Nasta : Моё

Эта история как нельзя лучше описывает мои похождения середины девяностых. Не хочу говорить о том, что попала в сложную временную засаду, когда ломались судьбы не одного поколения. Нет, мне было легко и хорошо, как только может быть юной девушке приятной наружности. Я жила одним днём, не обременяя себя думками о высоком. Ум, честь и совесть присутствовали, конечно, но, заключённые в молодом теле, они вынуждены были играть по его правилам. А тело хотело только одного - удовольствия.
Мир вокруг был прекрасен и удивителен. Ломки девяностых захлестнули мой провинциальный городок горячей лихорадочной волной. Здесь все чрезмерно, более чем вдоволь, до тошноты...Многие из моих тогдашних попутчиков не могли жить по-другому, кроме как на грани. Если мы веселились - то ржали до слёз, если плакали - то навзрыд с безумными истерическими всхлипами. Зачастую, мы веселились. Мы делали это каждый день, а если нам и приходилось плакать, то только потому, что кто-то в свою очередь веселился над нами. Поэтому накопительством зла я перестала заниматься еще в юности, нет смысла. Любого человека, даже самого последнего ублюдка, можно если не простить, то понять.
Наблюдая перемены в себе, я видела, что на моих глазах меняются город, страна, люди. В школе мы продолжали изучать историю великой советской империи по старым учебникам, видели как наши учителя поджимают губы, произнося слово "демократы". Смеясь, срывали со стен портреты вождей, которые, казалось, вросли в штукатурку. Октябрята, так никогда не ставшие пионерами, ассоциировали теперь это слово не иначе как с гомосексуализмом. Мы переживали не своё развитие, не мы ломались, вырастая. Ломался мир вокруг нас. И мы проживали трудное десятилетие нашей страны, принимая его новые законы, созданные тут же, впопыхах, за единственно возможные и верные. А ведь из миллионов нас, мальчишек и девчонок в джинсах "Malvin", жующих "Love is", можно было составить такой авангард, почище гитлер югенд. Ведь мы были старше своих родителей. Нам не нужно было разгадывать политические шарады и биться лбами о равнодушную глыбу под названием "Русь". Мы просто и безоговорочно приняли судьбу страны за свою.
Так вот, тогда я пятнадцатилетняя, как и все подростки, обожала веселиться. Схема моего времяпрепровождения неизменна и по сей день. Но только теперь я стала несколько умеренней в её составляющих - алкоголе, сигаретах и мужчинах. Ну а тогда хотелось всего и сразу. Жаркими летними вечерами мы прогуливались по улице Пушкинской, она остаётся самой красивой и понтовой до сих пор. Чем бы ни гасились в те годы, оставались бодрыми и свежими ровно столько времени, сколько нам было нужно чтобы прочувствовать полноту жизни. В один из таких вечеров мы попали на день рождения к очередному старо-случайному знакомому. Я думаю, все помнят такие праздники детства - с огромным количеством непотребного алкоголя и легких наркотиков. Среди короткостриженых пацанов-близнецов выделялся один. Для своего возраста он был очень крепок: квадратная шея, мощные предплечья, мускулистые руки. При заурядной внешности качка у него были красивые, даже изящные кисти рук - длинные тонкие пальцы с аккуратными блестящими ногтями. Вот это несоответствие и сразило меня наповал. Но этот мальчик не сводил глаз с моей подруги. Надо сказать, что конкуренция бывает здоровой только между взрослыми умными людьми. А в детстве она болезненно острая и не приносит взаимовыгоды соревнующимся. Во что бы то ни стало я захотела его. Он мне был нужен сию минуту. Подруга, сидя на коленях этого красавчика, сверлила меня ненавидящими зрачками. Она знала эту мою слабость, но уступать не хотела. Мне же было противно и смешно. Судорожные словесные цепляния подруги вызывали кривую ухмылку, а обескураженное лицо мальчика напоминало морду щенка ротвейлера. Подруга заявила, что пойдет освежиться и когда вернется, меня в комнате быть не должно.
Дом, где мы куролесили, был недостроен, рядком стояли мешки с цементом, штукатуркой и прочими строительными смесями. Электричество еще не провели, и всюду, освещая пыльные плоскости, горели свечки, самодельные лампадки, и даже - как свидетель абсурда происходящего - примус. Грубосколоченная деревянная лестница вела из нашего будуарчика на первый этаж, куда и направлялась подруга. Как только она вышла я сказала моему супермену, что ухожу спать в другую комнату. Дом строили по тогдашней бестолковой новорусской моде: с бесконечными коридорами, армянскими лепными арками и уродливыми нишами для пластиковых цветов. К лестнице, можно было выйти, пройдя темным коридорчиком, и через другую комнату и так же незаметно исчезнуть. Стоя в коридоре, я видела, как подруга неуверенными шагами по стеночке продвигается к лестнице, освещая себе путь огарком свечи. Как только она спустилась, я бесшумно вышла из укрытия и совсем немного сдвинула лестницу. Когда подруга поднималась наверх, я сидела как партизан в засаде, сжимая в руках лопату, которой рабочие мешали цемент. Краешек лопаты вонзился в правую перекладину лестницы. Одного лёгкого движения хватило, чтобы вся эта конструкция с невообразимым грохотом рухнула назад. На помощь подруге я прибежала вторая, мальчик все-таки опередил меня. Она разбила голову и вывихнула руку, и уж, конечно, ей теперь было не до секс-соревнований. А я провела чудесную бессонную ночь, жаль, правда, в том возрасте я, равно как и мой партнер, не ценила всех прелестей секса.
Я думаю, самые жестокие и злые поступки совершают дети и подростки по одной причине - они делают это искренне. Ведь настоящая злость, как и доброта, тоже должна идти от души. Моё поколение - это поколение злых и жестоких детей, которые никогда не повзрослеют, потому что их детство закатилось зернышком куда-то мимо исторических жерновов.
Друзья той поры живы и здравствуют до сих пор. Безумные подростки, которые силой отнимали деньги у рыночных попрошаек и покупали на них всё те же "Love is" ,теперь стали сентиментальными молодыми людьми с пустыми глазами. Встречая друг друга на улице, мы делаем вид, что незнакомы.