Зуч : ОФИС-КЛАБ, Часть 2

00:55  24-09-2008
Их бизнес, если его можно было так назвать с определенной долей наглости, тоже не стоял на месте и, шаг за шагом, шел вперед. В начале они паразитировали на полной децентрализации процесса. Чтобы сварганить простейший заказ, скажем, на пятьсот визиток, надо было совершить уйму операций. Во-первых, обзвонить с десяток, другой фирм, торгующих бумагой и выбрать оптимальный вариант по цене-качеству. Потом поехать куда-нибудь, к черту на кулички, например в Южный Порт (если кто не помнит, Москва в советские года был «город – порт пяти морей»), и загрузить полпалетой какого-нибудь частника. Во-вторых, обзвонить с десяток дизайнеров с компьютером, сидящих, как правило, по домам или другим конторам, и выяснить, кто сейчас не в загуле, и способен в срок выполнить макет. В-третьих, из нескольких уже опробованных типографий, выбрать ту, что даст скидку и не загружена по полной. Утвердить макет, и, наконец, приехать на печать проконтролировать, чтобы печатник дядя Вася замахнул стакан не до, а после смены. Откусив на каждом из этапов по чуть-чуть, еще и поиметь в итоге свою прибыль.
Но постепенно стало формироваться понятие «фирстиля». Уходили в прошлое аляповатые вензеля и аббревиатуры, собранные в «пойнте» или же «ворде». Хотя по-прежнему само понятие «дизайн» сидело где-то на задворках сознания заказчиков, как ни убеждай, и платить за него всерьез никто не собирался. Тем не менее, и у Артема стала появляться реальная загрузка для мозгов, стали проскакивать зародыши концепций, первые аудиоролики для радио, тематические календари и всевозможная полиграфия. От сухой информационной составляющей реклама стала приходить к имиджевой форме. Это уже было не просто зарабатывание денег, а хоть какая-то отдушина для творчества.

Ядром их фирмы и локомотивом, несомненно, была Жанна, что обладала ярко выраженной харизмой и реакцией, что не имела прецедентов. Если в компании она была «рубаха-парень», то в работе – танк, бульдозер, что никогда не огибает препятствия, а сминает их своим напором. Расплакаться она могла лишь в ситуации, когда от ее усилий не зависит ровным счетом ничего.
Жанна прославилась еще на первом курсе своего журфака, когда в курилке между парами ее «альтер эго», заклятая «подружка», московская мажорка, сделав круглые глаза, радостно ей посочувствовала: «Ой, Жанночка, а сапожок-то каши просит…» Жанка посмотрела на свои хотя и модные, но изрядно ношенные полусапожки с плоским каблучком. И, действительно, у одного из них отклеился носок. Не сделав и затяжки для раздумья, она хладнокровно наступила второй ногой на отслоившуюся подошву и с мясом отодрала ее, резко подняв ногу. «Давно так собиралась сделать, спасибо, что напомнила» - произнесла она и, затушив окурок, пошла в аудиторию, раскачивая бедрами под восхищенные взгляды мужиков. Мажорка проглотила сигарету, разглядывая оставшуюся на полу подошву. А Жанка, честно отсидевши, практически босая на одну ногу, пару, лишь затем поймала тачку и уехала в общагу. В этом она была вся.
Второй известный случай произошел на сходке молодых поэтов, свидетелем которого был сам Артем. Через час пьянки выяснилось, что часть поэтов – «почвенники», а часть те, кого по инерции еще ласково называли «безродные космополиты». По мере увеличения количества выпитого, идеологические распри перешли в просто оскорбленья. Назревала драка. Ситуацию опять же разрядила Жанка. Положив голову на плечо особо ярому антисемиту, не смотря на то, что видела его первый раз в жизни, она по-кошачьи улыбнулась и сказала: «Володюшко, поехали ебаться. А по дороге ты мне расскажешь про Есенина». Володюшко поплыл. Они поймали тачку. На повороте, когда водила сбросил скорость, Жанка неожиданно открыла дверь и выпрыгнула на всем ходу, разодрав до крови локоть и колено. Шофер от неожиданности чуть не вьехал в столб, а поэт еще бежал за ней с полквартала, крича: «Сука! Я ж тебя люблю!»

