Трехглазый С. : Жизнь и чувства агентов по сбору элитной спермы

Не рекомендуется для прочтения людям с неустойчивой психикой, беременным женщинам и детям. Текст наполнен беспричинным насилием и извращениями. Читая, его ты сам отвечаешь за свое настроение и последующие действия своего организма. Искренне надеюсь, что на этот раз тебя вырвет.

Содержание.
Глава 1. Потеря девственности.
Смысл жизни.
Глава 2. Поиск своего эго через лесбиянство, зоофилию и копрофагию.
Селедка. Жертвы чудовищного эксперимента.
Глава 3. Потеря мотивации, вербовка, материнский инстинкт.
Сбор элитной спермы.

Глава 1.
Потеря девственности.
1.
Мария Захаровна читала газету частных объявлений в поисках очередной низкооплачиваемой работы. Делать она ничего не умела, профессии и образования у неё не было. Всю свою молодость она пролежала под потными телами пьяных мужчин. Ни где и никогда не училась. Из школы её выгнали. Как сказали - по причине низкой успеваемости. Хотя на самом деле причина заключалась в том, что семиклассница Мария частенько вытирала священным для каждого пионера того времени красным галстуком стекающую со своих ярко накрашенных губ и беззащитных от желаний очередных мужчин ноздрей пахнущую канцелярским клеем сперму.

Впервые об этом догадалась учительница по географии, увидев на ткани её галстука пятна засохшего белка. Незаметно отковыряв кусочек и попробовав его на вкус, она сразу же определила что это и повела Марию в кабинет директрисы, где уже чуть позже галстук с неё сорвал пьяный учитель по физкультуре, заслуженный спортсмен СССР. Марии просто сказочно повезло в том, что ткань галстука была не качественной и чуть-чуть подгнившей от вечно находящейся на ней спермы. Ведь если бы все с ней было нормально, Марии оторвали бы галстук вместе с обливающейся слезами головой. А так только немного от оставшегося на ней кровяного рубца болела шея. В тот же день Марию выгнали из школы, объяснив всем интересовавшимся этим делом, что Мария не способный для обучения ребенок, и что не известно, почему её сразу не определили в школу для недоразвитых. Мать Марии на это ничего не сказала, а потому дело закончилось без лишнего шума. Марию по-прежнему почти каждодневно бесплатно ебали мальчики, а мать её за доллары также каждодневно ебали мужчины.

А совокупляться Мария любила и даже очень. Хлебом не корми, дай под кого-нибудь подлезть. Сексуальные потребности её были слишком нетерпимы и настойчивы для того, чтобы их даже попытаться сдерживать, не говоря уже о том, чтобы их в себе подавлять привычным для каждого советского человека рукоблудством, как делали, не отставая от общества и его морали, её школьные подружки. Марию никогда не смущали даже самые откровенные позы и самые что ни наесть жесткие извращения. Она просто великолепно брала в рот, умело сосала и в нужный момент умела грациозно раздвинуть ноги.

Еблась Мария с одиннадцати лет, после того как порвал ей девственную плеву прыщавый сын плодовитого колхозника. Это случилось в то самое лето, когда мать отправила её в деревню к бабушке. Марии было тогда, как я уже сказал, одиннадцать лет. Она в купальнике, в котором, если честно говорить, особой нужды не было, поскольку отсутствовало то, что можно было бы им скрывать, лежала на берегу расположенного по близости пруда и смотрела, как один деревенский мальчик ловил удочкой рыбу. На нем были грязные шорты и рваная расстегнутая рубашка. Когда дул ветер, и когда на водной глади появлялся её на него отклик, рубашка у мальчика развивалась, и Мария отчетливо видела его грудь и его алые соски. В эти моменты она с особым вниманием на него смотрела.

И мальчик, которого, кстати, звали Сережа, это замечал и поэтому вел себя немного неестественно. Не понятно на кого, толи на лягушек, толи на молчащих в пруду карасей, он громко ругался матом, при этом еще смачно сплевывая в воду. Удочку закидывал он тоже не совсем обычно, будто бы он не её закидывал, а ковбойское лассо. Его телодвижения, наверное, должны были по его мнению носить самое что ни наесть балетное изящество, но, честно говоря, у него это не получалось и даже более того получалось с точностью наоборот. Он все больше походил на неуклюжего пьяного медведя, а не на пидара-эстета-балерина. Один раз он даже, не удачно продемонстрировав одно из своих па, зацепил себя крючком за вываливающуюся из растянутых шорт мошонку. Ему стало невыносимо больно, но он сдержался, не закричал и не расплакался как какой-нибудь маленький ребенок, а мужественно обругал пролетающих мимо диких уток.

Чем дольше Мария на него смотрела, тем не спокойнее становилось внутри её тела. Она чувствовала в себе разбухающее с каждой минутой все более и более незнакомое её телу тепло. Оно поднималось откуда-то снизу и, растекаясь по кровеносным сосудам, омывало все её органы и члены. Особенно жарко было где-то примерно между вагиной и анальным отверстием. Это было так нежно, так чувственно и так приятно, что Мария даже стала, как опять таки не свойственно было её организму глубоко вздыхать и покрикивать. Она толком не понимала, что с ней происходило, но была уверена в том, что что-то в ней рождалось абсолютно новое и до безумия приятное.

Мария засунула руку в свои трусики, нащупала там половые губы и начала их активно гладить. Неожиданно раздался “чпок”, будто бы кто-то кого-то чмокнул в щечку. Это разлепились слипшиеся до этого стенки её влагалища, которое все больше и больше стало увеличиваться в диаметре. Из него потекла вязкая жидкость. Наблюдавший за Марией Сережа решил, что она описалась. Струйка слизи потекла по высушенной солнцем глине в направлении его ног. Он деликатно отошел чуть в сторону и обвиняющим взглядом посмотрел на Марию, мнущую что-то левой рукой в своих мокрых трусиках. В это самое время поплавок на водной глади зеленого от ряски пруда пришел в настолько сильное движение, что стал даже выпрыгивать из воды. Рыба сидящая в тот кон на крючке, наверное, просто охуевала от своей наглости.

Но Сереже было не до неё. У него стала постепенно набухать писка. И через совсем короткое время она перестала даже помещаться в его трусиках, а потому ее головка вылезла наружу. Увидев ее, Сережа сначала немного испугался. Что это? Откуда эта красная натянутая кожа на его вечно сморщенной писке. Он оттянул край своих трусиков и впервые увидел свой член в полном его великолепии. Увидел на нем уздечку, испачканную в чем-то белом, пахнущим смесью запахов копченой колбаски и коровьего молочка, увидел налитую кровью залупу, с её гладкими обтекающими краями и с отверстием на самом её конце, из которого показалась выдавленная разбухшими мышцами капля мочи.

Он дотронулся до члена рукой. И на прикосновение тот, будто бы являясь каким-то отдельным от его тела существом, прореагировал, стал еще бодрее и тверже.

-Мальчик что это у тебя? – спросила, уже ничего толком не понимающая от возросшей до предела в ней похоти Мария, указывая на член пальцем.

-Моя пися, – гордо ответил Сережа.

-А почему она у тебя такая большая?

-Не знаю, может, шмель укусил, пока я рыбачил.

-А можно я до неё дотронусь?

-Дотронься, если хочешь.

Мария жадно схватила Сережу за член и чуть не обожгла об него себе пальцы, поскольку тот был просто огненный. Тогда она набрала в прижатые друг к дружке ладони прохладной прудовой воды и облила занимающий на данный момент все её чувства и потребности мужской половой орган. Ожидаемого пара от него не пошло. Мария обхватила его руками, потом сев на колени понюхала его, облизала и заглотила ртом, словно губастая прудовая рыба - карась дождевого червя.

-Что ты делаешь, ведь я отсюда писаю?

Сережа почувствовал, что-то совсем необычное, но как будто бы давно знакомое. Он обхватил голову Марии руками, и начал, интенсивно двигая задом, пихать свой член в ее губы. Для этого она специально сделала их “трубочкой”. Вскоре Сережа почувствовал, что из его писке что-то хочет вырваться наружу. Он почему-то испугался этого и, вынув её изо рта Марии, начал зажимать её руками. Но не удержал. Из той самой дырки, про которую он сказал Марии, что он из неё писает, вырвалась похожая на сопли жидкость, забрызгивая своим напором и Марию, и самого Сережу, и водяную гладь. Капли этой жидкости не растворялись в прудовой воде, и было хорошо видно, как довольные мальки её глотали.

Минут десять Сережа не мог придти в сознание. Зразу же после того как он впервые в своей жизни кончил, он упал от потери чувств прямо в лужу натекшей с Марии слизи. Лицо его все побледнело, а губы аж даже позеленели. Мария стала стучать его по щекам, но это почему-то не помогало. Она бросилась к пруду, зачерпнула из него в ладони воды и, снова подойдя к лежавшему Сереже, увидела, что член его опять стал постепенно подниматься. Сексуальные потребности снова взяли над ней верх. Она раскрыла ладони, из которых сразу же вытекла принесенная ею вода, раздвинула двумя пальцами свое влагалище и села на торчащий уже к тому моменту член. Откуда она знала, что нужно с ним делать? И как она догадалась, каким способом посредством него можно было себя удовлетворить? Она, наверное, однажды подсмотрела за своей матерью проституткой, когда та зарабатывала на импортные прокладки, занимаясь в детской комнате проституцией? Да? Я угадал? Нет, нихуя не угадал. Марию направила сама природа, как будто бы на её голове находилась невидимая для глаз антенна, через которую природа ею дистанционно управляла.

Сережа открыл глаза и увидел скачущую на своем животе Марию и … и потом он увидел кровь, стекающую по его возбужденному члену. Он ужасно как испугался увиденного, скинул с себя Марию, упавшую от неожиданности на землю и подвернувшую от этого себе ногу, подбежал к пруду и стал трясущимися от страха руками мыть свой член. Еще толком непонимающая ничего из происходящего, Мария посмотрела на Сережу охуевающим и одновременно обвиняющим взглядом, но, увидев то, что он пытался смыть, а потом, увидев то же самое на своем влагалище, она почувствовала чуть ниже живота резкую боль, от которой с криком загнулась, обхватила свои коленки и, катаясь по глинистому берегу, начала, не стесняясь особо пикантных слов, неистово материться. Сережа же отмывший буквально через несколько секунд в пруду свою писку и убедившейся, что с ней все в порядке, наоборот сразу обрадовался и повеселел.

2.
Итак, Мария Захаровна потеряла девственность. А вместе с ней потеряла и сопротивляемость своим сексуальным инстинктам. В то лето её отъебали почти все колхозники, как молодые, так и взрослые, некоторые кончали на её смазливое лицо, забивали своей спермой на нем поры, от чего на лице появлялись гнойные прыщи. Домой она приехала уже с растянутым чуть шире, чем у своей мамки влагалищем и не со смазливым личиком, с которым она уезжала в деревню, а с настоящим прыщавым ебалом, по которому каждому встречному хотелось уебать попавшейся под руки хоккейной клюшкой. Мать её сразу обо всем догадалась и не то чтобы расстроилась из-за рано прорвавшихся в Марии природных инстинктов, а даже, скорее всего, наоборот обрадовалась произошедшему. Дело в том, что мать Марии с самого рождения была забитой девочкой и оставалась ею вплоть до двадцати шести лет, когда её изнасиловал сосед уголовник не так давно вернувшийся из тюрьмы, в которой отсидел так же из-за неугомонной природы своей приличный срок. После этого случая Мария оценив все прелести животной жизни и порвав все находящиеся в доме романтического содержания книги, отдалась волне возрастающей в теле похоти и стала сначала дешевой, а через несколько лет, обладая прирожденным талантом и довольно–таки умными мозгами, уже элитной проституткой. Её покупали самые богатые в городе джентльмены, водили её по ресторанам, по дорогим клубам и дискотекам. После чего ебали её в детской комнате, когда еще маленькая Мария спала своим детским невинным сном.

