Chekhov : Уверенные шаги в темноте 2

02:21  15-08-2008
Братья

...на платформе никого не было. вышедшие вместе со мной немногочисленные дачники шустро просочились куда-то в высокие репейники, и я остался один. с неба накрапывало, серый осенний лес мрачными острыми кольями врезался, кажется, прямо мне в сердце.

самое лучшее место для того, чтобы прочувствовать одиночество. тем не менее, именно в этом лесу укрывался бесплатный христианский реабилитационный центр для наркоманов, куда я и приехал.

меня должны были встретить, но на небольшом бетонном пятачке для автомобилей было пусто. я уронил на бетон спортивную сумку с вещами, закурил, и присел на корточки. кумарило не сильно; собственно, приехал сюда я больше за тем, чтобы потеряться из москвы, прийти в себя, и отдохнуть. голос по телефону обещал трудотерапию, свежий воздух, футбол, хорошее питание, - в общем, как раз то, чего я был лишен последние полгода.

- кайфуешь? - голос из-за спины, неожиданно. я чуть не упал, повернулся, и увидел, что с тыла ко мне подкрались двое. первый, высокий, розовощекий, толстый, мог бы играть роль жертвы нового йогурта в рекламе. мог бы - если бы визажисты что-нибудь сделали с диссонансом его широкой улыбки и ушлого полуприщура.

второй был меньше размерами, бледный, более честный. смотрел он в землю, и вообще его не было.

- ну что, пошли? - первый смотрел мне в глаза, и улыбался. мне это не очень понравилось, люди во время разговора обычно редко смотрят в глаза, именно поэтому я всегда так и делаю. вот мы с ним и переглядывались, и в его взгляде чувствалось какое-то непробиваемое превосходство и уверенность в своих силах. на этом, конечно, можно было сыграть - но лишь в том случае, если его уверенность была надуманной.

их машина стояла за лесополосой, старая газель, тем не менее, до блеска вымытая, и снабженная массой маленьких дивайсов, наличие которых доказывало, что за машиной следят. второй из встречающих вместе с моей сумкой прыгнул в кузов, мы же вместе с "йогуртом" поместились в кабине.

ехали молча. через несколько минут я решил все-таки запустить пробный шар.

- ну и как там, ничего? жить можно?

- а ты что, до сегодняшнего дня жил?...

ответ заставил меня немного призадуматься. с одной стороны, он был прав, с другой же... не знаю. интуиция уже верещала во весь голос - воткни ему в ухо вон ту отвертку, хватай сумку, и вали отсюда, пока не поздно... что-то типа этого.

лес кончился внезапно, за поворотом. дорогу преградили железные ворота, сверху обмотанные колючей проволокой. йогурт посигналил, и нас пропустили внутрь. машина поехала по неширокой аллее, по сторонам которой прогуливались, судя по всему, мои собраться по несчастью. рожи у них были такие вполне родные, так что я немного расслабился, и только спрыгнув на землю возле главного корпуса, понял, что не давало мне покоя все это время.

все встреченные мной здесь люди ходили парами, чуть ли не держась за руки. и присмотревшись, можно было понять, что откровенно счастлив из каждой пары только один, - тот, что шел первым.

...что характерно, сумку свою я не видел с того момента, как ее забросил в кузов второй из братьев. сейчас он вместе с ней бодро пробежал мимо нас прямо в здание. я задержался возле входа, и посмотрел по сторонам - на территорию, что нас окружала.

видимо, раньше это был пионерский лагерь. несколько корпусов, на стенах - барельефы, изображающие пионеров, аллеи со статуями, асфальтовые дорожки. все очень чисто убрано, на дорожках ни листика, ни травинки, что, учитывая осень, было довольно странно. впрочем, долго оглядываться мне не дали: йогурт обнял меня за плечи, ослепительно мне заулыбался, и повел меня внутрь.

