Лузер : Лирика блять

Беседа о поэзии

Представляюсь—Н-ский, поэт-эксгибиционист,
Мы сейчас в авангарде, вы случайно не... муза?
И богемно-развязным жестом вниз спускаю кальсоны, брюки, рейтузы.
Я, как видите инь, вы, мне кажется, ян.
Что ж зажали носик, заткнули ушки?
Я немного пошл и ужасно пьян.
Ах, мадам, не запачкайте вашу душку.
Ах, химчистка не примет, конечно жаль,
Ведь была фешенебельная вещица.
Ах, забудьте, мадам, я куплю Вам шаль,
В Долгопрудном, на рынке—к чему мелочиться.

Одиннадцать сучьих недель

Как часто шептала ты нежно: «Любовь»
Мне в ухо лохматое— слово публичное
Чего же ты плачешь при слове «Аборт»
Что разве «чистилище» звучит привычнее?

Ты душу во мне разглядела?—смотри
Я запах твой чую, зрачки помутнели
Я заднюю лапу задрал у двери
А ты на одиннадцатой неделе?

Эх, славные игрища ретивых самцов
Так мы улучшаем породу кобелью
Становимся злей постаревших отцов
А ты на одиннадцатой неделе?

Недели, месяцы, дни, часы
Человек! Как выдумал ты эту муку
За запахом сучьим ведут носы
Кобелей и нравится это сукам

* * * * *
Я блуждал по московским дворам—закоулкам
Шел на ощупь, по звездам, искал ориентиры
Я бутылку «крепленого» взял на прогулку
Я заглядывал в окна, подъезды, квартиры

Я являлся упреком всем трезвым прохожим
Я бросался в глаза, в уши, в ноздри, под юбки
Я готов был запеть «Алиилуйя! О, Боже!»
И любить платонически проститутку

Я не шел, я парил, я уверен, я знаю
Притяжение почувствовал, вмиг отрезвясь
Мне с размаху пришлось целоваться, родная
Мостовая московская, жидкая грязь

Фонари подо мною размазались в луже
Я смеюсь как ребенок, я кричу как мудак:
«Стойте! Слушайте! Я переводчик, я нужен
Чтоб понять разговоры дворовых собак»

Богородина

Твои медом намазаны веки
Ты--сама благодатная мука
По щекам твоим патоки реки
Родина, мать, мачеха, сука

Трон твой светлый сияет прозрачный
Трон хрустальный из тары битой
Из груди твоей сок смачно
Пьет младенец—полковник бритый

Ты ему несказанно рада
А волхвов был полон предбанник
Все шептали: мол, мертвое чадо
Выжил все-таки божий избранник

Нет, не то что он мне соперник,
Посмотри--вот родинка, видишь?
Это значит--я твой наследник
Незаконно рожденный подкидыш

О любви, птицах, насекомых и об отрезанном Анькином ухе

Ты как дикая птица в моем сердце жила
Ты пшена не клевала и воды не пила
Только вместо воды ты пила мою кровь
Только вместо пшена ты клевала любовь

Ты теперь улетаешь, как жестоко—смотри
Сквозь прозрачную кожу я чернею внутри
Ты взлететь не успеешь—стану дробью твоей
Моя райская птица—красивый трофей

Для тебя расцветал я каждый день до светла
Ты вдыхала меня ты лишь мною жила
Но мой сок теперь высосан, плод мой убит
Ты мое насекомое, мой паразит

Ты жестоко отплатишь за мою доброту
Я как мякоть гнилая растаю во рту
Я люблю насекомых, я их тех чудаков
Будешь гордость коллекции пестрых жуков

Но все образы—глупость, ничего нет верней
Заржавевшей, затупленной бритвы моей
Мне кусок твоей плоти будет память о той,
Что насытилась дикой моей красотой

Твое ухо я буду хранить до седин
Как икону, как ладанку на груди
Словно горстку земли из родной стороны
Как лелею я детства счастливого сны

Ecce homo
Delirium tremens

Мама, что это? Бля, неужели допился
Это карлик бесшеий, кривой, кособокий
Он на грудь мне уродец уже взгромоздился
И душить меня хочет, звереныш убогий

Я его за грудки—он тяжелый и цепкий
Я с трудом поднимаю его и трясу
Кто ты есть? Отвечай! Что за тварь? Или в щепки
Твой уродливый череп сейчас разнесу!

Он рычит и от злости и бессилия плачет
Твоя слабость я, подлость я, трусость, тоска
Отпусти меня. Я—это ты. Это значит
Мы с тобою прекрасно поладим пока

Погоди, это ты во мне скребся все время?
И на ухо шептал и на шею давил?
Что же ты теперь хочешь, поганое племя,
Чтобы я тебя вдруг просто так отпустил?

Я с тобою по-свойски разделаюсь! Слышишь!
Экце номо! Ведь сказано. Се-человек
Что ты съежился? Что затаился? Не дышишь?
Ты меня отравлял весь недолгий мой век?

На-ка выпей от страха, побеседуем дальше
Не юродствуй, не морщись. Смелее хлебай
Признавайся, во мне от тебя столько фальши?
Столько лжи, столько глупости? Ну, отвечай!

Да--ощерился он, и так смрадно пахнуло
У него из щербатого рта—от меня
И по совести скажем—лукаво мигнул он
Без меня ты, бедняга, не протянешь и дня

Ваша жизнь, человечки, так подло устроена,
Что подумать—так лучше совсем и не жить
И возможна, оправдана только со мной она
Я—спасительный берег, я—тонкая нить

Я--яд земных неудач, боль смирения
Я--пустая надежда, я--мука твоя
Я--твой тайный алтарь, твой козел отпущения
То, что ты человек—в том заслуга моя

Так что выпьем еще. Ведь душевно—ей-богу
Нем с тобой еще вместе так долго идти
Я вперед побегу, указуя дорогу
Я частица тебя, нам всегда по пути

Я забыл даже выпить в отвращеньи и ужасе
Слушай, карлик. Ты, монстр! Ты, смердячая тварь!
Как ты мне заговаривать зубы не тужился—
Тут его я с размаху об стену ударил

Разговор здесь короткий с уебищем всяким
Я проснулся в поту, вижу руки в бинтах
И немного в крови, я привязан к кровати
Белый свет, очень белый, до боли в глазах

Вот и доктор, весь в белом, как будто святой
Экце хомо!—встречаю с улыбкой его
Нет, делириум тременс—диагноз простой
Ничего—улыбается он--ничего