Мать Марии знала как никто другой о прелести потакания природе и поэтому искренне была рада за дочь, что та так рано в отличие от неё это осознала. “Далеко пойдет моя дочурка”, - решила она про себя и, как будет видно в последствии, окажется абсолютно права в своих предположениях. Она даже, может быть, в тот самый момент завидовала своей дочери за потерянные свои четырнадцать лет, в которые она читала все эти ебаные книжки и писала тексты, в которых размышляла о смысле жизни человека и о роли в ней его сексуальных инстинктов и потребностей, так ни разу и не вкусив сочной во всех отношениях ебли. Но, несмотря на это, она считала себя в праве писать о жизни людей и об их сексуальных сношениях. Она до потери своей девственности просто ненавидела всю эту потную, грязную возню по поводу обмена своими жидкостями. А потому высказывала в своих текстах бесконечную иронию и стеб. Ей почему-то казалось, что все окружающие не понимают того, что однажды поняла она, оставаясь девой вплоть до двадцати шести лет. Очень показательный пример её творчества приведен ниже.

3.
Смысл жизни.

Читала недавно статью одного довольно таки известного в нашей стране литературного критика. В ней он разносил в пух и прах современных российских авторов, называя их пошлыми задроченными микробами разлагающими своим словоблудством всю Русскую Культуру. "Мат и похабщина - это все, на что способны современные писатели. Дрочить, писать, дрочить, писать, опять дрочить и опять писать".

Вся его статья была наполнена такими вот выражениями. Но кто он такой этот критик. Ебаная тварь, наполненная всевозможными стереотипами. Несостоявшийся писатель, мстящий более удачливым и более свободным от системы авторам. Да, мы дрочим! Но, как известно, онанизм развивает фантазию. Вот в чем секрет. Ты ведь не знал этого, завидующий всем нам критик? Хочешь быть писателем, больше дрочи. По твоему отношению к разврату (страх как у тринадцатилетней девочки перед введением в слегка оперившуюся пизду морковки) я смело могу предположить, что и у тебя не все в порядке на твоем траходроме. Я больше чем уверена, что ты ебешь свою жену только по праздникам, когда она в качестве подарка раздвигает для тебя ноги, при этом, продолжая вязать вашей стремной дочки шерстяные носки. И что ты кончает, не успев даже расстегнуть свою ширинку. Бросай ее в жопу. И дрочи критик! Дрочи!

Кто сказал, что в литературе не должно быть мата и извращений? Разве людям это не нравится? Нет? Так почему же сраный критик (по твоим же словам) эта литература сейчас популярна? Да потому что люди животные. Мужчины самцы, а женщины самки. Они хотят только одного - совокупляться. Все человеческие отношения построены на этом. Ты говоришь, нет смысла. А разве сама ебля не есть смысл литературного произведения, если она является смыслом жизни всех людей. Правда, не все хотят в этом сознаться? Ну и хуй с ними, и хуй с тобой ебаный критик.
Я расскажу тебе историю с матом, развратом и глубоким философским смыслом. И ты поймешь, что последнее это настоящая поебень по отношению ко всему остальному.

Для начала я хочу тебя познакомить с действующими лицами моего рассказа. Первое лицо это Лидия Петровна Дрищева. Ей тридцать девять лет. Образования почти никакого, и в голове наблюдается пустота. Мозги ее, если таковые у нее имеются, присохли к черепной коробке. Где? Никто этого не знает. Как и все деревенские женщины, она жирная как сволочь и красивая как свинья. В молодости несколько раз худела (здесь я хочу поклониться ей в ноги, ведь похудеть на ядреном деревенском молоке это настоящий подвиг, по своей значимости для деревенских жителей сравним разве что с подвигом Саньки Матросова для всего Советского Союза). Кожа на похудевшем теле висела как мешок. Лицо ее было похоже на морду бульдога. Зимой она приноровилась и стягивала кожу на шее шарфом. Правда, трудно было поворачивать голову, но она терпела. Летом - косяк. В шарфе не походишь. Поэтому весной она вновь набирала свои килограммы, что сделать было не трудно.

Теперь что касается ее пизды. Пизда ее была широка (последнее время она мастурбировала трехлитровой банкой). В свое время из нее изрыгнулось девять плодов распутного характера ее хозяйки. Семерых из них она утопила, как топят люди слепых котят. Все маленькие трупики Лидия Петровна похоронила у себя на огороде. На следующий год из них вырастали томаты, баклажаны или кукуруза.

Она оставила себе двоих мальчиков (хватит одной пизды в доме – решила она однажды). Одному из них сейчас пятнадцать лет. Его имя, его характер и его внешность для нас не имеют никакого значения, потому как он не является героем нашего рассказа. Скажу только, что он самый настоящий урод. Прыщей на его коже больше чем пор. Девки ему не дают, а ебаться хотца. Он домогается до своей матери и Лидия Петровна ему никогда ни в чем не отказывает. Младшему ее сыну сейчас три годика, у него розовая попка и смазливое личико. И Лидия Петровна возлагает на него большие материнские надежды.

Теперь скажу несколько слов о втором герое нашей недлинной, но, безусловно, всё объясняющей истории. Зовут его Дмитрий Александрович Шестеркин. Ему двадцать четыре года. Сутулый, косолапый и слепой. Плюс к этому всему до омерзения застенчив. Учитывая все эти его личные качества, даже самый глупый из моих читателей поймет, что жены у него нет и быть не может. Но никто кроме самого Дмитрия Александровича и естественно Лидии Петровны (так как он ее периодически поебывает, и за этим делом не прочь рассказать ей свои секреты) не знает о том, что жена ему вовсе и не нужна, а нужду свою ему помогают справлять козел Борис, телушка Зина и доярка Лидия. Нестерпимо хочу более подробно рассказать о том, как он совокупляется с коровой. У него есть специальной высоты табуретка такой, чтобы встав на ней на колени, Дмитрий Александрович доставал хуем до анального отверстия животного. Свой инструмент он мажет сметаной и только после этого засовывает в вонючую жопу. Животное не сопротивляется. Оно спокойно жует траву и отгоняет хвостом мух. Однажды с ними произошел казус. Собравшиеся в желудке у Зинки газы во время совокупления попытались вырваться наружу. Но так как хуй Дмитрия Александровича был в жопе животного как поршень в шприце, им некуда больше было идти как не в сам хуй. Следствие этого - лопнувшее яйцо. Сейчас у Дмитрия Александровича оно только одно. Хороший урок только бесполезный. Ебаться то хочется.

Работает Дмитрий Александрович сельским учителем в том же колхозе что и Лидия Петровна. В крестьянских кругах считается интеллигентом.

Хочешь ли ты критик знать, как познакомились описанные мною герои? Да? Сразу скажу романтики здесь нет никакой, произошло все быстро и спонтанно. Дело в том, что Лидия Петровна работает дояркой и однажды летней, не очень темной ночью Дмитрий Александрович принял ее за корову и вставил свой хуй ей в жопу. Она промолчала. Оба были довольны. Так зародилось (и всегда зарождается именно таким образом) высокое чувство. С тех пор, а прошло уже месяца два, они сношаются частенько. Живут вроде счастливо. Ублажают, как могут свои органы размножения. Приносят им в жертву свое время и энергию, которую Дмитрий Александрович хотел бы пустить на благо человечества, а не в грязную жопу своей подруги.

12 декабря. На улице тридцать один градус мороза. Сквозь замершие окна в дом проникают солнечные лучи. Дмитрий Александрович щурится. Он только что проснулся и сейчас сидит на кровати в необыкновенно возбужденном состоянии. Ему впервые за несколько лет захотелось жить. Хочется выбежать на улицу, увидеть солнце, поднять к нему руки и кружиться, кружиться... "Как жаль, что у меня нет лыж. Сейчас бы покататься. Ведь такой охуенный день! Такой же, как и тогда…” И Дмитрий Александрович пускается в воспоминания своего детства, школьных лет и первой любви. Он вспоминает, как с девочкой Катей они показывали друг другу писки, как он дотронулся указательным пальцем до ее маленькой пизденки, как водил по ней тетрадным листком. После этого ночью ему приснился сон, в котором он отрезал у Кати ту часть тела, где находилась куночка, и повесил ее у изголовья своей кровати. На протяжении нескольких последующих дней он любовался ею. Потом пизда сгнила, и Дмитрию пришлось ее выкинуть, так как все его семейство одолевали мухи. Вспомнил так же, как однажды морозным зимним вечером подсматривал за соседской бабкой мывшейся в бане. Как отморозил тогда свой член и как боялся, что он отвалится. Вспомнил, как в первый раз дрочил. Как обрызгал тогда плюшевого медведя с головы до пят, и чтобы этого никто не заметил, разорвал его на куски и разбросал их по всей деревне. Как проснулся однажды ночью оттого, что трусы пропитались неизвестно откуда взявшейся спермой. И еще много всего вспомнил бы Дмитрий Александрович, если бы внезапно не поймал себя на мысли, что все его воспоминания так или иначе связаны с еблей (самым дешевым кайфом нашей жизни). Он стал вспоминать что-нибудь иное. От усердия лицо его приняло цвет лица пьяного сантехника, на нем выступил пот, и показались синие вены. Попытка была безуспешной. В его голове не было ничего такого, чтобы не имело отношения к сексу. "Неужели я всю свою жизнь только и думал о том, как бы мне ублажить свой член. Нет, этого не может быть. Нет"

Приходящему озарению помешал толчок в спину, под воздействием которого Дмитрий Александрович выплыл из потока нахлынувших на него мыслей. Он повернул голову и увидел лежащую рядом с ним Лидию Петровну. Лицо в разводах косметики, волосы взъерошены, сквозь рваную ночную рубашку видны соски отвисших сисек. В этот момент Дмитрий Александрович почувствовал сильнейшее к ней омерзение, но почему-то улыбнулся. Может быть, это всего лишь была улыбка его детства, только что вырванная воспоминанием или, может быть, он улыбнулся просто по привычке. Он этого не знал. Но факт остается фактом, и Дмитрий Александрович ей улыбнулся. Лидия Петровна тоже улыбнулась, встала на кровати раком анусом к Дмитрию Александровичу, задрала ночную рубашку, при этом выдохнув со звуком из легких воздух, и стала ждать. Дмитрий Александрович посмотрел на ее жопу. Целлюлит, вокруг анального отверстия кусты испачканных в говне волос. А запах! Его чуть не стошнило. "Что со мной. Разве не эту тварь я ебу каждый день?" По ногам Марии Петровны потекли соки. Она посмотрела на Дмитрия Александровича через плечо и снова улыбнулась.

-Я свой хуй не на по...

Лидия Петровна встала на колени.

-Ты хочешь поиграть со мной человек? Еби меня. Я скотина.