в главном корпусе пахло, как в обычной столовке - подгоревшим жиром, молоком, еще чем-то таким же. видимо, где-то там находилась и кухня. меня завели в небольшую комнату рядом со входом, там стоял компьютер, кресло, еще какие-то шкафы. йогурт сел в кресло, и сразу приобрел какой-то более солидный вид.

- ну что, чехов, - начал он свою речь, - тебе очень повезло. наконец у тебя появился реальный шанс избавиться от наркотиков, и в этом тебе поможет бог - ведь только он способен совершать чудеса. посмотри вокруг - ты видишь этих людей? - я оглянулся, оказалось, позади меня выстроился почетный караул из амбалов с подозрительно счастливыми рожами, - так вот все они еще не так давно были под властью греха. а сейчас они свободны, наркотик больше не властен над ними!

в конце своей речи йогурт увлекся, начал размахивать руками, патетически подвывать, и вставлять цитаты из Библии, которые сейчас я уже не вспомню. в принципе, я уже понял, куда попал; понял и то, что просто так отсюда мне не вырваться. приходилось в очередной раз начинать притворяться, делать вид, что со всем согласен, и осторожно искать пути для освобождения. я еще не знал, с какими трудностями мне предстоит столкнуться; именно поэтому я неосторожно задал свой вопрос.

- если все они избавились от наркотиков, что в таком случае они до сих пор здесь делают?

йогурт впервые пригасил свою фирменную улыбку, и посмотрел на меня уже по-новому. я очень пожалел о своем вопросе, здесь нужно было вести себя намного аккуратнее, - если я вообще собирался сделать отсюда ноги.

- ты не понимаешь. мы все здесь - одна семья. бог дал нам свободу, избавил от наркомании, дал нам силы помогать другим. только помогая другим, и находясь здесь вместе, мы можем оставаться трезвыми.

толпа позади меня хором выдохнула "аминь!". мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы истерически не рассмеяться.

- но не беспокойся. через полгода тебя смогут навещать родственники, а через год, если все будет хорошо, ты вместе с тремя братьями сможешь сьездить домой, мы называем это "в отпуск". тебе понравится!

да, мне уже нравилось. я видел, что он меня провоцирует, что он ждет криков, попыток убежать, воплей, что они здесь все сектанты - наверняка этот вариант у них был продуман, я позже узнал, что тех, кто так поступал, просто запирали на несколько дней в "кладовку". родителям говорили, что у сына ломка, что лечиться он не хочет, разговаривать с ним по телефону - вредно для его выздоровления... письма? конечно, мы передали ему ваши письма. а что не отвечает - так он же наркоман, забыли? вы ему вообще не нужны.

беспроигрышный вариант, к тому же, вся милиция района была у них, что называется, в кармане, и даже чудом сбежавших отлавливали на остановках, в электричках, в автобусах.

всего этого я тогда не знал, но почему-то чувствовал. то ли по наглому прищуру его глаз, то ли в слащавости тона были какие-то самоуверенные нотки - не знаю. чувствовал, и знал, что необходимо не просто лечь на дно - необходимо притвориться так, как никогда в своей жизни. это должна была быть многослойная ложь, пусть он раскроет первый слой, и думает, что победил. пусть, сука. посмотрим, кто будет смеяться последним.

тем временем братья начали потрошить мою сумку. одежду мне оставили, книги же были сразу спрятаны в сейф - вместе с одеколоном и почему-то бритвой. документы также были у меня изъяты, причем журналистское удостоверение йогурт с презрительной гримасой отправил в мусорное ведро. "больше оно тебе не понадобится" - сказал он при этом. я стоял, тупо улыбался, и думал - ну вот сейчас я вот того, допустим, роняю, за ним дверь, ну что, выбегаю, до забора метров 100, но ведь догонят, суки, вон какие лбы, и наверняка только этого и ждут... думал так, и улыбался еще шире.

