Dudka : Судный день Снегуркина. Часть IV

Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.

И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
В.Высоцкий «Райские яблоки»

продолжение. начало здесь: http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=27392
Остальное Снегуркин воспринимал с трудом. Адвокат, выцветший дядька с крючковатым птичьим носом не особо старался его защищать, а сам Снегуркин был рад любому исходу дела. От взгляда тещи у него начали сильно болеть внутренности, а лоб покрылся холодной испариной. Поэтому когда Совесть, наконец вышла из дубовой двери, Снегуркин с нетерпением ждал, что ему присудят:
- Постановлением Суда Совести от 23.09.2008 гражданин Снегуркин Дмитрий Тимофеевич, - начала Совесть и Снегуркин напряг все свои больные внутренности, что-то недоброе вещал голос старухи: - В соответствии с действующими законами произвести даунгрейд и вернуть Снегуркина Д.В. из Рая обратно на Землю, поскольку он по требованию истца, гражданки Клещ А.С. не выполнил возведенный на него долг и не заслуживает пребывания на небесах. Приговор надлежит привести в исполнение. Обжалованию не подлежит. Заседание Суда объявляется закрытым…
***
- Занавес Хаджиджа. Занаве-е-ес, - чёрт закончил есть и вытерся рукой.
- А дальше то что было? – заинтересованно вскрикнула гадалка.
- Дальше Хаджидженька всё сама увидишь, - смачно причмокнул чёрт, - Затем и пришёл к тебе. Собирай свои манатки, да покрасивше выбирай. Всё-таки Страшный суд грядёт…
- А как же этот Снегуркин на землю вернётся?
- А то уже Хаджиджа дело не наше. Жалко конечно мужичка. Рай заслужил, однако...
- Ну, тёщи они хуже чертей. Черти на тот свет отправляют, а тёщи возвращают…
- Полно смеяться, гадалка. Идём. Джабриил ждёт. Да и Фома с ним.
- Он, по-моему, еще ни одного Страшного суда не пропустил…
- И не пропустит, Хаджиджа. Смею тебя уверить, что не пропустит, - чёрт засеменил к выходу, - А суп у тебя, гадалка, мировой. Что и говорить.
***
Снегуркин медленно обернулся и увидел облако пыли на дороге. Через несколько секунд вслед за пылью показался тарантас. Чёрная карета XIX века, крытая брезентом, на деревянных колёсах. Снегуркин выпучил глаза и схватился за притолоку на веранде. И надо сказать было отчего. Старенький тарантас, на котором ездили гоголевские чиновники средней руки в царской России, был запряжён не вороными лошадьми, а серой «Волгой». «Газ 24» светила правой фарой, вздымала тучи пыли и тянула за собой чичиковскую карету. Над каретой во весь свой огромный рост возвышался Джабриил, в развевающемся красном плаще, с чёрным кнутом в руках, которым он беспощадно, крепкой ангельской рукой, колотил сверху Волгу сверху по кузову.
Видимо, от этих хлыстовых ударов шедевр автомобилестроения 70-х годов ехал быстрее, а только уже через несколько минут карета поравнялась с «Судом». Джабриил опустил кнут и, глядя вперёд, скомандовал:
- Садитесь!
Снегуркин зачем-то вернулся на веранду, выбежал оттуда с Библией под мышкой и полез в тарантас.
В тарантасе уже сидели Хаджиджа, с ней Фома, который Неверующий (Снегуркин, хоть и не видел его ни разу, а признал во мгновение ока, по каким-то растерянным, полными смятения глазам) и конечно же был там и чёрт-почтальон. И если последний имел свой обычный, непосредственный, грязный вид, то первые двое вырядились как на парад. На Хаджидже было чёрное, невероятно красивое вечернее платье с глубоким декольте. Чёрные волосы были распущены. Зелёные глаза блестели, а на красиво очерчённых косметическим карандашом губах играла весёлая улыбка. Её полные руки были оголёнными до плеч и, несмотря на то, что было ей уже где-то за сорок, Снегуркин назвал бы её потрясающе красивой и… он бы не побоялся этого слова – сексуальной.
Фома же вырядился как новый гривенник. На нём был новехонький солдатский мундир с начищенной звездой на ременной бляхе. На груди у него сверкал Орден Красного Знамени, а солдатская бескозырка была лихо повёрнута на бок. Снегуркин, бережно прижимая Библию к груди, уселся между Хаджиджей и Фомой, подозрительно косясь на счастливо лыбящегося чёрта.
- Сегодня, великий день, - сказал Фома и напыжился, - И неверящие стали верить и сказали: «Да! Божий Сын! И пустили его к себе в душу и стал он в ней господин!»
Между тем «Волга» впереди загудела и тарантас сорвался с места, скрипом колёсом заглушая Фому.
Тарантас подскакивал на кочках и слышался свист Джабрииловского кнута. Через несколько минут они были уже в центре хутора возле той самой церкви в которой Снегуркин имел неосторожность повесится. Все хуторяне собрались здесь. Все они были в парадных одеждах. Настолько парадных насколько может позволить себе крестьянин. Мужики в коричневых занафталиненных костюмах, которые только с утра были извлечёны из сундуков, а до этого мирно покоились там лет пятьдесят. Бабы в косынках и кофтах, припасённых на собственные похороны. Человек полтораста нерешительно топтались у церкви, явно чего-то выжидая.
- Моя работа, - с гордостью кивнул чёрт в сторону хуторян, - Я собрал.
Фома вылез из кареты и исчез в кустах. Снегуркин хотел было вылезти вслед за ним, но Хаджиджа удержала его за руку.
- Не ходи никуда, - сказала она, - Будем наблюдать отсюда.
Через несколько минут послышались звуки труб и гонга и на дороге, ведущей к церкви с западной окраины хутора, показалась рота солдат.
- Господи, - прошепталСнегуркин, - Это же те солдаты, что погибли у Марьиной рощи во время Второй Мировой.
- Да, - ответила Хаджиджа, - Полк! Ты смотри, душка моя! Смотри.
Зрелище было ужасно. Снегуркин то на своем веку много навидался. Вешался даже. С чёртом общался. На Склодовской-Кюри вон едва не женился, мать её в Уран трижды. А тут вдруг страшно ему стало. Так страшно, что он к Хаджидже прижался да так и застыл. А мимо кареты армия зомби с невидящими глазами в заскорузлых от крови одеждах шла в ногу. Впереди колонны шёл Фома с каким-то человеком с простреленным виском, погон на нём не было, но фигура выдавала в нём командира. За ними шёл оркестр с духовыми, а уже за ними шли эти зомби-солдаты.
Снегуркина трясло.... Солдаты поравнялись с церковью, хуторяне прижались к церкви, освобождая дорогу, и над землёй грянула песня. От неё у Снегуркина волосы окончательно стали дыбом. Казалось, её поет сама земля и деревья хутора, а зомби лишь просто раскрывают рты:

