Илья Волгов : `День Памяти

В этот день, пятнадцатого августа, лишился жизни человек Виктор Робертович Цой. Релакс, фтыкатели. Далее по тексту вы не увидите припудренной пафосной гамазни о смысле жизни этого певуна или о значении его творчества в такой продажной говнояме, как «русский рок». Всё дело в том, что я кое-что вспомнил. Вы, вероятно, не забыли, что в начале XXI века повсюду тусили такие персонажи – сопливые подростки, длинные немытые волосы, вонючие балахоны и рваные джинсы с булавками да нашивками «панкс нот дэд, бля». Они, конечно, и на данный момент существуют, но в то время их был уж больно дохуя. Таким тухлым панком в силу времени-моды-начала-становления-неокрепшей-личности-и-борьбой-не-важно-с-кем довелось побывать и мне. Мы пили портвейн «777» за 29,50 рублей, ругались матом и горланили во дворах под расстроенную гитару. Гуляли, в общем. Так чего я про Цоя-то вспомнил… Главное на то время – повод побухать. И тогда, ровно пять лет назад, он у нас неожиданно появился. День Памяти ВэЦоя (жыф кстате). Я сам не мог гордиться наличием всех альбомов гр. «Кино» и безграничным восторгом к корейцу. Я слушал «Гражданскую оборону» и такую хуйню как «Король и Шут». Но – да, ребята. Лето, тепло, повод. Время пить, и пить много. ХОЙ!
***
Мусат был немного глуп, но зато искренен и весел как клоун. Второй, мой старый друг Ромыч, до сих пор остаётся весьма сумасшедшим волосатым верзилой. Третий – я, тощий лошарик с трясущимися от пива руками и слабым зрением.
- Чото тухляк, - Мусат часто оказывался прав.
- Да я ебу. Пошли бутылки во что-нить покидаем? – я оригинальностью особо не отличался.
- Вы скучные пьяницы, гондоны, - допивая пивко, констатировал Роман. – И необразованные к тому же. Вы же блять и не знаете, что завтра типа Цой ёбнулся.
- Да и шакал его еби, нам-то хуле… - вопрошали наши взгляды.
- А то, ребята, что завтра же мы с вами едем типа как вспоминать его, на Арбат, на Стену Цоя.
- Нахуя? Мне не нравицца этот гук, это ты на него с пяти лет дрочиш, - я не соврал.
- Да похуй, не выгонят же за то, что слов песен не знаешь! И бухнём…
- Хуя себе. Ну дела. Погнали, а чо. Бапки есть?
Летние каникулы и никаких забот. А родители уж «на сникерс» полюбас оставят. Мы твёрдо решили ехать.

Облачившись в свою панк-амуницию, трое опёздалов по четырнадцать лет каждому встретились на детской площадке, высадили по сигаретке, и двинули к метро. У станции мы решили начать с чутка, взяв чудесное пиво. Щурясь от солнца, мы пили и разговаривали с бабулькой, которая продавала котят. Жывотные лежали в корзине и извивались. Когда бабуся отвернулась, чтобы что-то нам достать и показать, Мусат плюнул в невинных зверюшек, и мы с диким смехом были обязаны съебать с места преступления. В вагоне мы допивали, кричали и дрались немного, кайфуя от столь низких людских взглядов. Поганая молодёжь, хули.

Выйдя из метро, мы решили, что самое время добавлять мозгу. Приобрели у кавказских товарищей полтораху хим-дряни «Ром-Кола» и булочки с колбасой, о чём в последствии пожалел лично я. Пиво вышло жёлтыми струями на частные гаражи, и мы, лениво отмахиваясь от озверелых матюгов охраны, ступили на Старый Арбат, передавая друг другу бутылку и звеня булавками на джинсах и балахонах «Король и Шут» да «Punk`s not dead».

Вот и она, Стена Цоя. Место паломничества тысяч московских панков.
- Э, чо за нахуй. Так быть не должно, - поведал Ромыч, глянув на милицейское оцепление перед Стенкой. – Шмонают ещё… ну пох, двинули.
Люди в сером даже не начали нас обыскивать на предмет наличия металлического и острого. Просто сказали:
- Идите отседова в пизду.
- Начальник, как так??? Мы Виктора вспомнить пришли.
- И без вас вспомнят, сопляки. Тока киноманы, панков не пускаем, - и тыкает такой в мой балахон.

Незадача, однако. Хотя, сказать честно, мы не особо расстроились, ибо были деньги на попить. По дороге в магазин всем, кто шёл к Стене, мы говорили, что панков туда не пустят, меняйте шмоть. Два чувака и одна девка сказали: «А хуй с ними, пашли выпьем?» Вместе веселее ©, поэтому запихивали бутылки, батоны хлеба и майонез мы уже вшестером. Осталось найти место, где была возможность комфортно въебать панк-паёк. Забрели в древний закуток. Уже даже присели и раскупорили, но тут магическим образом нас окружила орава сраных бомжей, давших нам совет: «А ну поебали отсюда, тут вам блять не ресторан! Здесь люди, люди живут!» Хорошо хоть на портвейн не кинули.