- а теперь, брат чехов, раздевайся. мы должны убедиться, что ты не принес наркотики в наш храм!, - провозгласил йогурт, и стоявшие рядом со мной братья начали сдирать с меня одежду. я не сопротивлялся, наоборот, всячески им помогал. они прощупали все швы и наконец нашли у меня под майкой православный крестик. я очень удивился, когда его содрали и отправили в мусорку. но йогурт объяснил, что они здесь не идолопоклонники, что всем известно, что Иисус был распят на столбе, и вообще все эти иконы и церкви - это поклонение тельцу. я на самом деле был уже на грани, и сдерживался из последних сил, но весь мой опыт прямо-таки вопил о том, что надо терпеть. только в этом случае у меня будет шанс.

после этого мне зачитали правила пребывания в центре. запрещалось ругаться, курить, сидеть на корточках, вообще сидеть во время рабочего дня. запрещалось разговаривать. запрещалось выходить за территорию центра. запрещалось находиться одному... там много еще чего запрещалось, я всего не помню. прослушав это, я постарался сделать покаянную рожу и пробормотал что-то типа что мне уже все равно, лишь бы переломаться.

- не думай, что ты нас обманешь, - йогурт снисходительно похлопал меня по плечу, - в тебе очень силен пока что голос дьявола. но это ненадолго. я тебе откровенно скажу: уйти отсюда у тебя не получится. а потом ты уже и сам не захочешь... ну а сейчас я тебя познакомлю с тем, с кем в паре ты будешь работать. он покажет тебе здесь то, что тебе можно видеть.

дверь открылась, и в комнату вошел еще один брат.

...как только я его увидел, то сразу понял, по какому принципу составлялись здесь пары. этот принцип психологической несовместимости мог бы, несомненно, сработать и в моем случае, если бы воплощением его в жизнь занимались люди по-настоящему знающие свое дело. как и каждому из нас, мне неприятно видеть рядом с собой людей определенного типа... но в этом случае мои новоявленные братья не угадали. с другой стороны, они здесь определенно были не так просты, как хотелось бы надеяться, поэтому я не расслаблялся, и повернув голову в сторону своего будущего напарника, изобразил на лице презрение и ужас, стараясь, впрочем, не переборщить.

все было понятно. меня они, судя по всему, зачислили в разряд белоручек, эстетов, интеллигенции, угадав при этом со знаком, но сделав фатальную ошибку в окраске. соотоветственно, в пару мне дали того, с кем найти общий язык я, в соответствии с этой несложной формулой, не смог бы никогда.

высокий парень, косая сажень в покатых плечах, несколько золотых зубов, наколотые перстни на фалангах пальцев. карикатура какая-то. я чувствовал, что йогурт смотрит на меня, черт возьми, я это просто знал, и я знал также, что он непрост, ой, как непрост, наконец, я помнил, что ложь должна быть многослойной, и в этот момент я сделал вид, что только что заметил его наблюдающим за моей реакцией на появление в дверях этого тиранозавра, и старательно начал выстраивать непроницаемое выражение на лице - оставив все же на нем печать испуга.

пусть жрет, сука.

- это алексей, - возвестил йогурт с такими интонациями, как будто представлял мне как минимум Иисуса Христа, - он теперь будет твоим старшим товарищем. вы всегда должны быть вместе, твоя кровать будет расположена над его. если тебе что-то интересно - спроси его, но вообще-то болтать попусту у нас здесь не принято. а теперь вам пора приступать к реабилитации - до обеда еще много дел!

на меня снова навалилась подкрепленная кумарами паника. я как-то раздвоился, одна моя половина кричала, требовала, чтобы меня отпустили из этого кошмарного места, что я журналист, что меня будут искать...а другая очень тихо и спокойно говорила, что делать этого нельзя, что будет еще хуже, и даже те несчастные крохи свободы, которые у меня остались, в любой момент могут отобрать.

в итоге я просто взял свою сумку и отправился вместе с алексеем в нашу комнату. она оказалась в торце здания, была большая, светлая, в ней располагались восемь двухэтажных, идеально заправленных коек. алексей молча показал мне мою. он вообще мало разговаривал, но в глазах его отчетливо горел все тот же странный огонек, подобный которпому я видел у большинства из здешних обитателей.