Мы так давно, мы так давно не отдыхали,
Нам было просто не до отдыха с тобой.
Мы пол-Европы по-пластунски пропахали
И завтра, завтра, наконец, последний бой.

Снегуркин до белизны пальцев сжимал Библию, но не помогало:

Четвёртый год нам нет житья от этих фрицев
Четвёртый год солёный пот и кровь рекой,
А мне б в девчоночку хорошую влюбится,
А мне б до Родины дотронутся рукой.

- Девчоночку б им! О, Господи, да что ж творится то такое, женщина? – вскричал Снегуркин, а глаза его молящее впились в Хаджиджу.
- Судный день, Снегуркин! – сказала та, безразлично глядя куда-то мимо марширующих.

Еще немного, еще чуть-чуть…
Последний бой он трудный самый,
А я в Россию, домой хочу
Я так давно не видел маму.

Колонна допела последние слова и остановилась. Джабриил слез с кареты и медленно пошёл к колокольне. Чёрт выскочил вслед за ним.
- Выходим, - сказала Хаджиджа Снегуркину и, отворив двери кареты, потянула его за рукав на улицу.
А вечер уже давно упал на хутор. Первые звёзды высыпались на чёрной ткани неба. А в воздухе пахло серой.
- Сейчас он скажет, - раздался голос за спиной у Снегуркина.
Снегуркин обернулся и увидел поправляющего усы Резерфорда. Да-да, снова перед Снегуркиным стоял тот самый расщепенец атома Эрнест, кто знает как его по батюшке? Резерфорд.
- Вы здесь? – удивленно спросил Снегуркин.
- Мы все здесь, - ответил тот, глядя на колокольню, по которой поднимался Джабриил. Из темноты вышел взлохмаченный Эйнштейн с русской девкой Наташей. В волосах гения торчала солома, а усы нервно ходили ходуном то вверх, то вниз.
- Вы вместе? – радостно спросил Снегуркин, сам не понимая причин своего умиления.
- Да, - кивнула Наташа, не без гордости.
- И мы тоже вместе, - сказал вдруг Сахаров, вылезая из-за кустов и таща за собой пьяного в водородную бомбу Курчатова. Голова его болталась в разные стороны, а непослушный язык молол какую-то чепуху про опероны. Снегуркин с отвращением отвернулся и увидел еще одну сладкую парочку.
Гагарин, с ничего не понимающими глазами, но с неизменной улыбкой на лице и Королёв с совершенно отстранённым лицом.
- Что происходит, Сергей Павлович? – испуганно спрашивал Гагарин, глядя на собравшийся консилиум.
- Ничего, Юрка, - как-то неуверенно отвечал Королёв, - Запуск ракеты на Луну!
- А кто летит? – еще более испуганно спрашивал Гагарин.
- А Герман Титов летит, - отвечал Королёв, уже совсем не уверенно.
- Чего не я? – спросил Гагарин уже чуть не плача.
- А умер ты! Истребитель испытывал да и разбился! – голос Королёва стал самой неуверенностью.
Тем временем Сахаров, наконец, выбросил Курчатова и, поправляя толстые очки на носу, закричал, глядя на колокольню.
- Вона! Вона! Идут!
На колокольне действительно происходило движение. Джабриил вышел на самом верху у креста со свитком в руках. Рядом с ним юлой крутился чёрт. Джабриил сорвал сургучные печати со свитка и над хутором раздались раскаты его громового голоса.
- Именем Скорби и Зла заклинаю внимать!
В церкви зажглись факелы, озарив хуторскую площадь. Канделябр появился в руках у почтальона. Свет сам собой озарил Джабриила и его фигура обрела, наконец, свой настоящий, демонический облик.
- С позволения Течения Времени и в соответствии с Законами Существования Сущего, - провозглашал Джабриил.
Ёжик вылез на дорогу и остановился, не зная, что ему делать дальше – пересечь дорогу и нырнуть под забор или вернутся назад.
- Все отныне могут быть свободными! - возвестил Джабриил, а чёрт замахал канделябром.
(продолжение следует)