Так что решительности ей было не занимать, что положительно сказывалось на работе. Когда надо, она могла поехать в типографию, и полдня глушить дрянной коньяк, кокетничая с генеральным, чтобы прогнуть по ценам. Когда надо, могла надеть платье в пол с глубоким декольте и поехать на великосветский раут, чтобы вернуться с авоською визиток новоявленных банкиров, из которых потом выдоить заказ. Тёма искренне ей восхищался.

Ровно через год, как Артем пришел в контору, им пришлось резко поменять место дислокации. Бандюги, что сидели у них за стенкой, перекупили у арендодателя их площадь. Они пасли табун из проституток, что работали по вызову и им потребовались новые стойла, поскольку бизнес процветал. Пришлось срочно вывозить манатки. Впопыхах они сняли площадь на улице Чаянова в бывшей Школе партактива. Это было здание сталинской постройки, в котором раньше кроме Школы помещалась и гостиница для аппаратчиков. В одном из номеров они и сели. Здание было в основательном упадке. Гулкие, глухие коридоры без освещенья по вечерам вызывали дрожь, казалось, что здесь бродят неприкаянные души бывших коммунистов, взывая к мщенью. С потолка сыпалась лепнина, постоянно забивалась канализация, и рвало трубы с отопленьем. Складывалось ощущенье, что лифт работает лишь по большим коммунистическим праздникам первого мая и седьмого ноября, когда в здании нет никого и чтоб не бегать через десять этажей, они приноровились ссать в ведро. Сидели в шубах, отогревая шариковые ручки своим дыханьем. И пили много водки, чтоб согреться. Пожалуй, это был самый мрачный период их совместного существованья.

Зато весною, видимо за все страданья, им подфартило, и они переехали в отличный офис на 1905-го года, рядышком с метро, по протекции одного жанкиного друга. Жанна, помимо всех достоинств, обладала еще одним неоспоримым качеством. Она была по жизни коммутатор. Миллион адресов, связей и телефонов хранился в ее памяти и записных книжках из совершенно разных областей. Соединить НАСА с Ашотом из Бирюлево, как нефиг делать. Только что потом будет говорить НАСЕ Ашот и что ему ответит НАСА, не ее проблемы. Многие, прослышав от знакомых об ее способностях, звонили, тем самым, пополняя ее базу, так сказать, услуга за услугу. Это реально облегчало жизнь.

Им досталось две комнаты из пятикомнатной квартиры бывшей коммуналки на первом этаже, что давно была расселена и переделана под офис. Остальные занимала фирма, состоящая целиком из мужиков. Ребята были серьезные, все в прошлом афганцы и мастера разного вида единоборств. Мутили они тоже серьезные дела. Артем довольно быстро сошелся с одним из них на почве совместного раскура. Юрец уже с утра звал Тёму в кабинет и забивал штакетину голландскою гидрой.
- Послушай, Юр, не понимаю, как ты работаешь? – недоумевал Артем – У меня после твоей шарики за ролики заходят, так что я полдня не могу сообразить, зачем я в офис-то приехал и Жанка начинает напрягаться…
- Да если б ты попробовал, что я курил в Афгане, ты бы на три дня вообще забыл, что существует офис и работа – ржал в ответ Юрец – А по мне, так только так и можно. Я когда приезжаю на терки в Белый Дом или там, в мэрию только это и спасает. Уже через час, послушав эти хари, можно озвереть, а так, сижу спокойный, улыбаюсь…
- Не, не, все, хорош! – протестовал Артем после третьего напаса – А то опять буду ходить весь день с расстегнутой ширинкой…
- Ну, смотри…
Поднялись они, как понял для себя Артем из услышанных обрывков разговоров, на распиле государственных долгов, поучаствовав в перепродаже многомиллионных обязательств Вьетнама и Камбоджи бывшему СССР.

