Simuliakr : Ни слова о Петербурге

Родилась и пошла с чемоданом, за билетом, по вокзалам, потекла по автострадам, гнезда высиживала в малых и больших кружочках на карте, и вот он – последний – снежно-каменный бартер…
Посвящается Петербургу.
У меня никогда не было Родины, и уже не нарастет. И я не Одиссей, который, наверное, и в глазу Полифема видел звезды Итаки.
Иногда мы вспоминаем день, один-единственный. И сами не знаем, почему именно этот день в фаворе у памяти.
Например, стоит мне вспомнить о морозных узорах на стекле, и я мгновенно переношусь в одно зимнее светлое утро, когда я увидела это хрупкую и лукавую сказку. С тех пор я видела сотни разрисованных морозом окон – из них можно было бы возвести Эрмитаж! – но память моя всегда возвращает меня именно в то утро. Когда моя десятилетняя жизнь с заложенным носом бродит от окна к окну, и дощатый пол забирает тепло с сонных пяток. Когда мои, не отягощенные географической тавтологией, глаза видят чудо. И так тихо в доме, и так тихо в мире, забеленном до небес. Вот тогда была Родина.
Или вот еще: светлым осенним днем, в лесу, по колено утопая в палой листве, я набредаю на семейку пеньков, и грозья опят выглядят праздничным украшением на их крепеньких торсах. И я замираю, чтобы не вспугнуть шорохом листвы это мгновение гномов и эльфов. Вот тогда была Родина.
Значит, моя родина не «там», а «тогда», не место, а время. Мгновение, из-за которого Фауст пошел в кабалу, Пруст окунулся в роман-реку, а я обречена на глубокое одиночество в своей интимной, невыразимой Родине.
И вот Петербург: смотри на него хоть во все глаза, примечай, перебирай, прикидывай – но нет у меня для него слов! – ни объекта, ни предиката: одни лишь мышами сигающие по углам валентности. Я делала: «ах!» и «ох!», говорила «мм» и «хм», вытягивала «о», озадачивалась «э» и даже, местами, вспоминала бога в суе шаблонных восторгов. А может быть, я все-таки что-то писала про Петербург? – ну, тогда, друзья мои, простите, я каюсь. Решено: никогда я больше не буду писать о Петербурге. Не буду наждачить словами нежные соски моей литературной совести. Не буду докучать возлюбленному своему городу пошлостью, варварством, плебейством своей речи, швыряя вирши в ненаглядное лицо его.
Он опрокинулся ко мне внутрь, чуть задрожал на поверхности и ухнул в узкую глубину моей нерасшаренной души. И с тех пор водораздел между мною и Петербургом лежит на границе моих глаз. И грань – паутинка! – всего лишь вуаль, она моему Петербургу очень к лицу! Снаружи моих глаз – Он Самый, а внутри меня – отраженный. И почти каждый день на этой воде стоит штиль, не дрогнет вода, потому так гладко и правдиво глядит Петербург в Петербург-отраженный.
Ах, Родина-мгновение, не ревнуй меня к Родине-месту!

Ни слова
Ни слова
Ни слова больше. Я закрываю глаза, чтобы побыть наедине со своим Петербургом.