войдя в роль кретина - интеллигента, я чуть не сломал шкаф, и с грохотом ударился о ножку стола. с удовлетворением отметил, что мой соглядатай сбросил маску идола и дернулся посмотреть, что там со мной случилось.

волнуется. добрый. это хорошо.

откуда-то появился азарт, вдруг стало спокойно и легко. именно в тот момент я впервые осознал, что дерну отсюда, и очень скоро. неделя - максимум. мое настроение не смогло испортить даже сообщение заглянувшего в дверь йогурта, который сказал нам о том, что для начала мы отправляемся мыть полы на первом этаже корпуса.

в каждом деле можно найти приятные стороны. даже в мытье полов они есть, в специальной комнате у братьев была собрана внушительная коллекция разнообразных швабр, моющих средств, кисточек и щеточек самых разных форм, фактуры, и расцветок. выбрав самые смешные из них, и вооружившись таким образом, я принялся за работу, одновременно объясняя натиравшему плинтуса рядом алексею свои взгляды на различные христианские концессии - и к обеду втянул-таки его в разговор.

обед не стоит упоминания. нас кормили тем, что местные овощехранилища, склады и магазины отдавали бесплатно, в виде гуманитарной помощи, - когда бравые парни с переломанным шприцем на майках появлялись у них на порогах и заводили песни о своей незавидной судьбе. качество этой кормежки вы можете себе представить; хотя нет, не можете. перед принятием пищи (в меню сегодня были просроченные паштеты, растворимая лапша и вздувшийся йогурт), произносилась молитва, по-моему, на испанском языке.

после обеда мы продолжили, и леша уже сам ринулся в атаку. он перестал быть похожим на зомби, подозрительный огонек в его глазах погас, мы спорили, иногда даже смеялись, в общем, домыли этаж незаметно. но я, конечно, увлекся, и пропустил очень важный момент, а именно - я так и не понял, что весь день за нами следили.

на следующий день у меня уже был новый напарник.

...на следующий день все закрутилось по новой. новый напарник - щуплый парнишка с бегающим взглядом, новая работа - теперь я занимался стиркой белья. вообще реабилитацию эти люди представляли себе довольно своеобразно: заключалась она в 12-часовой трудотерапии. работать приходилось действительно много, но самое противное было даже не это, а то, что существовала целая куча самых разных ограничений.

например, строжайшим образом были запрещены разные "наркоманские" выражения. даже не мат, а слова вроде "супер" воспринимались руководством крайне негативно. я старался следовать всем правилам, несмотря на их очевидную глупость, и наблюдая, как очередного брыкающегося реабилитанта волокут в "кладовку", понимал, что выбрал верную манеру поведения.

тем не менее иногда и у меня не хватало терпения, я начинал издеваться над напарником, окружающими, над местным специальным переводом Библии, довольно сильно отличающимся от обычного, и в результате портил отношения с йогуртом и с его кодлой. да, забыл сказать: работали, конечно же, там не все. те из братьев, кто прожил в центре по 2-3 года, мог уже рассчитывать на некоторое снисхождение. например, в нашем доме жил один брат, которому через 8 лет пребывания в центре разрешили даже жениться. днем он, как и все, должен был находиться в паре со своим напарником, а по ночам уединялся с женой. вам, наверное, дико это читать, но для тех, кто живет там, подобное является нормой.

так прошло три дня. по утрам нас поднимали в семь, и вели на прогулку. сама по себе прогулка - неплохое изобретение, но братья даже ее ухитрились довести до абсурда. дело в том, что гуляли мы часа четыре, и за это время проходили расстояние километров в 15. в любую погоду, на кумаре, на голодный желудок и без сигарет, с постоянно зудящим о спасении души напарником под ухом - нужно быть действительно стойким человеком, чтобы все это вынести. к тому же время от времени я становился свидетелем редкостных по своей эмоциональной насыщенности сцен, например однажды, выходя с напарником из туалета (все туалеты там двухместные, чтобы не разлучаться с "тенью", а вы как думали), я увидел стоящего на коленях парня, который страстно целовал руку своему напарнику. увидев меня, они смутились - но не из-за очевидной абсурности происходящего, а просто потому, что мне это "видеть было рано".

