andreazz : Ценою всех прожитых лет

На улице лето. Жара душит своими липкими пальцами. Окно открывать бессмысленно – за ним автомагистраль. К удушью отвратительного спертого июльского воздуха добавятся выхлопные газы.
Дверь в комнату осторожно приоткрылась.
- Дедушка, будешь кушать? С самого утра голодный сидишь…
Нелегко есть, когда давление доходит порою до ста восьмидесяти пяти. Не есть хочется, а сдохнуть.
- Не хочу пока, - еле слышно отвечаю я. – Я позже поем. А сама кушала? Там Веня твой буженины вчера вроде принес…
- Деда, - Юля смотрит на меня с жалостью, словно на бездомного лишайного котенка, - я ее тебе оставила. Ты и так ничего не кушаешь. Думаю, может хоть буженины поешь.
- Не выдумывай, Юля, - голос дрожит, но я изо всех сил делаю вид, что все не так плохо. – Ты молодая, тебе сил много надо. Кушай мясо, оно полезное.
___________________________________________________________________

И к тому же дефицитное. Сейчас вообще все дефицитное. Ничего нельзя купить – все только достается. Одежда везётся на Румынию, техника на Польшу. В магазинах пустые полки. Это мне все Юля рассказывает – сам-то я уже несколько лет из дому не выхожу. Она целый день носится по Москве. Торгует турецкими свитерами, лекарствами какими-то. Всё рвут. Рвут с руками! Рядовые Октавегин и Но-шпа теперь днем с огнем. А цены… Цены растут каждый день, как сорняки. Сегодня десятки, завтра - уже сотни. Моя сберкнижка на глазах из сберегательной превращается в записную. А сколько туда было вложено пота пролитого, переживаний, жизни всей моей… Там и работа на стройке, и завод в три смены, и пятилетняя поездка в Тюмень, где я получал по безумной (!) тысяче рублей в месяц. Всё прямо на глазах жрёт монстр по имени «перестройка». Жрёт, чавкает и отрыгивает. Я заработал себе пенсию в сто тридцать два рубля и спокойную старость. А что я имею теперь? С каждым днем рубли превращаются в ничто. Да и сама страна превращается в ничто.
Позавчера Юля попросила разрешения снять с книжки деньги, чтобы перевести их в доллары. Её Веня крутится в каких-то там кругах, где можно это осуществить. «Иначе пропадут, - заявил он мне безапелляционно. - Сейчас время такое настало, Игорь Петрович. Надо крутиться, иначе пропадешь…».
Время! Время! Время! Уже несколько лет только и слышу про это «время»! Что это еще за «время»? Откуда оно взялось? Где та страна, в которой я прожил всю свою жизнь? Почему в ней теперь надо «крутиться»? Раньше все работали, а сейчас «крутятся». Поэтому так и живем, наверное. Страна тоже «крутится» вместе со всеми… причем против часовой стрелки, отбрасывая нас в эпоху сорок седьмого года. Хотя, я даже после войны не помню такого безобразия, как сейчас. Тошно, тошно всё это видеть и слышать.
___________________________________________________________________

Черно-белый «Рубин» показывал завязшую в зубах рекламу МММ. В комнату неслышно вошла Юля. На ней красовался новый брючный костюм бордового цвета.
- Юля! - я уже давно не видел на внучке таких красивых вещей. – Где ты такой костюм… достала? – ненавистное слово дается с трудом. - Иди поближе, покажись…
Но Юля по-прежнему стояла у двери и как-то виновато смотрела на меня, Она хотела что-то сказать и никак не решалась.
- Деда… Веня сказал, что за наши деревянные уже доллары не выменять, никто и связываться не хочет. Еще чуть-чуть, и за них даже буханку хлеба не дадут. Он мне говорит: покупай, что успеешь, пока за них вообще еще что-то можно купить…
Смысл слов доходил до меня медленно, словно через туман. Та ли это Земля, на которой я прожил всю свою жизнь? Может быть это Венера, или Марс? А может быть я уже умер?
Юля присела на кровать, положила голову мне на грудь и, не выдержав, разрыдалась.
- Всё равно пропали бы, деда! Ты только не переживай так, я тебя умоляю… Тебе нельзя переживать, у тебя давление сразу подскакивает…
Громоздкий ком в горле не давал нормально набрать воздуха. За фронтовые медали и пятьдесят два года стажа работы в стране развитого социализма, призрак перестройки, с барского плеча, выделил мне брючный костюм для внучки. Ослабевшей рукой я прикоснулся к шершавой ткани. Вот он результат всей моей жизни – льняной, бордовый, приталенный. В нем заводские трубы, в нем Тюменские морозы, в нем сверхурочные, и прогрессивки, и тринадцатая зарплата. Премия за пятьдесят лет стажа пошла на пуговицы, левый лацкан пошит из выигрыша в лотерею в 73-ем… На карманы ушло несколько лет работы на стройке. Хороший костюм, импортный, наверное. Но дорогой… очень дорогой…
- Деда, - Юля немного успокоилась, но продолжала всхлипывать, - там еще несколько тысяч осталось. Можно очки тебе новые купить. Хорошие, чехословацкие. Веня говорил, что достать может…
- Купи Юля, купи, - привычный окружающий мир стремительно разрушался: не по кирпичику, а целыми монолитными блоками, – всё равно пропадут…