Шел уже 96-ой год. Предынфарктный Ельцин плясал на своих предвыборных концертах, Коржаков и Барсуков поплатились своей карьерой за поимку не тех пацанов с коробкой из-под ксерокса, а они раз за разом набирались опыта, и – как результат – получали все более серьезные заказы.
Судьба свела их с одной «демократической» газетой, оплотом всякого рода правозащитников и бывших диссидентов, что отмечала свой первый юбилей. В награду за качественно выполненные услуги, их пригласили всем кагалом на фуршет. Венцом программы был приезд Горбачева со своей супругой. Там произошло бурное братанье бывшего оппозиционера Егора Яковлева с бывшим генсеком, сопровождавшееся питием на брудершафт и троекратными засосами. И хоть отношение Темы к Горбачеву давно было однозначным, он считал его емелей-пустобрёхом, что своими распальцовками и тавтологической «бормотухой» просрал страну, все же и его охватило некое волненье. Не каждый день пьешь водку с человеком, что еще недавно держал руку на ядерном чемоданчике и ведал секретами не только 1/6 суши, но и половины мира. Жанка, способная найти контакт и с зелеными карликами с Марса, полвечера болтала с бывшей первой леди, что ей по-женски жаловалась на их трудное житье-бытье на жалованье персональных пенсионеров и на «ужасы» форосского плененья. «Тьфу!» - подумал под конец пьянки Тема: «Если б мне в армии, когда я на политинформации слушал ящик с его пространными телегами, сказали, что буду за одним столом бухать с этим комбайнером-неудачником, я б, наверное, сдуру решил, что жизнь круто удалась, а сегодня… Вот она, ирония судьбы…»