чувство юмора потихоньку начинало сдавать вместе со всем остальным, и вот наконец в один прекрасный день я не выдержал. в сдержанных, емких, вежливых выражениях я сообщил йогурту все, что думал о нем, об этом центре, об этих братьях, о религии вообще и об их концессии в частности. я выдвинул несколько смелых предположений на тему его родства с некоторыми рогатыми животными. я угрожал, произнося туманные пророчества о будущем центра, если меня не отпустят отсюда прямо сейчас и не снабдят всем необходимым на дорогу. я говорил, говорил, говорил... и видел, что у йогурта в глазах появляется очень довольное выражение.

- ну вот, чехов, ты наконец и проявил себя. я ждал, когда это случится, бог говорил со мной и я знал, что долго сдерживаться ты не сможешь. так и произошло. а теперь тебя проводят в твою комнату, а мы здесь посоветуемся, что с тобой делать.

меня отвели в нашу комнату, что было довольно странно по причине разгара рабочего дня, и оставили наконец там одного. я сидел, ругал себя за несдержанность, и думал, что будет. могли банально набить морду - здесь такое практиковалось, я видел. но то, что было вслед за принятием в братья, привлекало меня еще меньше. дело в том, что спустя две недели пребывания в центре, неофита начинали водить на общие собрания, на которых происходили... не знаю, как и назвать. камлания какие-то, что ли.

песни хором о величии бога еще можно было бы понять, я сам не прочь попеть иногда. но делать это часами, монотонно раскачиваясь, взявшись за руки... затем там была еще такая штука, называлась она "прикосновение господа". это когда ведущий возлагает на тебя руки, и ты начинаешь биться как бы в истерике, смеешься, плачешь, кричишь, в общем, всячески демонстрируешь, что в тебя вселился святой дух. но главный номер программы назывался "говорение на иных языках". в Библии есть такое место, где Иисус отправил своих апостолов проповедовать в разные страны, и для этого наделил их способностью говорить на любом языке. так вот братья верят, что они тоже это могут, и на собраниях своих демонстрируют это самыми разными способами. например, один из них, самый бойкий, или которому нужно переехать на койку поближе к окну, начинает ни с того ни с сего вдруг орать: "санта мария джезуз хосе игнасио бельведер бла-бла-бла!!!" и все вокруг возлагают на него руки, и кланяются ему, и завидуют, а надсмотрщик ходит рядом и смотрит, кто радуется больше всех. в целом, это очень похоже на цирк, или на дурдом - кто орет благим матом, кто говорит на иных языках, кто под стульями ползает после прикосновения святого духа, короче говоря, как будто кислоты объелись братья. но отношение ко всему у них очень серьезное.

и вот я сидел и вспоминал все эти не очень приятные вещи, а еще вспоминал, что у меня за четыре дня сменилось четыре напарника, и понимал, что от "кладовки" как минимум мне никак не отвертеться.

дверь открылась. в проеме стоял улыбающийся йогурт, и молча манил меня рукой. я встал, сглотнул, и пошел за ним, понимая, что именно сейчас произойдет что-то интересное.

Мой новый напарник стоял спиной к нам, и смотрел в окно. Меня сразу неприятно поразили две вещи – то, что поначалу он, казалось, совершенно не обратил на меня внимания, и его внешний вид. Начнем с того, что до нашего с йогуртом прихода он находился в комнате один, что по всем местным понятиям было вопиющим нарушением; ну а внешность… под два метра ростом, худой, с длинными жилистыми руками, покрытыми синей росписью тюремных татуировок, по-лошадиному вытянутый череп, несколько раз сломанный нос… рукопожатие его было сухим и очень крепким.