Она громко пернула переваренной в желудке капустой и начала мочиться прямо на кровать. Струя теплой жидкости омыла Дмитрию Александровичу кисть левой руки. Продолжая ссать, Лидия Петровна села к нему на колени и проникла ему в рот своим шершавым языком. Под натиском ее воли (она сильнее хотела ебаться, чем он не хотел) и под воздействием просекшим фишку членом, Дмитрий Александрович позабыл обо всех посетивших его мыслях и снова нырнул в волны счастья и разврата.

Ну, как? На этом истории конец. Скажешь хуйня? Может для тебя и хуйня. Но для Дмитрия Александровича этот момент, когда его посетила Истина, был единственный во всей его никчемной жизни. А по сему считаю, что из-за уважения к нашему обществу и из-за любви к людям я должна была написать об этом. Я хочу, критик, тебе раскрыть глаза.

Я не знаю, как тебя зовут, молодой ты или старый, сантехник ты или студент, но я обращаюсь к тебе и надеюсь, ты меня поймешь. Посмотри вокруг себя и представь на минуту, что стало бы, если бы у всех людей пропал бы инстинкт размножения. Ты, наверное, скажешь, что пропал бы смысл жизни. И ты оказался бы прав. Ебля - смысл нашей жизни! Вся наша жизнь постоянный выбор партнеров! Деньги, мода, дискотеки-все ради ебли. Хуй наш бог! Хуй управляет нами, и если мы ему подчиняемся, он дарит нам счастье. Счастье! Кто откажется от счастья? Откажешься ли ты критик от него?

4.
Этот текст кажется несколько наивным и уж точно абсолютно глупым. В нем сразу заметен онанист сидящий внутри автора. Кажется, будто бы он хочет нестерпимо ебаться, но из-за своей глупости и стеснения не может это осуществить. А потому пишет эту детскую (тогда матери Марии было двадцать один год) наивную чушь. Но собственно оставим в покое творчество матери-проститутки, а перейдем непосредственно к дальнейшему развитию событий.

Глава 2.
Поиск своего эго через лесбиянство, зоофилию и копрофагию.
1.
Итак, в первой главе мы узнали о том, что Мария потеряла в деревне свою девственность и за два дня до первого сентября приехала обратно в город, где её ждало еще больше торчащих от возбуждения членов и дрожащих в предвкушении ее теплых половых органов похотливых рук седых старичков.

После перемены обстановки в душе её возник не понятно откуда взявшийся стыд перед своими ровесницами за то, что она оказалась намного смелее чем они. У неё на этой почве возник даже какой-то комплекс, она стала стесняться разговаривать со своими подружками, которые приходили к ней в гости чуть ли не каждый день и рассказывали о том, что видели в найденных за стопками книг эротического содержания газетах. Мария делала вид, что с интересом их слушает и восхищается их развитостью в этом вопросе человеческой жизни, но на самом же деле в душе своей она над ними смеялась и ненавидела эти глупые детские разговоры.

Однажды её подружка Кристина рассказала ей о лесбиянстве, о котором сама только вчера прочитала в газете “Спид-инфо”. Она сказала, что лесбиянством называется то людское действие, когда девочки или же женщины лижут друг другу писки, и при этом она зачем-то показала, как нужно при этом водить языком, будто бы в газете была насчет этого инструкция. Мария, слушавшая на этот раз её с несвойственным ей интересом, почувствовала, что снова в ней начинает просыпаться уже порядочно поднадоевшая за лето животная похоть. Она хоть и ненавидела эту самую Кристину настолько, что даже сейчас в разгар своего к ней влечения хотела ее ударить лицом об стол, но все же, как бы в шутку предложила ей попробовать написанное в живую. У Кристины от услышанного загорелись глаза, и, явно стесняясь своей подруги, она тихонечко кивнула головой. Мария села к ней вплотную и впилась в её губы своими губами, проникла в её рот языком, облизала её небо и качавшиеся молочные зубы. Кристина от этого еще больше покраснела и словно неживая уставилась куда-то в сторону. Мария посмотрела на неё и сразу же сообразила то, чем можно было бы пустить последующие действия в нужном русле. Этому не хитрому искусству её научили деревенские подростки, хотевшие заполучить её молодое тело без особых проблем. Заключалось оно в том, чтобы просто перед сношением выпить немного алкоголя. Здесь самое главное было не переборщить, если, конечно же, хочешь ебать еще живого человека, а не его опьяненный труп. Хотя в деревне были и такие, которые просто силой вливали в её рот стакан самогона, а потом уже, когда Мария теряла ощущение реальности, развлекались с ее телом так, как хотели. На утро она обычно просыпалась от ужасной головной боли вся в засохшей от раннего солнца деревенской прыщавой сперме.

Мария сходила на кухню и принесла оттуда две стопки водки, одну из которых выпила сама, а вторую дала выпить Кристине. Та от выпитого сразу размякла и стала более податливой. Мария сняла с неё футболку и начала облизывать ее остренькие розовые сосочки, потом опустилась чуть ниже и выковыряла языком из пупка слежавшуюся там грязь. Кристина потекла. Её пизда начала вонять. Мария, как только почувствовала это, одним движением задрала ей юбку и, проникнув языком за края её трусиков, впилась в раскрывшееся влагалище. Кристина вскрикнула и сразу же кончила, упав на кровать и забившись в конвульсиях. Когда она пришла в себя сидевшая перед ней Мария и державшая в руке фалоимитатор сказала ёй что это еще не все, что есть еще более приятное удовольствия. Кристина, не возражая, раздвинула ноги. И вскоре, как только Мария засунула в неё искусственный член и, несколько раз просунув его туда обратно, она почувствовала резкую боль порвавшейся девственной плевы. Кровь брызнула из её пизды настоящим фонтаном. Обезумевшая в очередной раз от похоти Мария схватила стоявший на тумбочке бокал и поставила его к истекающему кровью влагалищу своей теперь уже любимой самой искренней любовью подруге. Через несколько минут, когда все было кончено, и когда ослабевшая от боли Кристина лежала почти без чувств она предложила ей закрепить выпитой девственной кровью их по настоящему начавшуюся дружбу. Глаза ее в этот момент были настолько безумны, что Кристина побоялась оспаривать её предложение, а потому взяла бокал и сделала из него несколько глотков, после чего её, правда, вырвало, но Мария допившая остаток на это никак не прореагировала.

2.
С этого самого дня они уже практически не расставались и сношались чуть ли не каждый день на протяжении почти двух лет. Кристина воровала у своих родителей интимные журнала и приносила их к Марии, где они их с удовольствием рассматривали, и в последствии, возбудившись от просмотра чужих гениталии сверх меры, начинали друг у друга лизать влажные писки.

Но не все время в эти прошедшие два года их личной сексуальной жизни они были возбуждены друг другом. Примерно через полгода их взаимной любви им начало порядком уже надоедать вынужденное однообразие. Здесь природе надо сделать замечание, поскольку у каждого человека кости и мышцы его могут двигаться только по положенным им природой направлениям (не считая, конечно же, всяких ебанутых йогов), а потому количество поз, посредством которых можно совершить половой акт, резко ограничено. И именно поэтому Марии с Кристиной начало надоедать, то чем они занимаются. Было даже время, когда они не виделись почти неделю, удовлетворяя свои девичьи потребности обычной мастурбацией. Это был период полнейшей апатии в их гиперактивной сексуальной жизни. Обе они понимали, что что-то нужно было менять дабы, как и прежде, находиться в бодром расположении духа. Выход из сложившейся ситуации нашла развращенная к тому уже моменту Кристина.

Однажды она пришла к Марии со своим псом Адольфом. Это был довольно таки здоровый, на больших толстых лапах черно-рыжий доберман. Мария, открывшая ей дверь, сначала была возмущена наглостью своей подруги, приведшей с собой собаку, которых Мария терпеть не могла. Но когда Кристина прошептала ей на ухо, что это их на сегодня мужчина, она, вроде бы, немного успокоилась, но все равно вплоть до начала самого полового акта была несколько взвинчена.

Как и прежде на старте активных физических действий они выпили по пятьдесят грамм водки. Очередное тепло разлилось по их венам и ударило им обеим в мозг. Щечки их покраснели, а глаза заблестели. Т.е. как обычно при помощи выпитого алкоголя, они привели себя в такое состояние, при котором ебаться им доставляло наибольшее удовольствие.

Кристина разделась и села на ковер рядом со своим доберманом. Потом обняла его, и погладила ему то самое горячее место на его теле, где находилось спрятанный под кожицей красный длинный член. Собака как будто бы на это натренированная, легла на спину и раздвинула ноги. Взгляд у неё был словно у какого-то самого отъявленного пошляка, такой же стеклянно жестокий и в тоже время кисельно умоляющий. Адольф определенно догадывался о том, чего от него хотели голые молодые девчонки, а потому, расслабившись, лежал в предвкушении приятного со всех сторон вечера. Теперь уже они обе гладили его интимное лишенное волос место. Его красная мокрая елда постепенно стала вылезать из своего природного укрытия. Кристина схватила его за яички и, осторожно нажав в определенном месте, выдавила почти весь его наружу. И сразу же, как он только вылез, заглотила его своими полными большими губами, с усердием облизывая на нем головку. По члену потекли её слюни, которые стала слизывать с яичек сидевшая рядом Мария. Адольф был доволен происходящим настолько, что даже закатил от удовольствия глаза. Одно веко у него при этом стало нервно подергиваться.

Кристина, обслюнявив свой средний палец, стала ласкать доберману анальное отверстие, сначала водя им по его окружности, а потом нагло проникнув внутрь. Пес от этого сразу дернулся. Как молния в его мозгу пронеслись воспоминания, касающееся этого укромного места его организма и вхождения в него инородных тел. Дело в том, что еще, когда он был кутенком, он был слаб, а потому порой не мог защитить свое очко от пошлых гомосексуальных наклонностей своих сородичей. Они зажимали его и ебали. Он при этом громко скулил, но проходящие мимо люди только смеялись над ним. Адольф ненавидел этот смех. Это пренебрежение людей к его судьбе. А потому в пылу мщения однажды загрыз трехлетнего ребенка своей бывшей хозяйки. И сейчас, как только Кристина засунула свой палец в его прямую кишку, он встрепенулся, вскочил на ноги и стал, словно только что обезумев, носиться по комнате. Мария, ползающая за ним и не отпускавшая из своих рук его член, попыталась его успокоить, но он на неё так рявкнул, что бедную Марию чуть не стукнул инфаркт.

Она откатилась от него в сторону и схватилась за сердце. Адольф по прежнему бегал по комнате, а Кристина, закрыв глаза, растирала себе правой рукой клитор.

Именно такую картину их совокупных действий застали мать Марии и её очередной высокопоставленный любовник, который от увиденного даже открыл рот и несколько секунд изо всех глаз пялился на происходящие. А потом неожиданно для всех заявил, что заплатит тысячу долларов за то, чтобы принять в этой вакханалии непосредственное участие. Мать посмотрела на свою дочь и та в знак одобрения мотнула головой. Кристина так же была не против, а добермана никто и спрашивать не стал. На то он и собака. Друг человека. Его высокопоставленный гость поймал, связал ему ремнем пасть, а на ноги надел шерстяные носки. Потом он заставил Кристину встать посреди комнаты раком. Та после нескольких секунд каких-то там сомнений все же его послушалась, и все при этом присутствующие увидели её молодое розовое влагалище во всем её великолепии. Высокопоставленный волоком подтащил съежившегося от страха пса, выковырял пальцами его член и заставил засунуть его в открытую и ждущую внутриутробных ласк сочную влажную вагину.

