[211]Gunslinger : Тоня
08:20 24-09-2008
Толстая, рябая, возвышенно-мистическая девка Тоня, с ужасной бородавкой на щеке лежала рядом со своим избранником, накручивала его русые локоны на пухлый пальчик и тяжело вздыхала: "Вот я люблю тебя, Вась, люблю, так сильно и незабвенно, как только может любить одно человеческое существо другое. Так сильно, как только может любить небо звезды, а наш зоотехник свою корову Нюрку, как любил Ромео Джульетту, как деревенские любят сало с луком, а городские - колбасу. А ты? Ты любишь меня? Любишь меня так сильно, как я люблю тебя?" Обычно в такие восторженно-бытовые минуты утонченный избранник тракторист Василий, пахнущий сеном, машинным маслом и скипидаром посылал ее к бабке, что живет в соседнем доме и кормится с того, что вся деревня ходит к ней за самогоном.
- Ходють тут, ходють - проворчала бабка, но проворно скрылась в дыре погреба и через мгновение показалась снова, сжимая в руке толстую запотевшую иссиня-зеленую бутылку с мутной жидкостью, бережливо заткнутую куском газеты "Сельская жизнь".
Пробираясь через огороды, Тоня ступала босыми ногами по холодной росе, сжимая в руке вожделенную избранником поллитру, раскинутые ветви ракитника цепляли ее за полы цветастого платья, обнажая пухлые лодыжки, а в мыслях ее теплым, ласковым, как июльское солнышко, волнительным трепетом зарождалось чувство, что мы привыкли называть тремя словами, иногда меняя местами их порядок.
В комнате было таинственно мрачно, Василий сидел на пружинистой, перекошенной кровати и натягивал на ногу черный носок, сквозь дырку которого выглядывал безобразно-трудовой мозолистый палец.
- Вот скажи мне, Тоня - прошептал он, когда девка вошла избу и вытянув клочок газеты стала разливать мутную вожделенную жидкость в пыльные стаканы, пахнущие старым чаем и клопами. - скажи мне, есть ли Бог на свете? - он подошел к столу и сев на табурет, взял в свои огромные руки стакан и замер.
- Нет Бога - сказала Тоня, достав из ободранного холодильника лоснящееся сало и стала нарезать его маленькими кусочками - Нет бога, есть товарищ Сталин.
- А ведь был Бог? - в голосе Василия прозвучала такая вселенская тоска и замогильный холод, что Тоню передернуло.
- Был Бог, слышишь, сука, был Бог! - громко заключил Василий - был... но умер. - И вся любовь твоя, не от товарища Сталина, не от Советского союза, не от коммунистов, которые просрали самое естество и суть благодати, а от Бога, которого вы убили и распяли! - он залпом влил мутную жидкость в свой кривой рот и поморщившись понюхал холодное сало. - Гипербореи, мать вашу, христопродавцы - жрете тело Его по талонам, противно, кровь пьете, суки. - Он снова наполнил стакан и также быстро опустошил его.
- Полно тебе, Вась, полно - прошептала Тоня и пригубила твой стакан.
- А что есть любовь, Тоня? Вот ты говоришь, что любишь меня, а ведь нет ее, нет ни хуя. А если была, то умерла, как Бог, но что есть любовь, если она не вечна? Вот я люблю борщ и всегда буду любить, а ты говоришь, что любишь меня. А ведь все не так. Не любовь это. Просто у тебя пожар между ног, который ничем не потушить. А ты говоришь любовь.. - он махнул рукой и выпил еще немного.
Сердце Тони сжалось, а где то у самого горла набухло что-то тошнотворно соленое, что никак не проглотить. Она нелепо взмахнула руками, пошатнувшись встала и закрыв глаза руками вышла в огород. Звезды, рассыпанные на светлеющем небосклоне перемигивались друг с другом,черной дымкой огромные тучи заслоняли острый по краям полумесяц, надрывно плакала Тоня, усевшись на грязное крыльцо. И ей было плевать есть ли Бог, есть ли любовь. Просто она точно знала, что есть тяжелое щемящее чувство, глубоко в груди, чувство, сродни безысходности, на грани безумства. И каждый раз, когда соленые капли падали на крыльцо, ее большое грузное тело сотрясалось от боли. И все ей казалось бесконечным - и это темное небо, и эти звезды и шум ракитника. Необъятная тоска охватила ее девичье сердце, захотелось бежать - куда угодно, просто бежать, бросить все, ведь так ничтожна ее жизнь.
За спиной открылась тяжелая дверь и в воздухе запахло сеном, машинным маслом и скипидаром.
- Ну, полно тебе. Пойдем спать.