Йогурт стоял сбоку, искательно заглядывая в глаза каждому из нас, а мы молча рассматривали друг друга. Я никак не мог выбрать модель поведения – казалось, что напарник мой был наглухо прикрыт броней безразличия.

- ну вот, костя, это и есть тот самый чехов, о котором я тебе рассказывал, и с которым у нас столько проблем, - проблеял йогурт, и я с удивлением услышал в его голосе подобострастные нотки, - а у тебя, мы знаем, как раз не хватает человека, и вот мы подумали, что…

- пошли, - перебил его костя, обогнул ошпаренно замолчавшего йогурта и направился к двери. Мне ничего не оставалось, как отправиться следом.

- чехов, Константин – один из наших самых опытных братьев, - кричал нам вслед быстро пришедший в себя йогурт, - он враг праздных разговоров и бездействия! Общение с ним помогло встать на путь истинный многим из нас! Постарайся…

Что было дальше, я не слышал, потому что мы вышли из корпуса.
Костя повел меня куда-то вглубь территории центра, где я еще не был. Здесь располагались кухня, хозяйственные постройки, здесь держали животных, и здесь же располагался склад. Склад этот оказался очень интересным сооружением: на первый взгляд это было непримечательное одноэтажное строение, с несколькими подслеповатыми оконцами, вход в которое защищали неожиданно солидные железные ворота.

Однако под первым этажом находились еще три – подземных, выкопанных и оборудованных руками братьев. Чего только не было на длинных, метров по 50 длиной, деревянных стеллажах! В качестве гуманитарной помощи местные бизнесмены отдавали братьям все то, что плохо продавалось, и пока мы шли по звенящим жестяным полам этой сокровищницы, - а Константин, как я быстро догадался, являлся ее хранителем, - я успевал только вертеть головой и удивляться. Здесь было все – от надувных лодок до ящиков, битком набитых зубными щетками. Много было и еды, как полуфабрикатов, так и фруктов, овощей, и просто конфет.

Первым моим заданием стала очистка картошки от ростков – работа нетрудная, к тому же я удобно расположился рядом с коробкой с печеньем, куда время от времени запускал перемазанную руку. Костя делал вид, что ничего не замечает.

Так прошло два дня. Работа на складе была несложной, Константин по большей части отмалчивался, и я не совсем понимал, отчего перед ним так трепещут йогурт и его близкие. С другой стороны, как только к нам приходил кто-нибудь из руководства, я сразу становился объектом пристального внимания, да и Константин начинал отвешивать мне подзатыльники. Реагировать на них нужно было с благодарностью, что я каждый раз и проделывал, быстро уяснив себе нехитрую тактику Костиного поведения.

Одной из самых значимых ценностей для обычных, не облеченных властью реабилитантов был сон. Поднимали нас рано, спать же, наоборот, мы ложились когда придется; к тому же у многих организм еще не восстановился после обильной, как здесь говорили, наркотизации в прошлом. Поэтому я с пониманием относился к тому, что мой новый руководитель почти каждый день, дав мне какое-нибудь пустячное задание, пропадал куда-то на два – три часа, закрыв перед этим двери склада изнутри на большой ржавый засов. Это значило, что и мне можно отдохнуть, для порядка расположившись рядом с каким-нибудь «фронтом работ».

На седьмой или на восьмой день костя, перед тем, как скрыться в катакомбах третьего подземного этажа на свою послеобеденную сиесту, поманил меня пальцем. Я уже привык без вопросов и лишних слов выполнять все его распоряжения, и поэтому послушно пошел следом.

Мы долго спускались по каким-то темным лестницам, распугивая крыс и по-моему даже змей, и в конце концов оказались в тупике, выход из которого преграждала бронированная дверь с несколькими замками. Костя извлек из кармана солидную связку ключей и начал отпирать замки один за другим, но даже несмотря на их звон я вдруг отчетливо услышал доносящуюся с той стороны - категорически, смертельно, стопроцентно – запрещенную в этом наркозоопарке вещь.