Адольф залез на Кристину сверху и как мог изо всех сил стал стараться в нее просунуть, чтобы наконец-то отъебался от него этот человеческий самец, который стоял рядом с ним и пинал его ногой по заду. Но у него ничего не получалось. Ему хотелось от горя залаять, заскулить и убежать из этого наполненного извращенцами места. Он слышал, как сопит от злости высокопоставленный, как кряхтит от ожидания стоящая под ним раком Кристина, как стонут от удовольствия ласкающие друг друга мать с дочерью. Эти звуки нахлынули на него одновременно с разных сторон и превратились в ту самую кашу, которая забила его мозг. Перед глазами все стало кружиться, во рту появился сушняк, а в ушах помимо нахлынувших звуков появился какой-то свистящий шум. Еще минуты три не больше повторял он отчаянные попытки наконец-то от всех отвязаться, но как он не старался, все же не хотела его красная скользкая писка проникнуть в лоно человеческое. И вдруг перед его глазами все побелело, и он упал в обморок. Высокопоставленный схватил его за ногу и отшвырнул в сторону, как какого-нибудь крохотного кутенка. Потом заведенный происходящим до ужаса он сам запрыгнул на Кристину и выебал её под аплодисменты окружающих так, что ей пришлось после этого на неделю ложиться в больницу зашивать надорванные малые половые губы, хотя она осталась так же весьма довольной от произошедшего. Многое, конечно же, тут сыграло, что этот высокопоставленный был первым мужчиной в ее половой жизни.

3.
Полученные от этой вакханалии деньги они разделили. Кристине и Марии досталось по двести пятьдесят, а матери соответственно пятьсот долларов. Это были первые деньги, которые получили девочки за своё удовольствие. И это были легкие деньги, которые на самом деле явились поворотным моментом в их последующей судьбе. Они поняли, что деньги можно зарабатывать, даже не закончив школы. Что для этого только необходимым является только лишь желание и смелость. Зачем нужно до потери пульса въебывать на заводах, когда эти же самые деньги можно заработать за час наполненного удовольствием, а не потом металлических стружек? Кто-то, наверное, скажет: “А как же мораль как же общественные принципы?” “В пизду вашу мораль и общественные принципы”,- отвечу я вам. На хуй они нужны. Ведь, подумайте сами, кем вы хотите быть - бедняком с принципами или же высокопоставленным без них. А? Так зачем же вы тогда задроченные святые общественной жизни осуждаете проституцию. Быть может, вы просто завидуете легкой добыче денег. Быть может, вы тоже этого хотите, но просто стесняетесь. А ебаные очкастые интеллигенты. Стесняетесь или нет. Да конечно стесняетесь. Вы со своими супругами то стесняетесь, лежите как бревна, ни звука от вас не дождешься. О, стесненные обществом мелкие люди. Почему мелкие? Так как раз именно по этому. Если вы не можете поставить себя выше всякого там общества, то вы просто мелки, вы частички его, вы бараны одного общего стада, вам никогда не быть пастухом.

Мир как вы, наверное, знаете, если читали в школе Достоевского, состоит из людей великих и людей мелких. Одни являются пастухами, а вторые их баранами. Одни сношаются с женственностью и грацией, а вторые со своими стремными женами, от которых несет луком и протухшей селедкой.

Одни утопают в волшебных волнах людского разврата, а вторые дрочать в бетонных сортирах городских многоэтажек. Великие люди и мелкие люди. Пастухи и загнанные в общественные нормы бараны.

Кто ты? Я спрашиваю тебя о, мой читатель. Зачем ты добровольно идешь в это позорное для твоей личности стадо, где тебя напичкают разного рода законами и выдадут тебе список всего приличного и не приличного. Они не спросят тебя, что заложено в душе твоей, они просто скажут, где и какую лопату брать, дабы получить от тебя эффективное строительство общего котелка. В котором все будут вариться и подыхать, так ни разу и не удовлетворив своих сексуальных потребностей.

Разве ты не понимаешь что ты самый, что ни наесть раб общества, ничем не отличающийся от тех самых рабов, о которых ты привык слушать на уроках по истории. Ничего с тех пор не изменилось. Просто раньше был кнут, сейчас - пряник, сейчас - деньги. Ведь как ты, наверное, знаешь, без денег не проживешь (бывают исключения, но здесь затрагивать их не будем, поскольку я все же говорю об общей массе людей, а не об их отдельных представителях), а потому ты просто обязан идти работать. Чем же ты не раб? Можешь ли ты уйти от работы?

Совсем другое дело великие люди, элитные люди. Они не работают, они господа своих жизней. Они являются только потребителями и вождями. Твоя читатель судьба именно в их руках и не чьих иначе. И даже, я прошу тебя, не подумай что твоя судьба в твоих руках. Нет, и еще раз нет.
Судьба твоя в руках великих людей и они распоряжаются ей, как им вздумается.

Я только что вспомнил, что собственно начал то я о проституции и о том, что является лучшим для человека соблюдение ли моральных основ общества в окружающей твою жизнь бедности либо сокрушение этих самых основ в роскоши. А потому продолжим развивать тему именно в этом направлении уже больше не отвлекаясь, хотя про людей великих я говорил не зря. Великими людьми я не называю богатых людей. Отнюдь, великими людьми я называю тех, кто однажды перешел границы морали и поддался природным своим инстинктам не стесняющих его творчество и душу. А потому впоследствии эти люди либо заканчивают жизнь самоубийством, понимая что, чтобы то ни было сделать с обыденностью они не смогут, либо они добиваются власти, признания и денег. Золотой середины здесь нет. Либо пан, либо пропал. И именно это отличает их от средников, от всего этого бездумного быдла, коим наполнены общественные троллейбусы. Проститутки же относятся, по моему мнению, именно в стан великих людей (хотя, конечно же, не все, поскольку есть те, которые идут на панель, только потому, что им нечем кормить своих детей, таких, по моему мнению, надо расстреливать без суда и следствия). Проститутки, понявшие, что из общества можно выбивать деньги и при этом получать удовольствие, конечно же, относятся к пастухам больше, чем нежили к баранам. Бараны это обычные обыватели, зарабатывающие свои крохи на продаже хозяйственного мыла. Которых я ненавижу всей своей душой, да и телом тоже, поскольку, здесь вы, наверное, со мной согласитесь, есть охуительная разница между тем, что ебать проститутку и тем, что ебать свою закомплексованную жену.

И вот, получив первые в своей жизни честно заработанные деньги, Мария и её подружка Кристина решили, что теперь они становятся проститутками, а так как все же, как ни крути, они были молоды, то решили стать дорогими проститутками, ориентируясь больше на высокопоставленных педофилов, чем на любителей обычной обывательской ебли. Для этого они попросили мать Марии пробить в своих кругах соответствующие темы.

4.
Здесь я не буду описывать все их последующие после этого решения оргии, а хочу более подробно остановиться лишь только на одной из них, а именно на той самой, в которую их впервые заставят съесть человеческие фекалии, т.е. говоря псевдонаучным языком, заняться копрофагией, и в которую от многочисленных ножевых и колотых ударов в область живота умрет жизнерадостная Кристина.

Это произошло примерно через три месяца после описываемых выше событий. Рано утром, когда девочки, обнявшись с каким-то бородатым мужчиной, от которого несло чем-то до омерзения фруктовым, еще лежали в кровати и блаженно спали, мать Марии вся в неописуемом возбуждении
вбежала в их комнату и начала кричать, чтобы те как можно быстрее вставали, умывались, одевались, чистили зубы и запрыгивали в стоявшую около подъезда машину, где их ожидал один уже седой господин, хорошо заплативший им за целую неделю совместного с ними времяпровождения на дорогой яхте. Звали его Ефим Петрович. И занимал он в городе по истине высокое положение. Отказывать ему в своем теле было крайне не осторожно, поскольку, дожив до седины и пройдя все этапы иерархической лестницы, он закостенел сердцем и зачерствел душой. Говорили, что Ефим Петрович настолько часто убивал людей, что уже даже не помнил кого и за что. Да и было ему все равно. Он чувствовал власть и вполне оправдано ей пользовался. Был высокомерен и крайне раздражителен, особенно он ненавидел тех людей, в которых мог учуять запах съеденного утром кусочка селедки, которую, мало сказать, что просто не любил, он готов был даже за свой счет насыпать во все водоемы, из которых она вылавливалась такое количество селитры, чтобы хватило его на её полнейшее изничтожение. Откуда появилась у него такая фобия, доподлинно не известно, но среди его знакомых ходит слух о некоторой истории связанной со смертью его второй жены. И именно эту историю он впоследствии после всех необычных для девочек сношений расскажет убитой от горя Марии. Но позволю себе забежать вперед и познакомить тебя читатель с этой жуткой историей прямо сейчас.

5.
Селедка.

Была у Ефима Петровича вторая жена. Звали её Людмила Михайловна. Ни чего так была женщина, красивая, умная, интеллигентная и трахаться умела, даже самого уставшего от работы мужчину могла за несколько минут привести в такой оргазм, что тот начинал от посетившего его блаженства кататься по полу и орать антисоветские лозунги, насчет того, что секс запрещать нельзя, и, более того, надо в каждом районе открыть по публичному дому, в котором не будет платных проституток, как в загнивающем капитализме, а будут дежурившие по очереди жены проживающих в данном районе людей. Чем вам не коммунизм? Почему когда все становится общим, никогда не становятся общими женщины? Катавшиеся по полу мужчины этого не понимали.

У Людмилы Михайловны любовников было много, причем частенько они встречались в каком-нибудь баре и обсуждали за пивом достоинства её тела. Говорили о ее укромных местах, о запахе её лобковых волос и о вкусе выдавленной из ёё соска капли молока. Иногда даже они встречались уже в квартире Ефим Петровича, и тогда им приходилось кидать жребий, поскольку Людмила Михайловна не любила оргии. Иногда доходило до мордобития, но очень редко. Сам же Ефим Петрович об измене своей жены ничего не знал и считал её добропорядочной верной и любящей его женщиной. Но, как и любая в мире тайна, её измена должна была открыться и дать простор последующим за ней действиям. Это произошло необычно и жестко.

Ковырялся однажды очередной любовник в её пизде грязными, не мытыми после плотного ужина руками и оставил там прилипшую сначала на его палец, а впоследствии на стенку влагалища селедочную реберную кость. А когда в этот же вечер пришел с работы муж, возбужденный встреченными им прохожими в обтягивающих мини-юбках и стал её ебать, после первого же толчка кость воткнулась в его твердую залупу. Сначала толком Ефим Петрович не мог понять в чем дело, он вынул из лона жены своё добро, обхватил его ладонями и, просто обезумев от боли, стал смотреть на него. И только особым образом повернув его, так чтобы лучи света оказались под определенным углом, он увидел белую тонкую кость проткнувшую его залупу. Тут он обо всем догадался и побежал звонить в скорую помощь, которая приехала минут через двадцать после вызова в то время, когда член его посинел, и спасти его потенцию было не возможно.

Шесть часов над его пиской работали семь лучших в городе врачей. Медсестры бегали вокруг них и подавали им требуемые предметы. Операцию даже в прямом эфире показывали по местному телевидению. Все жители города с нетерпением наблюдали борьбу врачей за сохранение Ефиму Петровичу потенции, но этого не случилось. Все, абсолютно все, вытерли со своих щек текущие по ним слезы.

