму напролом. Он верил Егору Гайдару, боялся Геннадия Зюганова и просил у Деда Мороза лидерских качеств. Денис отдавал ползарплаты на деловые сорочки и столичные бизнес-курсы, но поднялся только до супервайзера в запиндовском "Эльдорадо". Однажды Артем спустил всю зарплату в игровой автомат, позвонил мне, сказал что-то про душу и расплакался. Дабы облегчить товарищу преждевременный климакс, я предложил написать про него антименеджерский роман. Артем ответил, что еще не время, перестал плакать и взял себя в руки. Начиналась эпоха стабилизации.

Читателя, привлеченного сюда вторым заголовком, могла уже заебать моя ЛИТЕРАТУРА. Но не торопитесь нервно теребить свой скролл. Артем тоже считал творчество Фрэнка Заппы ХУЙНЕЙ. Мало кто из моих друзей знал, что я спасаюсь этой ХУЙНЕЙ от поколенческой травмы. Почти все думали, что я стал ебанутым в ходе естественного онтогенеза.
Училкам литературы не удалось привить мне любовь к своему предмету - одна походила на Максима Горького, другая на Дато Туташхия. Я боялся налаживать с ними контакт. Институтская же преподша осталась в моей памяти мутным и тихим пятном. Поэтому я не посещал книжные магазины, пока не узнал, что вышла "Реальная Книга Фрэнка Заппы". Она ответила на все мои эстетологические вопросы. Я не стану цитировать Гения, а перескажу его концепцию собственной прозой.

Искусство создается исключительно при помощи Рамы. Ею оно отделяется от Реального Мира. Буквальный пример - живопись. Картине нужна Рама. Иначе - что это за ХУЙНЯ на стене? В остальных видах Искусства Рамы не такие прямолинейные. Для говна в стеклянных банках Рамой является не банка - она часть Произведения Искусства. Здесь Рамой служит ярлык в совокупности с выставочным статусом помещения.
Если перднуть в микрофон на сцене при зрителях - получится детское хулиганство. Но если сначала объявить музыкальную композицию "Flatulezzo in E Flat Major", и перднуть в микрофон, заглядывая при этом в пюпитр - это будет Искусство.
В данном примере Автор создал свое Произведение при помощи сцены, зрительного зала, названия композиции и пюпитра. Все это является Рамой, отгородившей Искусство от Реального Мира зрителей, слушателей, читателей и прочих впустую пердящих потребителей. Извините за примеры, я сегодня опять не просрался.

Определившись с понятиями, перейдем к ЛИТЕРАТУРЕ в контексте Искусства, ХУЙНИ и ЛИТПРОМА. По моему мнению, любую ХУЙНЮ, заключенную в Раму ЛИТПРОМА, разумно считать ЛИТЕРАТУРОЙ. Понимая под последней только лишь ХУЙНЮ, нравящуюся Редакции, мы неизбежно скатываемся в конфликты аксиологического характера. Нагружая слово "ЛИТЕРАТУРА" дополнительным смыслом "пиздато написанная ХУЙНЯ", мы преумножаем сущности без потребности. Потому что для непиздато написанной ХУЙНИ придется вводить понятие НЕДОЛИТЕРАТУРА. То же самое происходит, когда под ЛИТЕРАТУРОЙ подразумевается "ХУЙНЯ на интересную тему". Ограничивая смысловое пространство понятия "ЛИТЕРАТУРА" личными стилистическими предпочтениями и диапазоном интересов, ценитель Высокого становится на скользкий путь снобизма, ведущий к жопоебле.

В девятнадцатом веке не мыслили художественного текста без многоабзацного описания природы сквозь призму психологического состояния героя. Сегодня достаточно упомянуть: "Кругом был лес, поцоны. Я присел под жимолость, хорошенько просрался. Затем улыбнулся. Резкая мысль алмазной струей взрезала мой мозг изнутри, потому что это все-таки художественный розкас", - и читатель видит сразу всю картину. Во времена Белинского это было бы ГиХШП. Сегодня пьяный редактор отправляет такое в раздел ЗА ЖИЗНЬ.

Не нужно иметь хрустальное яйцо, чтобы увидеть куда движется современная ЛИТЕРАТУРА. Дальновидные редакторы ЛИТПРОМА могли бы стать авангардом критической мысли, убрав вкусовщические разделы, а взамен добавив жанровые - МОИ ПЕРВЫЕ СТИХИ, У МЕНЯ ПМС, У МЕНЯ ВМС, У МЕНЯ КАНДИДОЗ, Я СЕГОДНЯ НЕ ПРОСРАЛСЯ и т.п.

Не передать словами чувство эйфорического облегчения, охватившее меня, когда я узнал об Искусстве и ХУЙНЕ всю правду. С тех пор я Писатель. Мой друг Денис так и не захотел романа о себе. Он прочно стабилизировался супервайзером в "Эльдорадо", мечтает о тимбилдинге и не задумывается о дауншифтинге.
Поэтому я пишу совершенно другой роман - о советском первокласснике, проснувшемся в "Техносиле" с мерчендайзерским бэджиком вместо октябрятской звездочки. Его сон - это огромный путь к Себе, проделанный переделанным поколением.