Там негромко играла музыка, и чей-то голос сказал: «…в Москве завтра – до восемнадцати градусов тепла, без осадков».

А еще оттуда отчетливо тянуло табаком.

...да, да, да. самым трудным для меня оказалось не заулыбаться, как только мы вошли в небольшую теплую каморку, довольно уютно оборудованную. здесь была плитка, холодильник, небольшой топчан, кресло. старый торшер своим мягким светом добавлял теплоты грязноватому, в общем-то, помещению, но мне в тот момент она показалась пещерой али-бабы.

услышанная мной музыка лилась из установленного на холодильнике допотопного радиоприемника. это уже потом я узнал, каких трудов косте стоило вывести антенну из подвала на улицу так, чтобы никто этого не заметил. со своим фирменным тихим цинизмом он присоединил провод к стальному флагштоку, установленному на крыше склада, и теперь флаг с изображением переломанного шприца не только благоприятно воздействовал на адептов, но и обеспечивал нам хороший прием.

- курить будешь? - я обернулся, костя протягивал мне пачку сигарет. конечно же, после более чем недельного перерыва сигарета показалась особенно приятной. что характерно, мы по-прежнему молчали. покурили, попили чаю, повтыкали - костя на топчане, я в кресле, - и отправились дальше работать.

он очень сильно рисковал на самом деле. уверен, стоило мне хотя бы заикнуться при йогурте о том, чем мы тут занимаемся, и администратор с удовольствием схавал бы несгибаемого костю. однако, конечно, при всех моих недостатках таким идиотом я не был.

доверие нужно ценить, и этим я и занимался. при посторонних костя шпынял меня, я же покорно улыбался и все распоряжения выполнял бегом. как только же мы оставались одни, все вставало на свои места.

так прошло еще несколько дней. при всей завидности моего положения - по сравнению с остальными реабилитантами, - я чувствовал, что надолго меня не хватит даже на складе. и вот в один из дней я поинтересовался у кости, возможно ли вообще отсюда свалить.

он очень удивился. несколько раз он спрашивал меня, чего, собственно, мне не хватает. у нас было все - еда, сигареты, даже деньги. йогурта в последнее время костя ухитрялся не пускать дальше порога склада, так что даже я оборзел и не здоровался с ним.

все правильно - по сравнению с остальными забитыми и бесправными пациками я жил как на курорте. правда, мы почти не разговаривали - но к этому я быстро привык. выяснилось, впрочем, что косте отсюда идти было просто некуда; за воротами у него никого не было, и жить ему было негде. у братьев он устроился довольно удачно, и теперь, если бы я ушел, ему пришлось бы подбирать нового напарника - и снова проверять его в деле, доверяя ему свою, в общем, довольно сладкую жизнь.

все это он мне объяснил - но все, все, я уже не мог сидеть на месте, устал притворяться, устал прятаться в этом бункере под землей, и хотел просто закурить сигарету с той стороны ворот и показать йогурту средний палец - желательно имея гранатомет за плечами. и вот в один из дней все наконец и случилось.

...в то утро я проснулся раньше всех. было шесть, за окном сеялся мелкий унылый дождь, было грязно. осень. я с ужасом подумал, что же здесь будет осенью, когда адреналин от самого факта пребывания здесь немного подуляжется, и его место займет обыкновенная человеческая тоска?...

снизу кто-то зашевелился. я посмотрел туда - это костя, мой старший, уже тоже проснулся. мы встретились с ним глазами - он, как обычно, ничего не сказал, я уже и сам научился от него пользоваться словами 20 в день, обычно это было "ннну" с различными интонациями, - так вот, мы просто чуть кивнули друг другу. костя натягивал на ноги новые кроссовки. это я их ему подарил вчера, в каком-то припадке благодарной щедрости. у меня было 2 пары, у кости не было ни одной, и я несколько раз замечал, как он крутит их в руках, когда думает, что я не вижу. ну и вот подарил. он не устраивал спектаклей типа - да ладно, не надо, тебе самому нужно, - только чуть удивился и пробормотал "благодарю".