Пролежав в больнице почти неделю, Ефим Петрович каждую минуту представлял себе тот день, когда он из неё выйдет и когда замочит свою жену. И этот день настал. Она лежала в постели и спала детским невинным сном. В комнате стоял не выносимый запах, свидетельствующий о том, что перед сном она добротно поела. “Ей же хуже”, - подумал Ефим Петрович и нанес ей тридцать пять ножевых ударов в область живота, из которого примерно на десятый удар полезли окровавленные кишки. В последствии он её закопал в саду у своей матери, а общественности сказал, что её у него украли инопланетяне. И ему поверили. Все успокоилось.

6.
Именно эту историю, слизывая с лица Марии горячие слезы и, разрезая ножом живот мертвой Кристины, расскажет Ефим Петрович. Но это будет после самой жестокой и пошлой оргии, о которой навряд ли даже слышала мать Марии, проработавшая проституткой почти двадцать лет. Хотя слухи в среде валютных путан ходили самые изощренные и необычные. Но такой произошедшей с девочками жесткости не могла вообразить даже самая впечатлительная из них.

Минут через пять девочки были полностью готовы и даже самым непостижимым образом накрашены. Слишком что-то яркое было в их косметики для того раннего июльского утра, в которое их мутило после выпитого ночью алкоголя, и в которое после ночного застолья на зубах их еще не перестала встречаться мужская пахнущая фруктами сперма, хотя обе они жевали жвачки. Из автомобиля вышел шофер и открыл для них заднюю дверцу. Внутри, как и сказала им мать Марии, находился ожидающий их пожилой мужчина, с греческим профилем лица, голубыми красивыми глазами и тонкими плотно сжимающимися губами. Лицо у него было сухое и мрачное. И как только девочки залезли в салон, на нем отразилось полнейшее к ним отвращение. Мария даже испугалось за то, что в спешке не успела подтереть свою задницу, и что от неё сейчас могло довольно таки не слабо вонять, поскольку, как нередко ей замечала Кристина, говно её было на редкость вонючим. Эта мысль весь путь не давала ей покоя. Она постоянно вертела своей задницей и внюхивалась в окружающий её воздух.

Тем временем автомобиль остановился возле какого-то желтого дома, ни водоема, а уж тем более яхты видно не было. Обычный двор, обычные обшарпанные стены.

-Куда мы приехали, - спросила опомнившаяся Мария и посмотрела на Кристину, которая находилась в наркотическом опьянении от пущенных утром в вену производных опиатов, а потому мало понимала того, что с ними происходило.

-Туда куда ехали, – ответил седой мужчина, открыл со своей стороны дверцу и вышел. После чего автомобиль вновь тронулся и заехал в железный гараж. Мария попыталась закричать, но сидящий впереди шофер, кидая из одной руки в другую перочинный нож, сказал ей, что если она все же хочет остаться после предстоящих им потех живой и невредимой, то этого лучше не делать. Мария, имевшая на плечах довольно таки умную голову и хоть и небольшой, но все же опыт, сразу же поняла, во что они с Кристиной ввязались, а потому после сказанных ей слов примолкла и лишь, зажавшись как можно сильнее в клубочек, стала потихонечку выглядывать из него на окружавшую её действительность. А действительность эта была по настоящему к ним сурова. Как только автомобиль остановилась, их почти волоком вытащили из машины голые в черных кожаных масках отекшие с пивными животами люди. Мария хоть и оказалась в такой нестандартной для неё ситуации, а все же не потеряла своих профессиональных навыков, и потому первым делом разглядела их члены. Которые были как будто бы не живые тряпочки, как будто бы были когда-то в раннем детстве, катаясь с горок на санках, неизлечимо отморожены. Силы в них не было никакой. И это еще больше огорчило Марию, поскольку она как никто другой знала, что люди, которые не в состоянии удовлетворить собственные сексуальные потребности способны на самые чудовищные извращения. И как покажет дальнейшее повествование, в этом она оказалась права.

Голые люди так же волоком затащили их в погреб, на дне которого находился еще одна деревянная крышка от такого же подобного первому погреба, но в отличие от него в нем не было всяких там закрученных в банки помидор, огурцов и ягод земляники, а были всевозможные окровавленные орудия для жестоких пыток и извращенных половых истязаний. От увиденного Мария чуть было не упала в обморок. Но, вовремя засунув ей в ноздрю намоченный нашатырем кусок грязной ваты, ей не дали этого сделать.

-Ты, сука, должна быть в сознании и орать с такой силой на какую только способен рот твой, – сказал тот самый седой мужчина, который сопровождал их в машине и который теперь предстал перед ними одетый в черную облегающую кожаную куртку, на рукавах которой торчали острые длинные шипы, и в такие же облегающие, но без шипов, штаны. На лице его в отличие от лиц всех остальных не было никакой маски. Он даже и не пытался скрывать его, поскольку в тот кон точно предполагал, что жертвы живыми оттуда не выйдут. Но, забегая вперед, скажу, что здесь он ошибся.

-Тащите их к цепям и закуйте в них этих сучек – прокричал он своим слугам, которыми оказались те самые голые сексуально недоразвитые люди в масках. Те исполнили его приказ и, предварительно сорвав с девочек одежду, заковали их. Ноги им они растянули настолько, что из-за больших половых губ начали вываливаться малые, и внешне это зрелище было ужасно и необычайно пошло. Слуги без всяких дальнейших указаний, как будто бы зная, что нужно делать, а они ведь это знали, начали распаренными в горячей воде ивовыми прутиками стегать их по раскрывшимся влагалищам. Удолбанная Кристина только сейчас начала приходить в себя. Она неистово, как, впрочем, и Мария, кричала и рвалась, словно попавшая в паутину бабочка из сдерживающих её движения липких оков. Но те не поддавались, те натирали лишь её нежную кожу, оставляя на ней красные рубцы. После первого же удара у девушек потекла кровь, и если бы они в этот момент открыли глаза и посмотрели на седого человека, то заметили бы, в какой он пришел от этого восторг. Но член его, так же как и члены его слуг по-прежнему висел. Неужели ему недостаточно было этого? Неужели эта пытка только капля в море, от которой у него поднялось лишь настроение душевное и не поднялось физическое? Если бы это было так, то Мария и её подружка были бы забиты насмерть, так и не добившись у него эрекции. На самом же деле все было немного по-другому. Немного необычно и даже в какой-то мере, может быть, смешно. В отличие от своих слуг Ефим Петрович в тот момент не был уже импотентом в полном смысле этого слова, он мог при помощи специально подобранных средств поднять свой вялый маленький член.

Через какое-то мгновение после начала пытки один из голых людей не принимающий участие в избиении притащил с полки магнитофон и поставил его с краю ковра. После чего посмотрел на седого человека. Тот тихонечко мотнул головой в знак согласия. Голый человек нажал на кнопку, и не успели из динамиков послышаться первые аккорды до боли знакомой всем советским людям мелодии, как член Ефим Петровича моментально отвердел, подпрыгнул вверх, и при этом чуть было даже не кончил. Мария такой эрекции ни когда в своей жизни не видела, казалось, будто бы сейчас у него порвется уздечка, и залупа его словно баллистическая ракета улетит в космос.

7.
Жертвы чудовищного эксперимента.

Ефим Петрович после истории с селедочной костью потерял потенцию и превратился в импотента, которому, так же как и обычным людям, хотелось ебаться, но в отличие от них хуй у него не стоял. Он лечил его везде, где только можно было, платил за это большие деньги и не редко угрожал врачам расправой, но все было тщетно. Ничего не помогало вернуть ему потенцию. И вот однажды краем уха он подслушал разговор двух пожилых людей, как впоследствии оказалось сотрудников одной секретной организации, о которой слышали лишь несколько десятков человек из всей огромной Советской страны. Разговаривали они о некотором эксперименте делающего человека способным управлять своей эрекцией. Ефима Петровича это все жутко заинтересовало и как вы, наверное, сами понимаете, он добился того, чтобы эти двое без особых проблем поделились с ним данной секретной информацией.

Впоследствии он отыщет в Московской канализации главную контору этой организации и добровольно запишется быть испытуемым. Целью предстоящих экспериментов являлось, как и говорили те двое, попытка установить контроль над своей эрекцией. Многие, наверное, я думаю, спросят: “На хуй?” И я им отвечу. Дело в том, что целью очень многих ставящихся над людьми опытов является то, что людям, в общем то, на данный момент и не нужно вовсе, но зато в итоге, просуммировав полученные знаний, можно получить то, что уже тем же самым людям будет просто жизненно необходимым для дальнейшего пребывания и бодрствования. Так и здесь цель то вроде была ненужная, но все же очень интересная с позиции человеческой физиологии. Хотя сразу скажу, дабы читателю было предельно ясно, о чем я тут говорю, речь шла об управлении эрекцией, а не о лечении импотентов. Почти все у подопытных с потенцией все было в порядке, кроме, конечно же, Ефима Петровича, которому при помощи всевозможных угроз удалось это скрыть.

Перед началом опыта каждому из испытуемых вкололи в шею какой-то зеленого цвета раствор, как сказали делавшие укол медсестры для того, чтобы отключить на время мозг, являющейся в теле каждого человека единственным хозяином и полноценным абсолютным диктатором. Потом их всех подвели к какому-то агрегату, привязали их руки и ноги к специальным веревочкам, а в члены их вставили по длинному электроду, порвав внутри дырочек находящуюся там нежную кожицу, вследствие чего электроды наполнились кровью. Через некоторое время пошел обратный отсчет. Какой-то негр в белом халате считал по-английски от пяти до нуля.

Ефиму Петровичу страшно было невыносимо, ведь через него должен был пройти разряд в тысячу вольт, способный записать в его нейроны какой-то особый код, настраиваемый по желанию особых частей головного мозга на соответствующий лад. Он смотрел на таких же, как и он подопытных и спрашивал себя: “ А им то зачем это надо? ”. Он прямо сейчас видел, как у большинства торчали из просторных ночных рубашек их затвердевшие члены. Хочется большего? Мало что ли им того, что они имеют? О, люди как же вы жадны в своих стремлениях и сексуальных желаниях.

Заиграла музыка, гимн Советского Союза, все стали по стойки смирно, воцарилась тишина посторонних не связанных с гимном звуков, и медсестра, стоявшая около панели управления, опустила соответствующий рубильник. Если бы не бомжи, укравшие на днях несколько метров кабеля, подводивших к эксперименту особые засекреченные даже для испытуемых сигналы, то, скорее всего, эксперимент прошел удачно. Но этого не случилось, эксперимент провалился. У всех испытуемых от ожога электрическим током пропала потенция. Чтобы скрыть результаты провалившегося эксперимента провели второй уже довольно таки знакомый и более простой, а именно точечную лоботомию, способную вырезать из памяти человека воспоминания о соответствующих событиях.

Испытуемые проснулись от похмелья на одной из станции Московского метро. Ни кто из них ничего не помнил. И каждый, наверное, из них думал о том, что как он мог пить с таким быдлом, да и к тому же, так много. Ефим Петрович, поднявшись на ноги и пнув чье-то валявшееся с ним в обнимку тело, поплелся домой.

