Myxomatosis : Влажность. Мистер Джонс (окончание)

Медленно прикоснулся… и отдернул палец. Бегущая по стеклу струйка, закончившая свою жизнь в его отпечатке.
Это как круги на воде. Папиллярный рисунок ладони – целый мир - потоки гребнеобразных валиков, разделенных неглубокими бороздками, покрывающие всю поверхность. И как будто брошенный камень. Линии расходятся, приходят в движение. Вода плещется. Выходит за пределы подушечек. Бурные волны и тонущий человек. Флексорные линии. И черная голова тонущего вдалеке, как точка. Точка…

Оказалось – головка занозы.

Выругался и, расковыряв иголкой глубокий слой кожи - тот, где боль брызжет разноцветным фейерверком перед глазами - достал деревянную палочку. Если бы ранка оказалась более глубокой, она бы вызвала разрушение. Рубец вместо индивидуального узора. Но этого не произошло, ведь мистер Джонс на две трети состоял из воды. Даже больше, он насквозь был пропитан влагой.

Трепетно приложил оцарапанный палец к стеклу. Отлепил неспешно, заглядывая под красный отпечаток, который исчез как-то вдруг, и так же резко в комнате стало темно.

Джонс взял свечу. Не это розовое, воняющее гнилью, подобие света, что так любила его жена, а настоящую, плотно сидящую в канделябре, восковую башню. И тепло ударило в пальцы резко – так! Что услышал шипение испаряющейся влаги со лба. Не испугался, нет, но захотелось жидкого, мокрого, влажного…

Он выскочил на улицу, и, скинув халат на кафель, прыгнул в бассейн. Где же стреляющие капли с неба? Где шум водопада?
Солнца не было.
Капли на окне.
Небо серое.
Много туч.
Хорошо.
Ведь он не любил солнце.
Жадное, плавящее, страшное.

Он вернулся домой.
Потянул за цепочку.
Жалюзи.
Со скребущим звуком пластинки разошлись в разные стороны.

*

Утром толстая негритянка мягкими ладошками барабанила в дверь:
- Мистер ДжОнс? Мистер Джо-о-онс?

Черной рукой она пошарила под ковриком. На полочке. На резной верхушке забора.
Он часто забывал выложить ключ на условленное место.

Женщина отодвинула засов лежащим в цветочной кадке ржавым длинным гвоздем. Проходя по шипящей от утреннего солнца дорожке, она подмигнула тоскливому псу в будке:
- Бобби, твой хозяин опять забыл? Я тебя покормлю. Подожди, милый.

Сумки оттягивали руки. Негритянка стала выкладывать продукты на стол: кальмары, филе ската, рыбный фарш и мидии. Много бутылок. Морепродукты и выпивка. Вода - газированная, сладкая, без сиропа, сок, в бутылках, без газа. Все как обычно.

- Ваше лекарство, сэр, - расположив стакан и таблетки на подносе, она решительно толкнула дверь массивным бедром и вплыла в комнату. - Может быть, уже пора закрыть, жалюзи? – повернулась к кровати. Застеленной кровати. Пустой, застеленной кровати. Потом уставилась на кресло-качалку и стоящий рядом столик. Пустой коньячный снифтер.

Солнце гуляло по обычно темной комнате, по ковру, по креслу, на котором лежал бледно-зеленый поношенный халат, расшитый золотыми нитями и иероглифом «долголетие». Оно отражалось в огромной серой луже, блестевшей от кресла до самого окна.
На полу в воде валялись плавки и сандалии.

Мистера Джонса нигде не оказалось.