Бастиан : Глухой.

В окно ломится осени стынь
На плите шебуршит кофеварка
В горле ком или просто полынь
Вот в такие минуты мне жалко:
Всех, кто с детства мечтал и не смог
Всех не пройденных нами троп и дорог
Всех разбитых сердец, одиночества губ
Всех потерянных нами друзей и подруг...
Кофе залил плиту и запахло сильней
Кофе слаще чем то, что скребет по нутру,
Мой товарищ коньяк, батискаф мой дружок
Полусферой разрезан лимона кружок.
Послевкусие жизни, какое оно?...
Это что за не бритая рожа в трюмо
Или это коньяк, чё за хуй? не моньяк!?
Эх едритская сила! напился мудак!

Я глухой, сначала была кома. Открыл глаза под белым, по особому белым, белым до тошноты потолком и под взглядом заплаканных маминых глаз. Она плакала и улыбалась, бесценные слезы, крупными алмазами, по проторённым дорожкам катились к уголкам ее губ, она не обращала на них внимание и просто мне улыбалась. Наверно в тот самый момент, я подспудно поклялся себе, что понесу её улыбку дальше, понесу без слез.

Она говорит мне что-то, я понимаю, что она мне что-то говорит, но слов разобрать не могу "говори громче" говорю я ей, она говорит, "громче" говорю, она говорит, я совсем теряюсь, в этот момент раскрывается дверь и входит человек в белом, а мама подносит мне к глаза лист бумаги, на котором написано: "я кричу, я люблю тебя, сына!"

И мне как-то сразу не удобно перед ней, мне не ловко и перед улыбающимся одними губами человеком в белом, я ничего не пойму и мне кажется, что я маленький и мне хочется плакать, пиздец как хочется плакать, но мама, моя золотая мама, улыбается мне и лицо её сухо и своё мочить я сразу раздумываю.

Я хочу в туалет, очень сильно, даже не знаю как объяснить, я просто до этого так никогда не хотел, они стараются меня удержать, мама и человек в белом, но я вырываю шнуры капельниц. Сначала сажусь, а потом резко встаю и понимаю, что какая-то сука качает землю, качает слишком сильно, чтоб это не было заметно стоя.

Врач, человек в белом, "санта", добрый "санта", меня пытается усадить в коляску, но я горд как сам дьявол, да ещё и мамины глаза, мамины беззвучные, на бумаге и в глазах слова "я люблю тебя, сына". Человек в белом не может усадить меня в двухколёсный кабриолет, он добрый, он "санта", протягивает мне костыли, сука сука.

Я иду сам, про себя кляня, того шизофреника, который качает землю, поймал бы, прибил. Коридор широк и светел, словно Путь к Богу, но мне хотелось бы, чтоб он был по уже, мне ведь всего лишь нужно в сральник. Меня швыряет от стены к стене, какое-то хуйло раскачивает землю, путь долог, как восхождение, посрать, будто на Эверест взойти. И тут на горизонте появляется эта старуха, она идёт сгорбившись, словно в замедленной съёмке. Фильм "Скорость", ей нельзя обогнать раненую черепаху. Костыли кидают на стены солнечные зайчики, а полы байкового халата, трепещут как флаги революции.

Я врезаюсь в неё игроком регби, расшвыривая их с костылями в разные стороны, она падает навзничь, бьется головой об пол и роняет пол вставной пасти на линолеум. Полы халата предательски распахиваются, обнажая куцый, седой, старый куст. Я упав на колени, и чуть ли не ткнувшись в него носом, смотрю на этот "мезозой", потом на широко раскрытый её рот и единственное, что могу из себя выдавить: "ради Бога извините!". Судя по её рту, воет сиреной.

Вот это аврал!!! Мне кажется, что сбежалась вся больница, у меня кружится голова, хочется блевать, но только воздух наполняет моё нутро и тягучие слюни неудержимо падают на новую пежамку, нас сажают, с не закрывающей рот бабкой, на двухколёсные кабриолеты и развозят словно боксёров по разным углам и я чувствую, как дёргается коляска, наезжая на вставную челюсть,что забытая осталась на линолеуме...

Я в тот день как заново родился, только родился совсем по другую сторону от всех, да от всех, ибо глухие мне завидуют (завидуют тому, что я могу говорить) и не признают за своего, а уж среди слышащих (пиздец как меняется лицо человека, когда он узнает, что я глухой)... Я глухой.

Прошло десять лет.
Кишка несет меня и где-то несет Тиму, я не много думаю об этом, смотрю на заголённые ляжки, открытую грудь (может пследние в этом году), хочется почти каждую, встает не вовремя и я прикрываясь газетой туплю в окно. Когда едешь от Сретенского, там кабель в тоннеле красного цвета, как будто по нему течёт сок города, а если словить полный глушняк как у меня, то черт знает что можно вообразить глядя на кабель, ярко-ярко красный кабель.

Шланг встречает меня в центре зала, на улице берём бутылку воды, я ей тушу горящую у метро урну, потом идём во двор и бутылочкой, самым ходовым девайсом делим гаш.

Цвета становятся сочнее, погода сама по себе из прекрасной становится фантастической, все детали бросаются в глаза. Можно задохнуться от любви к жизни. Меня даже не обламывает змея очереди, что тянется к маршрутке, все сосредоточены, смотреть в затылок, руки за голову, не пиздеть, не курить, шаг влево шаг вправо-отсос! Мы стоим с боку, когда подъезжает карета, проваливаемся в самый хвост, я сажусь у раскрытого окна, Ствол падает рядом. Я смотрю как тяжело закидывает зад бабулька, взгляд ловит её кисть, она в пятнах времени и бугорках вен, вспоминаю как однажды на похоронах, держал кувшин и лил воду, а мне подставляли свои руки женщины, много, много, много, удивительные женские руки. По рукам можно читать жизнь.

Геликоптер трогается, заставляя всех податься вперёд, помимо нас одни женщины. Тима-Шланг жмурит глаза и кивает головой словно в такт музыки.
-Музыку слышишь?-(кретин)
-ты чё ебанулся,- шепчу ему, он меня игнорирует
-громче сделайте,- читаю я по губам,- слышишь? и кивает сука башкой, убил бы
-нет не слышу,- цыжу сквозь зубы,- заткнись, гонишь?
-ну сделайте громче,- опять читаю по губам,- спасибо!
-бля Тима, заткнись ради бога,- он типо меня не слышит,- Билан говорит поёт, слышишь?
-нет!!! я еле сдерживаюсь, что бы не заорать, а в этот момент он вытягивает руку в сторону водителя и я читаю как он кричит, мне кажется, что он кричит:
-НА ВСЮ ГРОМЧЕ СДЕЛАЙТЕ!
я подскакиваю, бьюсь головой о крышу и ору на всю маршрутку:
-НИНАДА!!! НИНАДА!!!!!

Все подпрыгнули, водила врубил по тормозам, выпала в проход бабулька, а эта длинная сука уже сползла почти на пол и уссывается, он просто рот открывал и никакая музыка не играла. Бля, он ржёт, у него аж истерика, я тоже начинаю ржать, маршрутка трогается, но мы просим остановить и выходим за остановку до места. Долго хохочем на тротуаре...