Однажды в бане, куда Ефим Петрович пошел с одним высокопоставленном человеком так же ненавидящем всех мелких людских тварей, не понятно откуда донеслись звуки Советского гимна. И член Ефима Петровича просто окостенел, будто бы его взяли и опять натянули на тот самый электрод, о котором он ничего не помнил. Стоявший рядом с ним высокопоставленный человек с удивлением и присущим ему кокетством на него посмотрел. Ефиму Петровичу, который не сношался уже лет, наверное, пять и при этом каждую минуту этого хотевший, было все равно кого сейчас ебать, а потому он задрал высокопоставленного и кинул в его сраку не меньше чем десять палок, каждая последующая из которых состояла из большего количества спермы, чем предыдущая. Высокопоставленный кричал, ругался матом и звал на помощь своих телохранителей. Но все было тщетно. Пришлось его прямой кишке немного надорваться.

С тех пор, после открытия тайны своей потенции, Ефим Петрович стал самым счастливым на Земле человеком. Он опять стал причислять себя к Великим и Жестоким мира сего.

8.

Как только у Ефима Петровича случилась эрекция, он сразу же подскочил к Кристине и, нагнув ее чуть вперед, вставил свой член в её анальное отверстие. От чего у той, на протяжении всего путешествия безумно хотевшей срать, поскольку в отличие от Марии дома она этого не успела сделать, сейчас, как только Ефим Петрович вставил в неё свой пенис, тем самым, отняв у нее контроль над прямой кишкой, стали вылезать фекалии, постепенно вытесняя из прямой кишки вставленный туда член. Это настолько разозлило Ефим Петровича что, он, вынув член, ударил ей ногой в живот. Отчего Кристина громко вскрикнула и опала на привязанных руках. Из глаз её потекли слезы. Из анального отверстия потекли на пол жидкие от удара по животу фекалии. Мария, следившая за происходящим над своей подругой, стала кричать, чтобы ту оставили в покое, чтобы прямо сейчас их отпустили, поскольку все давно уже вышло за рамки культурного обращения с путанами и самого что ни наесть обычного джентльменства.

Ефим Петрович стоявший возле Кристины с нескрываемым удовольствием посмотрел на бившуюся в истерике Марию и, достав из заднего кармана своих кожаных штанов перочинный нож, стал наносить колотые улары в область живота её подруги. Из появившихся ран хлынула кровь, забрызгав Ефима Петровича с ног до головы. В этот момент Мария увидела на его лице отпечаток безумства, в которое при виде крови он впал. Глаза его сверкали, а изо рта потекла липкая слюна. Он был похож на зверя. Он все наносил и наносил удары ножом в область Кристининого живота. Которая постепенно, чувствуя не выносимую боль, стала умирать. Сначала её покинули силы, потом как будто бы отвердела вся нижняя часть её тела, потом начали сужаться зрачки, перед глазами её все побелело, и в следующее мгновение она испустила дух. Марии показалось, что она увидела его, увидела, как он полетел к трубе вентиляции погреба.

-Развяжите её и тащите сюда, - приказал Ефим Петрович своим слугам. Те его, конечно же, послушались и, держа Марию за волосы, волоком подтащили её к телу Кристины, которое по-прежнему висело на руках.

-Твоя подруга здесь нагадила, убери-ка за ней, жри сука её фекалии.

Стоявший рядом с Марией голый человек ударил её плеткой по лицу, отчего Мария чуть было не упала от потери своего замученного сегодня сознания. Она нагнулась и стала, словно кошка, языком слизывать с пола вонючие фекалии своей подруги. Ефим Петрович в это время обошел её сзади и, приказав ей встать раком, засунул теперь уже в её анальное отверстие до сих пор не удовлетворенный член свой. Вообще поза их сношения заслуживает того, чтобы ее запечатлел какой-нибудь невъебенный художник, потому как представьте себе её великолепие, учитывая окружавшую их обстановку. Девушка, стоя раком и задрав к верху свой зад, слизывает с пола говно, в это время ее ебет седой мужчина, рядом висит истекающий кровью труп ее подруги привязанной за руки, так же не забудем еще о голых слугах с не живыми вялыми членами, на лице которых, так же как и на лице седого мужчины, видны черты полного блаженства и долгожданного кайфа, у девушки же в отличие от них лицо, убитое горем и заполненное отвращением ко всему с ней происходящему.

Кончил Ефим Петрович минуты через три, забрызгав спермой весь ее зад, после чего заставил одного из своих слуг её слизать, что тот с удовольствием и не знающей границ благодарностью сделал. После чего Ефим Петрович сел рядом с лизавшей говно Марией и, обняв её одной рукой, а второй при помощи ножа разрезая живот мертвой Кристине, рассказал ту самую историю, о которой я поведал вам выше.

9.
Слушавшая его Мария постепенно понимала, что тоже в скорости умрет, ведь то, что ей рассказал сидящий с нею рядом человек, держащий в правой своей руке перочинным нож не может быть не тайной, а значит, он просто убьет её, знающую теперь уже слишком много, чтобы остаться в живых. Что ей можно было предпринять, чтобы избежать этого? Ничего. Что она может? От этой мысли внутри Марии стало настолько хуево, что её чуть не вырвало уже съеденными фекалиями и, если бы это произошло, ей пришлось бы начинать все заново, а это поистине было ужасно.

Следующие мысли, которые пришли к ней в голову, хоть, как и не обливалось сердце слезами, были о том, как умереть, коли все равно придется это сделать, но по возможности безболезненно. Мария посмотрела на Ефима Петровича, на нож в его руке и решила, что и это сделать не удастся, поскольку другого оружия у него не было, как не было его и у голых слуг. Можно, конечно, было попробовать добежать до того самого люка, через который они сюда пришли, и убить себя током, поскольку последний находился под напряжением. Но тут опять таки были сомнения, вдруг она не умрет от полученного ею удара, и при этом вся обгорит. Это ведь на самом деле должно быть ужасно больно. Поэтому что оставалось Марии то? Только с замиранием своего сердца ждать своей участи.

Но случилось, так как этого никто не ожидал даже сам Ефим Петрович. Как только он решил убить тем же самым ножом и Марию, и даже специально сел около её горла, дабы перерезать его словно какой-нибудь свинье, у него случился инфаркт. Он, как будто бы задыхаясь, упал на пол, подрыгал, словно убитый дихлофосом таракан, в легкую задними своими конечностями и замер. Мария посмотрела на него, догадалась о том, что произошло, и в сердце её появилась надежда остаться живой, оставалось только ждать последующих действий от его слуг. Но слуги были перепуганы и от страха толком не понимали, что они делают. Одни в истерике бегали по ковру, другие делали своему господину искусственное дыхание. Одно было ясно - убивать Марию они не хотели, поскольку все они были в масках, и все равно она бы их в последствии не опознала бы.

Через какое-то время они собрались в кучку, и очевидно там решили, во чтобы то ни стало из погреба линять. Потому один из них подошел к Марии и со всего размаху ударил ей кулаком в лицо, отчего та сразу же потеряла сознание.

10.
Очнулась она лежащей в луже крови перемешанной с жидкими фекалии и такой же жидкой блевотиной (скорее всего от удара Марию вырвало). Голова от удара у неё просто гудела до такой степени, что больно было её не то чтобы поворачивать, а глаза открывать даже было больно. Так же почему-то сильно болел живот, возможно, оттого что после удара по её лицу голый человек ударил её еще ногой в область живота, или же он болел оттого, что Мария слишком перенервничала, да и к тому же ела на протяжении, наверное, двадцати минут чужие фекалии. Она посмотрела по сторонам и ни кого не увидела, погреб был пуст, в нем находилась лишь она и висевший труп ее подруги. Люк был открыт, а электричество, подходящее к нему выключено. Увидев это, Мария забыла про свою боль и как можно стремительнее побежала к нему, чтобы как можно быстрее через него снова оказаться на свободе. Но на половине расстояния она остановилась, посмотрела на висевшую мертвую подругу подошла к ней и в последний раз лизнула её влагалище.

Глава 3.
Потеря мотивации, вербовка, материнский инстинкт.

1.
После произошедших выше событий с Марией случился эмоциональный срыв и последующий за ним душевный кризис. Несколько недель она провела в больнице для душевнобольных, пока оттуда её не забрала мать, понимающая, что химией здесь не поможешь. Нужны были куда более позитивные меры. Она стала покупать у знакомых марихуану и частенько накуривать свою дочь, чтобы хоть как-то поднять ей настроение. Работу свою она на некоторое время забросила, дабы не напоминать своей дочери о произошедших с ней событиях. В их доме воцарилось добро и спокойствие, они частенько сидели обкуренные, слушали Боба Марли и смотрели на огонь в камине. Все было хорошо и приятно, казалось, реабилитация проходила успешно. И, скорее всего, произошла, если бы не единственная ошибка матери, решившей, что Марии надо чаще общаться со своими сверстниками. Для этого она однажды, собрав дочурке портфель и повесив ей на шею пионерский галстук, отправила её в школу, где Мария сразу же пошла по кругу. Её поебали почти все одноклассники.

Мария никогда ничего им не говорила против. Достаточно было ей сказать: “Пойдем” и она шла, ложилась на оплеванный в мужском туалете пол и раздвигала свои ноги. Какой-нибудь ученик залезал на неё и ебал в свое удовольствие, а все остальные при этом присутствующие его ободряли. Мария лежала на полу, чувствуя, как холодеют её почки, и думала о чем-то своем.

Про свою подругу она никогда и ничего не вспоминала, поскольку первое, что сделали врачи в психиатрической больнице - это убили ту часть её мозга, где находились эти воспоминания. Вообще Мария даже не могла вспомнить, почему у неё всегда такое плохое настроение, и отчего она такая всегда грязная, вонючая и растрепанная. Произошедших с ней событий она не помнила, как и не помнила, что когда она была дорогой проституткой, победившей условности и взошедшей на пьедестал этой жизни.

Однажды когда её мать, отправив дочь в школу, еще валялась в постели, в их доме раздался телефонный звонок. Поднявши трубку и услышав голос говорившего в неё, мать Марии вся побледнела. Это был тот самый человек. Это был Ефим Петрович. Он говорил немного шепеляво и как-то уж слишком смело, как будто был пьян. Из разговора мать Марии поняла, что Ефим Петрович хочет купить у неё дочь за очень большую сумму, и к тому же он слишком прямо намекнул, что если та не согласится, её дочь умрет все равно. Ситуация была безвыходной и мать Марии согласилась, для чего предложила встретиться дабы все точно обсудить где-нибудь с глазу на глаз. Ефим Петрович назвал время и место встречи, которое оказалось совсем в другом городе, за несколько сот километров. Мать Марии, собрав сумку необходимых для жизни вещей, выехала в командировку.

Как только мужчины города узнали об отъезде матери Марии, они толпами стали посещать оставленный ею дом и ебать оставленную ею дочь, которая даже забывала про то, что ей для поддержания сил надо хоть иногда питаться. Мужики обычно стояли в очереди. Пока один ебал, другие либо фотографировали происходящее, либо употребляли алкоголь и рассказывали друг другу пошлые анекдоты. Мария лежала обычно вся в сперме и тихонечко что-то про себя шептала. Иногда почему-то плакала. Иногда чему-то улыбалась. Кровать на которой все происходило после двух дней покрылась коркой из сухой спермы, и Марии было жестко на ней лежать, тогда она ворочалась, тем самым мешая мужчинам её ебать, и те били её по животу, дабы не оставлять на лице синяков, которые вовсе не способствовали их эрекции.