и вот он оделся, еще раз долго посмотрел на меня, и вдруг вышел. я стал потихоньку собираться на работу. вообще по правилам центра меня нельзя было оставлять одного в комнате - но мы с костей, как я уже писал, выполняли далеко не все распоряжения. у нас была возможность влиять на качество стола руководителей, а вмешиваться в нашу работу они не имели права.

вернулся мой напарник еще через час, я уже успел снова воткнуть. он сел рядом со мной на кровать, и потряс меня за плечо.

- у тебя часы есть?
- ннну... - я еще не проснулся.
- щас сидишь тут, в 8.30 - смотри не опоздай, - возле окна - он показал пальцем, - остановится машина. бортовой уазик. если остановится - значит, все ровно, лезь в кузов и сиди там тихо. довезет до станции. там смотри аккуратно - там могут наши быть, они там лазят ловят алкашей. вот деньги, скока есть. на дорогу хватит. все, давай, братишка.

он резко встал, и не оглядываясь, вышел, закрыв дверь на ключ. я сидел в легком шоке некоторое время, затем судорожно начал носиться по комнате, собирая вещи. глянул на часы - до срока оставалось еще 7 минут. собрал сумку. в это время кто-то требовательно постучал в дверь. я замер. стук повторился, через некоторое время стучавший медленно удалился по коридору. я выдохнул воздух, и в это время краем глаза увидел остановившийся возле нашего окна уазик зеленого цвета, с тентом в кузове.

я раскрыл окно, посмотрел по сторонам - никого не было. бросил в кузов сумку, перепрыгнул сам - и легонько стукнул по крыше кабины. машина тронулась.

мы долго тряслись по проселкам, я так понял, что меня везут не по главной дороге. какие-то леса, овраги, холмы... затем машина выехала на шоссе, и остановилась на обочине. кто-то еле слышно стукнул по крыше кабины, и я понял, что мне пора сходить. снял сумку, спрыгнул на асфальт. газик резво тронулся с места и уже через несколько секунд я остался один.

до станции я шел пешком, почти, правда, не успев - сказались тренировки. костя дал мне немного денег - их хватило на сигареты, перекусить, еще на какие-то мелочи. позавтракав, я вышел на перрон. до электрички оставалось еще минут 15, и я решил особо не светиться на перроне.

отойдя в кусты, я вдруг стал свидетелем интересного семейного разговора. мама - измученная, сухощавая, когда-то очень красивая женщина, - уговаривала о чем-то своего лысого, наглухо уколбашенного сына.

- ...поживешь там, сынок, у них там хорошо, они все такие как ты у всех одна беда. будешь там гулять, спортом заниматься, в футбол играть - они так сказали. ну иногда поработать надо будет - немного. да и помолиться сможешь, это же хорошо - женщина молча перекрестилась, - я тебе там иконку положила...

чувак перестал втыкать, и спросил вдруг:

- а работать там много надо? и уйти можно всегда?

- да, да, это же не тюрьма, уйти можно когда захочешь, а работа - да это так только называется, - видно было, что женщина очень рада тому, что сынок вроде бы не сопротивляется поездке.

- лан, ма, поехали, посмотрим, чо там.

кадр взял огромную сумку, мама его подхватила остальные, и они отправились к автобусной остановке. а я остался под кустом и все думал - правильно ли я не предостерег их?... и понимал, что правильно. одной штукой, ради одного только осознания которой и стоило мне сьездить в этот центр, стало теперь - "запомни, помощь нужна только тогда, когда о ней просят. до тех пор, пока тебя не попросили о помощи - даже не думай на тему, оказывать ее, или нет".

костя, как я случайно узнал позже, через полгода после моего побега покончил с собой в той самой каморке на минус третьем этаже.