matv2hoda : Когда мужчина становится мужчиной

Тараканий доктор сидит на боковушке напротив меня и вещает: «Мужчина становится мужчиной в 33 года. Это возраст Христа. Именно в этом возрасте мы созреваем духовно!» Мы едем в поезде, в общем вагоне. От Сыктывкара до Ёдвы 7 часов ходу. Поезд приходит вечером, в начале двенадцатого. В бубнеж пассажиров и перестук колес время от времени вклинивается негромкое водочное побулькивание. Вот и тараканий доктор где-то уже принял на грудь. Вообще-то его зовут Сергей Николаевич, он работник санэпидемстанции, отсюда и прозвище. О духовности доктор вспомнил весьма к месту. Рядом со мной едет полная и высококультурная библиотекарша лет сорока и две студентки филфака. Они внимают. И даже рты полуоткрыты. Библиотекарша слегка млеет: среди быдла и пьяниц ей вдруг встретился интеллигент. У тараканьего доктора импозантная внешность. Он выбрит и худощав. Глаза несколько на выкате, но это только добавляет ему шарма. Общую идиллическую картину слегка портит храпящий коми-охотник. Его тело отчасти сидит, отчасти валяется на столе и пахнет. Голова в немытых волосах покоится на руке. Под ногтями многолетняя грязь. В общем, та еще живопИсь. Так и сидим: с одной стороны купе высокодуховный санитарный врач, а с другой – полная антисанитария. И разновозрастные дамы между этой альфой и омегой.
Вообще-то поначалу охотников было двое. Вели они себя тихо и даже, можно сказать, смиренно. Молчали, тупили глаза. А потом повадились к соседям. Каждый раз, возвращаясь на свои места, эти «Следопыты», «Зверобои», «Кожаные чулки» становились все общительнее. «А ты знаешь, что у уток когти есть?» - вопрошали меня. «Конечно, - говорю, - есть. Им же нужно по деревьям лазить и гнезда вить». «Ну ты и дура!» - поражались охотники. В конце концов, один из них вышел на своей станции, а второй мирно заснул, упав мордой в стол. Впрочем, не совсем мирно. Изредка он вдруг подскакивал на месте, вращал стеклянными глазами и потрясая кулаком восклицал «Ыгых йорт манянь ыыы в хуй мать вашу кын». Ну или что-то наподобие. Не знаю, может в бабских разговорах о литературе и искусстве есть вкрапления заклинательной магии, воздействующей на мертвые тела охотников. Сие так и осталось для меня тайной. Поначалу мы вздрагивали, потом привыкли и перестали обращать внимание на энергетические всплески попутчика. Потом наша сугубо женская компания была разбавлена тараканьим доктором. Он щебетал что-то о культурных ценностях современности, мы внимали. Девичьи глаза блестели. Тем более, что постепенно и как бы нехотя, доктор все-таки начал съезжать на сексуальную сторону жизни. «Мужчина становится мужчиной, когда созревает духовно, а не тогда, когда он начинает вести половую жизнь, не тогда, когда он становится способен воспроизводить себе подобных, не тогда, когда у него вырастает пиписка!» - именно эти слова не только подняли тело охотника одновременно со стола и полки, но и заставили его произвести связную и довольно впечатляющую речь. «Да чо ты несешь, гнида! – заорал возмущенный зверолов, - у моего деда в 90 лет вот такой стоял, ВОТ ТАКОЙ!» Охотник красноречиво согнул руку в локте и сунул ее под нос библиотекарше. Надо отдать должное этой без сомнения высококультурной даме. Она первой вышла из ступора. «Мужчина, как вам не стыдно! – назидательно и с достоинством произнесла она – да чем воспитаннее, чем интеллигентнее, чем лучше и выше, в конце концов, человек, тем меньше у него, как вы выражаетесь, стоит». С улыбкой она покосилась на доктора, впавшего после этих слов в еще более глубокий ступор. Охотник с глухим стуком рухнул обратно. Девочки зашептались. Я, прикрыв растягивающийся до Гуимпленовских стандартов рот ладонью, вскочила и понеслась в тамбур. После пятиминутки беспрерывного ржания, отдышавшись и выкурив цыгарку я вернулась. Тараканьего доктора уже не было. Библиотекарша разочарованно скучала. Девочки ели бутерброды. Охотник мирно спал.