Каждое утро она отлепляла свои волосы от подушки, вытирала галстуком еще не засохшую на своем лице сперму и шла в школу. В те дни от неё до такой степени воняло мужским потом, что добропорядочные прохожие обходили её стороной. В общественном транспорте с ней никогда никто не садился рядом, даже если там была давка, и могли прищемить яйца. Даже снующие везде голуби не подходили к ней ближе двух метров, словно и они чувствовали этот противный и мерзкий запах.

Именно в то самое время учительница по географии заметит на её галстуке капли засохшей спермы, вследствие чего её за неуспеваемость выгонят из школы. Приехавшая за день до этого мать Марии, как я уже говорил в самом начале моего повествования, ничего на это не ответит. И, поняв, что дочь её не излечимо больна, даст своё добро на её сексуальные шалости, а сама после нескольких минут сомнения вернется к своей работе.

2.
Примерно через месяц в их дом приехал незнакомый Марии человек с двумя большими чемоданами, как будто он собирался у них теперь жить, а в этих самых чемоданах были его вещи. Но Мария ошиблась в своих предположениях. Как только пришедшая с очередной ебли мать Марии увидела его, они закрылись с ним в одной из комнат и проговорили там на протяжении часов четырех, не меньше. После чего, зайдя в комнату к Марии и спугнув ебавшего её мужчину, человек открыл свои чемоданы и достал из них не понятный агрегат, внешне похожий на старый радиоприемник. Подключив его к розетке, он подошел ближе к кровати Марии и спросил её - не хочет ли та послужить своей стране. На что Мария не понимая, о чем идет речь, уставилась на него во все свои глаза. Мать Марии так же стояла рядом и слушала то, что он говорил её дочери.

-Разве ты не видишь Мария, что ты превращаешься в самое, что ни наесть, говно, если, конечно же, уже не превратилась. Разве для этого тебя рожала мать твоя. Разве хотела она, чтобы ты им становилась? А Мария, я тебя спрашиваю. Хотела? Вся твоя жизнь сплошное говно и вскоре, поверь мне, ты в нем задохнешься. Сейчас же я даю тебе шанс вылезти из него и послужить нашему обществу, послужить дальнейшему процветанию нашего общества. Я представитель очень секретной организации, которая занимается тем, что собирает в определенном месте сперму великих людей, людей заслуживающих того, чтобы в будущем, когда медицина достигнет такого уровня, что сможет из этой самой спермы взрастить их. Ты только представь, наступит время великих людей. Не будет мелких дрожащих тварей, будут только имеющие право. Представь, какого уровня тогда достигнет культура землян. Представляешь?

От этих слов глаза у человека заблестели, а изо рта потекла слюна.

-Ты будешь заниматься своим любимым делом. А именно трахаться и еще раз трахаться. Но трахаться не со всякой швалью на примере того, которого я только что отсюда прогнал, а с великими людьми этого поколения. Со знаменитыми певцами, политиками и юмористами. Они, ни чего не подозревая, будут кончать своей великой спермой в твое лоно, а ты в специальном месте переливать её в особую баночку и передавать её нам. Ты будешь всегда хорошо одета, и у тебя никогда не будет ни в чем недостатка. Ты будешь королевой, пред тобой будут преклонять колено прохожие, и всяческие шуты будут лизать твои каблуки. Хочешь ли ты этого? Хочешь ли, чтобы тебя боялись лохи и боготворили великие. Хочешь?

-Хочу, - ели слышно ответила Мария.

-Тогда получай, - прокричал на весь дом человек и засунул ей в рот нечто напоминающее жезл гаишников. Сквозь тело Марии прошли киловольты особого содержащего нужную для мозга информацию напряжения, и она от этого упала в обморок.

3.
Очнулась Мария в дорогой гостинице, лежащей на теплой и мягкой кровати. Ничего из своей предыдущей жизни она не помнила. Воспоминания о ней были наглухо затерты. Вместо них появились совершенно новые, в которых Мария помнила себя совсем другим человеком, с совсем другой до этого пробуждения жизнью. А именно.

Во-первых, как она помнила, звали её вовсе не Мария, а Наташа. И было у неё самое, что ни наесть, счастливое детство, а не всякая там грязь, о которой я писал выше. Родилась она в секретном инкубаторе, расположенном где-то под землею в районе города Тюмени. Хоть она толком и не помнила себя маленькой, но все же могла вспомнить окружавшую её тогда обстановку. Особенно хорошо она помнила женщин с большими грудями ходивших от одного ребенка к другому. Наташа даже помнила вкус их молока, пахнущего съеденной за обедом корейской морковью.

Этих женщин было всего трое на двадцать с лишним человек детей. Каждый год их должен был осеменять один выбранный специально для этого тюменский мужик, дабы постоянно поддерживать в их грудях жизненно важный для всего предприятия продукт. Раз в год они становились перед ним раком, и он их ебал, мацая желтыми от дешевых тюменских сигарет пальцами их толстые задницы. Через девять месяцев после осеменения женщины рожали своих детей, которых сразу же живьем хоронили, поскольку рожденные мелкие люди секретному инкубатору не нужны были вовсе.

Так же Наташа помнила портрет В.И. Ленина висевший в актовом зале, где юных девочек заставляли петь гимн СССР и какую-то песню про моряка, которая почему-то не отложилась в её памяти. Обычно они стояли при этом на краю расстеленного на полу ковра и, чувствуя внутри себя какую-то гордость за то, что они родились именно в Союзе, кто как мог орал знакомые слова. Молоденькая пианистка в это время, так же как и дети, умирая от удовольствия и самосознания своей исключительности, то же что-то им подпевала. Наташа вспомнила её прыщавое толстое лицо и её жуткую, но добродушную улыбку. Еще она вспомнила, как вместе с остальными девочками, она подсматривала за пианисткой, когда та мастурбировала в своей комнате, держа в руках портрет отличника и космонавта Юрия Гагарина. Она засовывала в свою пизду толстую с нарезанными по её диаметру выемками парафиновую свечу, при этом тяжело дыша и иногда даже вскрикивая.

Помнила она и первых учителей своих, которые преподавали девочкам уроки секса и беспредельного удовлетворения прихотей своих партнеров. Показывали им, как лучше надо сосать и, собственно, что сосать, как при помощи определенных мышц зажимать свою вагину, тем самым, доставляя партнеру особое блаженство. Рассказывали об всевозможных насадках и стимуляторах. Особо отчетливо Наташа помнила урок, на котором молодая учительница, обладающая прекрасными ягодицами, показывала как незаметно во время полового акта пернуть, если бы вдруг девочек от съеденных ими яблок начало пучить. Так же были отдельные уроки, посвященные зоофилии, педофилии, некрофилии и копрофагии. В частности на уроке зоофилии девочек учили, как нужно было прогнуть свою спину, чтобы даже самая крохотная собачка смогла суметь им просунуть. Уроки были как теоретические, так и практические.

Наташа помнила своего пушистого партнера, которого чем-то обкололи до такого состояния, что тот был готов ебать не то что самку человека, а стоящий рядом деревянный стул. Он пытался долгое время запрыгнуть на стоящую раком Наташу, но у него это так и не получилось. От трения своего члена об голые ягодицы девочки, он вскоре обкончался. Наташа от постигшей её неудачи заплакала и на протяжении почти трех дней отказывала себе в еде, в душе и в сортире. Пришлось её даже вести к местному психиатру, который, имея доступ ко всяким там интересным веществам, был постоянно не в своем уме. Увидев Наташу, он почему-то сразу побледнел, упал перед ней на колени и стал лобызать её детские пальчики. Стоявшей рядом учительнице все-таки удалось привести его в чувства, и он назначил Наташи лоботомию, которая в срочном порядке была проведена, и как это может показаться не странным, принесла ожидаемый от неё эффект. Наташа стала есть в два раза больше, чем раньше, ходить в душ чуть ли не каждый час, а в туалете проводить почти все свое свободное время.

Занятия по копрофагии были в основном направлены на уничтожение в девочках отвращения к этому продукту жизнедеятельности каждого нормального человека. Наташа помнила одно из последних занятий, когда говно было наполнено белыми глистами, и нужно его было съесть. Многих из девочек рвало, и тогда они начинали заново. Одну даже из них умертвили, поскольку та так и не смогла этого сделать.

Так же Наташа помнила зеленого цвета пилюли, которые им давали для уменьшения диаметров влагалища и анального отверстия. После чего трудно было ходить в туалет, а потому у каждой из девочек была своя личная клизма. У Наташи насколько она могла вспомнить, она была розового цвета с нарисованным на ней индийским фалоиммитатором. Перед тем как сходить посрать, она засовывала её себе в жопу и наполняла последнюю мыльной водой. После чего несколько минут ждала того самого момента, когда её говно смочится мылом, и как только это происходило, бежала на очко и уже на нем с шумом опорожнялась.

Еще Наташа помнила столовую, где все находящиеся там блюда содержали в себе сперму, поскольку считалось, что её поедание положительно влияет на упругость грудей. Специально для этого в Тюмени даже был открыт пункт по сбору этой самой спермы, куда приходили всякого рода извращенцы и алкаши, чья сперма даже после термической обработки все равно воняла спиртом и дешевым вином.

Короче говоря, Наташа ничего не помнила того, что касалось какой-то там Марии, а потому жила в отличие от неё счастливо и непринужденно.

4.
Сбор элитной спермы.

Сбор элитной спермы был организован одним богатым человеком, звали которого Жюль Мер еще в далеком **** году. Первое хранилище было открыто, конечно же, во Франции в одном из домов расположенных в бедном квартале. Нужный для охлаждения помещения лед привозило специально нанятое судно с шестью длинными мачтами, ходят слухи, что именно на нем начинал карьеру еще молодой тогда Христофор Колумб, который стоял на палубе и бил негров, таскающих куски этого самого льда, кнутом. Говорят, был ужасно кровожаден. Впоследствии его сперма также окажется в этом же самом помещении, на которое он почти три года работал. В то время этот ценный во всех отношениях продукт будет взят почти всех известных людей Франции, Англии и Испании.

После смерти Жюля созданная им организация пошла по швам. Его двое сыновей разворовали всю ее казну и сбежали в Южную Африку, где по сохранившемся африканским писаниям занимались развратом с бедуинами, и, в конце концов, умерли от неизвестной местным шаманам болезни. Чтобы как-то сохранить начатое дело молодой авантюрист по фамилии Муль решил продать часть спермы женщинам королевской семьи, на что те согласились. Что из этого вышло, и кто в результате родился, я не могу вам сказать, поскольку уже слышу в свой адрес обвинения в клевете, поэтому ограничимся на том, что, достав деньги, организация не только ожила, но и получила возможность открыть несколько своих филиалов и в других странах.

В России филиал так же был открыт, и в его стенах так же стала собираться сперма лучших российских людей. Я не буду перечислять всех, поскольку для этого не хватит у меня ни бумаги, ни чернил, а назову лишь некоторых особо видных представителей. Это Пушкин, Лермонтов, Ломоносов, Барков, Петр1, Суворов, Кутузов и т.д. и т.п. Сперма всех этих известных людей до сих пор находится в этом хранилище.

Так же здесь хочу рассказать о том, как собственно сперма собиралась. Вообще все с самого начала и по сей день было строго засекречено, причем не государством, а теми самыми энтузиастами, которые только посредством своего желания и долга перед вырастившей их Землей положили быть этому великому с точки зрения глобальности проекту. Даже самые жестокие правители об этом ничего не знали. Я думаю, вам хватит сказать того, что сам Сталин ничего об этом не знал.