В итоге мы решили развалиться прямо на тротуаре. Всё равно люди обходить будут, так что не мешают мимоходные тела. «Но странный стук - - - зовёёёёёёёт - - - в дороооогу» пьяными голосами без гитары звучит мега-готично. Пустые тары «трёх топоров» скапливались, закуска (батон+майонез) подошла к концу. Подростки в сало. Настолько, что когда Мусат подошёл ко мне за сигаретой, не успел врубить тормоза, врезался в меня, и мы вместе упали под припаркованную рядом машину, ёбнувшись головой о московский асфальт.

Пора было думать, что же делать дальше. Мы всей толпой пошли вниз по переулку, вопя и толкаясь. И тут на выходе к Арбату я заметил ментовской уазик. «Тщщщщщщ, ребяты, мусор!!!» Спутники последовали моему примеру, заткнувшись и подтянув ёбла до состояния «курсанты кадетского корпуса на отдыхе». Знаете, память в подвыпившем состоянии меня всегда подводила. И тот раз не стал исключением, потому что, к чертям забыв про собственные же предостережения, я побежал к стойке с плакатами. Увидев беззубого вокалиста «КиШ»ей на постере, я до рези в горле провизжал «ООООООООООО, ГОРШОООК!!!» и въебал ногой по этой самой стойке. Я даже отсмеяться не успел, когда меня уже держали дяди в погонах. Случайных собутыльников как ветром сдуло. Мусат попытался слиться с толпой, но перестарался, потому что уже стоял рядом со мной. Нас закрыли в уазике. Завидав волосатого Ромыча, я махнул ему рукой, мол, съёбывай. Однако, Хой. Он лишь улыбнулся, показал мне «козу», и с возмущённым лицом направился выяснять, за что же так нещадно заграбастали другов. Через пол минуты в багажнике с сиденьями нас сидело уже трое.

Мусат с бледной харей отрубился, а Ромыч мальца поднял панику, тыча пальцем в заржавевший болт двери багажника. «Илюх, убежим, ну! Убежим!» Боже, как же мы сейчас ржом, вспоминая этот момент…
Побег не удался.
- Ну чо, поехали, - сказал милиционер водиле, сев на заднее сидение и окинув взглядом своих сегодняшних пассажиров. – Так, чего пили?
Мы с Ромычем переглянулись.
- Командир, да по паре пива…
- Ну-ну… какое тут нахуй пиво, вот этот – точно героин, - и показал на Мусата. Мы же с Ромычем почти засмеялись, но промолчали. А служащему, видимо, не хватало общения.
- Чо, пидоры штоли?
Мы с Ромычем опять переглянулись, а я еле подавил желание уебать своей тощей ручёнкой мента прямо в лицо.
- Ты чё такое говоришь. Никак нет, бля. У меня девушка есть, - я наврал, потому что буквально пару недель назад Аня Бояринова меня бросила из-за моей привычки допивать то, что я находил на улице недопитым.
- Ну-ну, ну-ну…

Есть кто в теме? Я не очень помню, какое именно там отделение милиции, но вроде по Кривоарбатскому переулку располагается. Та самая Мекка для панков, где должен побывать каждый. Внутри сказали раздеться до трусов. Снимая носки, я пожалел, что не пропил заныканный там полтинник, потому что честные служаки полюбас заберут. Странно, но я ошибся – не взяли. Желудок ухуяринного Мусата не выдержал обыска – заблевал всю комнату той самой чёртовой колбасой из булочки, отвечаю. Тётенька позвонила родителям, сказала забирайте своих красавцев. Мои предки на работе были, поэтому не дозванивались домой ко мне.

Мусат уснул в луже собственной блевоты на полу, Ромыч развалился на весь проход, матеря кашолку-инспекторшу на чём мир стоит, а меня как самого трезвого вежливо попросили «убрать за другом», кинув ведро и швабру. Пидорасил полы от этой ебучей колбасы я как минимум часа полтора. Спасибо, друг. Я-то как раз искал, чем заняться. А мусор подъебал потом Антоху:
- Тут прибрали за тобой, нальёшь потом стакан другу, гыгыгы!
Всё сверкало чистотой, и я поник, задремав сидя на полу.

Очнулся через некоторое время. Хотелось пить, но не давали. Ромыч спал плашмя прямо на проходе отделения. Таким его и увидел его отец, приехавший за нами и кипящий от злости. Я пнул волосатого камрада в голову.
- Оооооо, папа, привет…
- Здравствуй, сынок.
Батяню Ромыча отвели в комнату и честно попросили две тысячи рублей за меня и Ромку – благо, он мог меня забрать, в одном доме живём. И забрал. За Мусатом же минут через двадцать приехала мать. В метро мы с Ромычем чувствовали свою вину.

Дома мама с папой меня конечно по голове не погладили, сами понимаете. Мозг порядочно так жевали. «14 лет – и уже милиция, что будет дальше??!! Наркотики…» - СПИД, ядерная война, Гурченко – дочь Брюса Ли, бла-бла–блядь...
***
Сейчас Мусат считается «футбольным фанатом», работает поваром в ресторане и готовится осенью идти в армию. Ромыч всё такой же безбашенный и волосатый, тусит со своей девчонкой и отлично учится в языковом институте на переводчика. Я же повсюду графоманю, выпиваю всё меньше, слушаю совершенно другую музыку и четвёртый год люблю одного и того же человека. И до сих, до этих самых пор мы, кем бы ни стали, каждый год вспоминаем тот конкретный панковский отжиг. Пятнадцатое августа две тысячи третьего года, День Памяти Виктора Цоя. Портвейн, свобода и немного панковской романтики.