Офис потихоньку разрастался. Наконец-то появился свой дизайнер, ВиктОр Максимильяныч Кабыздох, так он просил его звать-величать, это был один из теминых приятелей, с которым они в недалеком прошлом сидели на игле в одной компании. Он был неплохой художник, освоивший компьютер, хоть, как и все из этой касты большой любитель загудеть. Народ то приходил, то уходил, кто-то задерживался на месяц, кто-то на полгода, неизменным оставался лишь костяк из Жанны, Галки, Тани, Темы и Николаши, куда же без него…
Однажды Жанна привела на должность менеджера еще одну выпускницу МГУ, да не простую, а философа. Анюта была чистый ангел чистой красоты. Трогательные завитушки обрамляли ее бледное лицо с васильковыми глазами. Хрупкие, почти прозрачные пальчики нимфетки порхали над клавиатурой, когда она печатала. Тема робко млел, не зная, с какого бока к барышне и подойти, учитывая, что ее коньком были древнегреческая философия и литература. В конце концов, решил, что этот кусок сыра не про него, и не с евойной мордой лезть в калашный ряд, надо просто созерцать издалека это явление природы. К тому же она никогда не участвовала в их дебошах, незаметно растворяясь в конце дня, как и положено по жизни мимолетному виденью.
Он не знал, что случилось в тот жаркий августовский вечер, когда она вдруг согласилась, на его уже формальный жест, выпить за компанию. Может, что-то в ее тайной жизни повернулось боком, может, звезды встали раком, но факт есть факт, ангел сел напротив и принял из его рук бокал с портвейном. Это было, кстати, тёмино нововведенье. Постепенно он убедил девчонок, что не обязательно всякий раз тратиться на изысканные разносолы, если стакан хорошего массандровского портвешка после работы снимает все вопросы. А если еще и дунуть шишечку вдогонку, то можно ржать, пока ебло не перекосит нервный тик.
Случившееся чудо имело продолженье. Когда все разошлись, они отправились с Анютой по Москве, наслаждаясь видами заката, и неожиданно обществом друг друга. Ангел терял крылья, но обретал плоть. Они шли в обнимку, прихлебывая из горла, и Тёма чувствовал себя обалдевшим школьником, сбежавшим с опостылевших уроков на первое свиданье. Портвейн обжигал нутро и разрывал мозг на тысячи горячих капель счастья. Сквозь ткань футболки он чувствовал ее упругие соски и пульс в солнечном сплетеньи, когда они взахлеб целовались на людных перекрестках, забыв на время, кто они и где, став одним ликующим куском из плоти.
Он не помнил, о чем они в тот вечер говорили и говорили ли вообще, но уж точно не о древнегреческих философах. Так постепенно они дошли до Александровского сада. Смеркалось. Портвейн проявил одно из своих хитрых качеств, внезапно оглушить, когда его прием уже, казалось бы, закончен. Они бродили меж деревьев в сгущающейся тьме, спотыкаясь и поддерживая друг друга. Потом пошла совсем случайная нарезка кадров. Последнее, что помнил Тёма, это Аня, белеющая голой грудью на фоне темного газона, стыдливо прикрывая рукой глаза... Потом провал…
Очнулся он внезапно, словно его обдали холодною водой. Несколько секунд не мог понять, что происходит, где он, напряженно вглядываясь в окружающую ночь. Было и, вправду, холодно. С ужасом он осознал, что лежит в одних трусах под самою стеной Кремля. Сознанье обожгли всполохи измены: «Что?!... Как я?!.. Здесь же ментовской патруль ходит через каждые два часа… Посадят по какой-нибудь 58-ой за злоумышленное оскорбленье власти…» Он как ошпаренный резко вскочил на ноги, озираясь дикой ланью. Голова гудела. Ночной сад был пуст, но ему казалось, что тишина сейчас взорвется свистками и сиренами погони. Пошарил по окрестностям и нашел свои штаны, что аккуратной стопочкой лежали на ботинках. Но вместо своей футболки, обнаружил анькину. Только сейчас он вспомнил, что они были вдвоем. Напялил на себя и, все еще по-воровски оглядываясь, побежал на выход. Ловил машину, как в тумане. Никто не тормозил. Потом сообразил, как он нелепо выглядит в цветастой женской майке с люрексом, даже успел подумать: «Видел бы меня сейчас Николаша!» До дома он добрался в четыре ночи на грузовике с областными номерами и накатил заначку водки, чтоб уснуть.
Наутро позвонил Жанне и сказал, что не выйдет на работу, сославшись на болезнь желудка. На деле ж мучаясь похмельем и мыслью, как он посмотрит в глаза Ане. Со стыда опять нажрался. Когда на второй день он появился в офисе, Жанна глянула ему в глаза с укором и сокрушенно произнесла:
- Тема, ну что ты за ебарь-террорист? Ни одной юбки не пропустишь мимо. Где мне взять теперь такого же толкового и, главное, работоспособного менеджера? Аня два дня, как не вышла на работу и передала через знакомых, что ее больше в офисе не будет.
- Ну, подожди… - глухо бурчал он в ответ – Ничё же не было. Развела меня, можно сказать, на пионерскую романтику и бросила в лесу…
- Да. Так я и поверила. Такого разведешь.
Николаша смачно хмыкнул, не отрываясь от компа.
- Ну, дай мне номер телефона, я позвоню.
- Нет у меня ни адреса, ни телефона. Я ее встретила когда-то случайно у этих же знакомых, а теперь они пошли в отказ, даже последний оклад не смогла ей передать…
- Ну, не знаю, не мои проблемы…

Тема надолго замолчал. На душе было погано. Потом ушел на два часа курить. Стоял и думал под дождем: «Да нет, все верно, верно… Что она подумала?.. Напоил и чуть не трахнул под стенАми древнего Кремля… Все правильно… Это не для нашей морды… Что бы я ей дал?.. Только бы испортил жизнь девчонке… Нет, таким козлам, как я, подавай блядищ, разнузданных шалав, пизду на блюде… Никаких вопросов… Ты, Анюта, молодец… А я… пойду и дальше прожигать, блядь, эту гребаную жизнь, гори она огнем… Готовьте, сука, сковородки, черти! Запасайте спирт! Такая вот херня…»
Аню он больше никогда не видел.