Собственно для сбора сначала подбирались, а потом уже клонировались смазливые девушки, обычно лет тринадцати – восемнадцати, которых обучали самому изощренному искусству ебли, поскольку целью их были не простые тупоголовые обыватели, а люди великие и знатные. После обучения, которое проходило до конца процентов только тридцать, девочкам в их пизденки вставляли некое резиновое изделие (раньше каучуковое) в которое ебавшись с ними должны были кончать запланированные на это объекты, т.е. те люди, которые, по мнению большинства из членов этой организации, заслуживали того, чтобы их сперма осталось потомкам. Сперма, собранная с пола или с губ не годилась, поскольку, взаимодействуя с воздухом, теряла свои качества. Годной оставалась лишь та, позволю себе повториться, которая попадала прямиком в лоно агента, у которого в пизде было резиновое изделие, делающее находящийся там воздух более ионизированным.

Итак, я думаю, хватит утомлять вас подобной информацией, поскольку то, что я вам уже передал вполне достаточно для дальнейшего понимания текста. Пойдем дальше. Пойдем к жестокости.

5.
В дверь постучали. Лежавшая на кровати Наташа выплыла из потока нахлынувших на неё воспоминаний и, взяв с полки связку ключей, пошла её открывать.
-Кто там? - кокетливо спросила она, возясь с ключами и не находя нужного.
-Это я, цыпочка, - ответил человек, стоящий за дверью.

Наташа встречалась с ним уже целый месяц, и не разу он в неё так и не кончил. Обычно пред тем как это должно было произойти, он вынимал свой член и, теребя его рукой, забрызгивал спермой её лицо. Наташа дела вид, что безумно довольна происходящим, но на самом деле все было не так. Она хотела как можно быстрее ощутить сперму этого подонка в своем чреве, дабы навсегда избавиться от его неумелых и грубых ласк.

Этот человек был одним из виднейших политиков СССР, а потому не буду здесь упоминать его имени. Но я не ошибусь, если скажу, что в то время его знал каждый советский ребенок, и, судя по этому, вы можете оценить, какого полета была эта птица. По счету у Наташи он был пятый любовник, которого за прежние заслуги ей назначили обработать и получить его сперму.

Но почти месяц не выполнения задания постепенно все больше и больше напрягал её руководство. Буквально за день до описываемых мною событий Наташу вызвали в штаб и в самой жесткой форме пригрозили, что если и завтра ничего не получится, то её разжалуют, т.е. как понимал последнее слово каждый из агентов - умертвят. А потому сейчас Наташа, теребя связку с ключами, была несколько взволнована.

Но, наконец-то, она нашла нужный ключ и открыла дверь. Появившейся перед её взглядом политик, скорее всего, находился под кокаином. У него со рта на ткань дорогого костюма текли слюни. Глаза были красными и мутными, как будто бы он не спал дня четыре или даже пять. Как только политик увидел открывшую ему дверь Наташу, он полез к ней лобызаться, хватая её за ягодицы и засовывая свою волосатую руку к ней в трусы.
-Пойдем, не здесь же, - после нескольких минут с ним сосаний томно проговорила Наташа.

Политик, видать, чуть-чуть одумавшись, счел её предложение правильным, ведь ему благочестивому мужу и показательному отцу нельзя было палиться во всяких там коридорах гостиниц, где могли сновать зарубежные фотографы или еще хуже вездесущие ЦРУшники. Они вошли внутрь и Наташа, упав на колени, сняла с него его грязную обувь. Пока она это делала, он гладил её по голове и рылся своей рукой в ее волосах.

-Шлюшка ты моя, знаешь, что мне сказали про тебя?

Наташа почувствовала проходящую по телу дрожь и услышала стук своего сердца. Что он может знать? Может ли он знать то самое? Нет. Скорее всего, нет. Как он может знать? Хотя он значимый политик самой невъебенной страны. И об этом не надо забывать. Ни на минуту. У Наташи перехватило дыхание и она, опустив голову села на пол.

-Мне сказали, что ты работаешь на ЦРУ, сука, - прокричал он ей это в ухо и ударил ногой. Отчего Наташа, зажав голову руками, стала кататься от одной стенки прихожей до другой. В следующее мгновение политик схватил её за волосы и поволок на кухню, где, подняв со стола нож и, разорвав Наташе халат, отрезал ей правый сосок. Наташа закричала, из глаз её хлынули слезы. Тогда политик ударил её кулаком по ебалу, чтобы та заткнулась. Это был весьма понятный и убедительный для Наташи повод. Она замолчала и жалобным взглядом уставилась на него. Политик улыбался, по его лицу было слишком отчетливо видно, насколько он был доволен происходящим.

-Ну что, сука, скажешь в свое оправдание? – с остервенением прокричал он.

И как только Наташа хотела было открыть свой рот, он опять её стукнул ногой, но уже не по лицу, а в живот. Из её рта потекли кровавые слюни. Она начала задыхаться. Но политик на этом не успокоился. Взяв с полки топор для резки мяса, он отрубил Наташе правую руку. Кровь хлынула из неё фонтаном, забрызгивая все находящееся рядом, включая и обезумевшего политика. Наташа из последних сил засунула палец в свой пупок и нажала на находящуюся там кнопку.

Не прошло и секунды, как в комнату ворвались люди в черном и, ударив политика в особые болевые точки, усыпили его. Наташа потеряла сознание.

6.
Неужели чтобы быть великим нужно быть жестоким? Неужели, для того чтобы достойно жить в этом мире, надо огрызаться на всех остальных? Неужели, надо быть постоянно в состоянии войны с окружающей тебя действительностью? И заслуживают ли тогда великие люди, чтобы мелкие люди, восхищаясь этой самой великостью, собирали их сперму, хранили и защищали её? Сможет ли впоследствии, когда человечество все-таки с глубокого общественного похмелья решит расплодить весь этот запас жидкого и великого, существовать общество?

Все эти вопросы приходили в голову Наташе, пока та находилась в обмороке. Ответов же на них не приходило вовсе. Она представляла то будущее, когда по улице в обнимку будут ходить Ленин и Маркиз де Сад, Уильям С. Берроуз и Кеннеди, Петр1 и Элвис Пресли, Терешкова и Оскар Уайльд. Но причем же тут великие люди, она толком не понимала. Все ли эти люди были жестоки? А если нет, то значит, и великими они не были? Просто обычные ебаные обыватели с какими-то особыми способностями? Но нет, этого просто не могло быть, не может какой-нибудь лох подняться до божественных небес, даже если он чем-то там и одарен. Просто не может.

Наташа бредила. Пока ей зашивали руку, её неоднократно обкалывали морфием. В коридоре, представившись её родственником, дежурил какой–то человек. В кармане у него находился шприц со смертельной для каждого человека инъекцией. Он ждал того момента, когда можно было бы зайти в палату и вколоть её в тело Наташи. Но он этого так и не дождался, поскольку пьяная медсестра, решив с ним немного поиграть, сказала ему, что его родственница умерла, после чего попросила заполнить какие-то там бумаги. Он пошел с ней в кабинет главного врача, и там в удовольствие, выпив при этом разведенного медицинского спирта, они поебались. Уже потные и удовлетворенные они лежали на кожаном диване, когда раздался голос находящейся в кармане пиджака рации. Агент ответил в нее, что все в порядке, и что объект не представляет теперь ни какой опасности. Был в тот момент он пьян безбожно, а, потому чувствуя за собой вину, нахваливал проделанную им работу и свои профессиональные навыки, намекал даже на очередное повышение и обязательную медаль. Инъекцию же, дабы не дать раствору пропасть, он вколол лежавшей с ним медсестре, сказав, что это героин.

7.
Выписали Наташу через две недели, которые она провела в постоянной борьбе со своим страхом и тяжелейшей депрессией. У неё не было одной руки, и как она сама понимала, её должны в скорости были убить. Но дни шли, а этого не происходило. Почему? Неужели они не чувствуют исходящей от неё опасности? Или же они думают, что с одной рукой она по-прежнему может быть агентом? Может великих людей наоборот тянет на калек? Она думала об этом, и мерзко становилось на душе её от всех этих великих и жестоких.

Но даже если и решили они оставить её агентом-калекой, так почему же ни кто из них так и не пришел и не объяснил ей этого. Она смотрела на свою синюю обрубленную руку и плакала. С постели почти не вставала, только если пойти поесть, да в туалет сходить.

На третий или четвертый день к ней в палату вошел мальчик и принес ей несколько конфет. Он сел на табурет возле неё, погладил её и поцеловал в лобик. И это так разжалобило Наташу, что она, может быть, впервые в своей жизни стала относиться к человеку не как к выращенной сперме. Она увидела у мальчика сердце, хоть и было оно скрыто за кожей и костями. Она почувствовала его душу еще не оскверненную половыми потребностями организма. В нем не было ни какой пошлости лишь искренность и доброта (хотел было здесь написать “человеческая”, но воздержусь от этого слова, думаю, вы понимаете почему). Наташа заплакала. Мальчик своей крохотной ладошкой вытер ей слезы и сказал, чтобы она не плакала, ведь все хорошо, а будет еще лучше.

В следующий момент в палату влетела грязная и тощая женщина, та самая, которая по утрам убиралась в её палате и забрала своего ребенка. После его ухода внутри Наташи что-то как будто бы находившееся там в замороженном состоянии начало постепенно отогреваться. А именно, она поняла, что у неё нет ни одного близкого ей человека, никто не заплачет от её горя кроме её самой. И от этого становилось больно. В эти минуты ей захотелось стать матерью, стать обычной женщиной, завести семью. Но кто за неё выйдет, когда у неё нет одной руки, да и сможет ли она вообще родить. От этих мыслей на душе её становилось настолько хуево, что в эти самые моменты она безумно хотела, чтобы в её палату вошел человек в черном и выстелил ей из пистолета в лоб. Чтобы не было больше этих ебаных мук и этой ебаной жизни.

8.
Наташа зашла в подъезд, вызвала лифт и, зайдя в него, нажала на кнопку девятого этажа три раза, а на кнопку первого два раза, потом сделала пяти минутную паузу и нажала по одному разу на кнопки всех этажей по очереди. Лифт получил для себя нужный код и отправился вместе со стоящей внутри него Наташей в секретное хранилище великого семени человеческого. Минут через двадцать он остановился, открылись двери, и Наташа вышла в хорошо освещенную комнату, в которой стоял Андрей, охранник.

-Привет, чью сегодня принесла? – спросил он Наташу.

-Генеральскую.

-Молодца. Проходи.

Наташа прошла в до боли знакомую комнату, взяла чистую пробирку, вставила её себе в пиздень и слила находящуюся там сперму уличных собак. После чего так же из своей пизды вынула пистолет и глушитель к нему. Прикрутив его на должное место, она вышла из комнаты и застрелила сидевшего на стуле и рассматривавшего зарубежный порножурнал Андрея. Тот упал на пол, и кровь его потекла до самых дверей сейфа, за которым находилось то, ради чего человечество неумолимо размножалось, а именно стоящая в пробирках сперма великих людей. Набрав соответствующий код, она открыла дверь и, поставив на полку только что заполненную пробирку, взяла другую на которой еще чернилами, уже почти выцветшими со временем было написано А.С. Пушкин. Сев на пол, задрав подол юбки и раздвинув по шире ноги, она засунула свои пальцы во влагалище и вынула оттуда нечто напоминающее большого размера презерватив. После чего влила сперму Пушкина в свое лоно.

Конец.

Сергей Трехглазый.