Мизантроп : Призвание.

20:33  04-10-2008
Август выдался, как никогда, жарким, что обычно не было свойственно приморскому климату, когда в июле умираешь от зноя, а через какие-то две-три недели вечерами приходится кутаться в шерстяные свитера. В этом же году жара, как назло, не спадала, не давая отдыха ни профессорам с преподавателями, ни бедным бывшим абитуриентам, только прошедшим горячечную гонку вступительных экзаменов. Воздух, без намека на влажность, казалось, высушивал легкие. Из окон главной аудитории, располагавшихся на уровне верхних рядов амфитеатра, поддувал знойный ветерок, не приносивший облегчения.

Алекс сидел в самом верхнем ряду и клевал носом. Сказывались месяцы усиленного ночного разгрызания гранита науки, огромное количество выпитого кофе и выкуренных сигарет откликалось сумасшедшей изжогой и мучительными позывами к кашлю. Ожидалось великое событие – речь Ректора Института перед неофитами. Алекса беспокоило некоторое неудобство и полуосознанное чувство вины за то, что он не испытывал, ввиду усталости, душевного подъёма в этот знаменательный день.

По стенам Главной были развешаны застекленные, снабженные подсветкой, плакаты и фотографии, во всей красе показывающие жизнь Института: целеустремленное студенчество, умудренных жизнью и опытом преподавателей и профессуру, интерьеры кафедр, секционных залов и бактериологических лабораторий, осащенных новейшими сверкающими "фишками", от которых просто глаза разбегались. Включенный проекционный экран демонстрировал пейзаж - поле с рядом врытых столбов и бетонными колпаками в отдалении. За лесополосой, росшей сразу же за укрытиями, виднелись силуэты смотровых вышек, размытые движением теплого воздуха.

“Полигон” – мелькнула взволнованная мысль. Об этой гордости Института он еще в прошлом году вычитал, получив очередной выпуск любовно собираемого “In vivo” - Альманаха Вивисекции и Чистого эксперимента. “Да, - лениво подумал Саша, с трепетом вспоминая превосходные глянцевые снимки Секций и Экспериментов, - ради этого стоило пройти все испытания”.

В нижних рядах, забитых суетящимися ребятами, вдруг мелькнула копна рыжих волос, венчающая светящееся улыбкой белое веснушчатое лицо, с черточками, характерными лишь для рыжих.
– Сааанек!!! – раздался радостный вопль узнавания. – Какие люди и без охраны!
Ты как, живой после всего этого?
- Привет, Андрюха! Рад тебя здесь встретить! Мы, наверное, в разных группах с тобой сдавали, да? Я – в двадцать седьмой, а ты?
- А я, Санек, в восемнадцатой. Как биология прошла?
- Нормально, четыре балла.
- У меня тоже. Но – какой кровью! Хуи какие-то принимали, с Универа. Хотели, суки, свою злобу на нас выместить. Ебали – страсть.
- Да? — удивился Алекс. - Странно, а нас – так себе, лояльно, мягенько. Даже в очке не свербит. Билеты поотвечали, на практических навыках котят заморозили – и до свиданья. Из группы только двое отсеялось – полные долбоебы, видимо.
- Понятно. Шара вам. Вот нас заставили у ротвейлера всю кровь выкачать.
- Ну и что? На подготовительном отделении это – обязательный навык, я еще в школе на биологии делал, а вы – фельдшера, вообще, так с закрытыми глазами...
- Зверюга откормленная, кило на восемьдесят...
- Скока?
- Прикинь! И вакуумный насос на пол-литра токо. Хорошо, что нас в училище дрючили. А то б хуй сдал! Полгруппы в пролете…
- Ссуки! Практика, бля!
- Пиздец. Полный пиздец! Причем, бля, теорию только двое или трое не сдали, а вот, на практических – специально завалить решили.
- Ну, с собакой они загнули, козлы! Еще бы “чурку ” приволокли.
- Не удивился бы.
- Круто вас…

Резкий звонок прервал беседу двоих бывших одноклассников - друзей детства. Андрюша ушел из школы после восьмого класса, поступив в медицинское училище. Его всегда мучила тяга к знаниям более высокого порядка. К моменту поступления в Институт Андрюша уже имел диплом младшего фельдшера-вивисектора и мог ассистировать при вскрытиях “чурок”. Алекс же колебался. Несмотря на то, что предки практически все были медиками разных специальностей, его тянуло в гуманитарии. Проявляя недюжинные способности к лингвистике и делая успехи и в изобразительном искусстве, Саша все же решился изменить жизненную стезю. Мальчик не устоял, когда отец подарил ему на четырнадцатый день рождения беременную кошку и скальпель.

В аудитории воцарилось гробовое молчание. Три сотни новоиспеченных первокурсников замерли в ожидании появления мирового светила мортальной хирургии, бессменного ректора Института на протяжении почти двадцати лет. Лучи софитов скрестились на невысоком худощавом человеке, сухое лицо которого было изборождено сетью морщин. Воспаленные серо-стальные глаза излучали твердость и непреклонность. Рядом с огромными портретами корифеев академик, несмотря на невысокий рост, смотрелся отнюдь не карликом. Поднявшись на трибуну, вивисектор откашлялся. Алекс с Андреем приготовились слушать. Сонливости и след простыл. Голос ученого загремел по аудитории.

- Господа абитуриенты... - начал Ректор. - Нет, простите, уже студенты. Вы избрали нелегкое дело ученого. Эта сложная стезя. Непросто стать исследователем, предпочитающим Чистый эксперимент всяким лживым компромиссам. Лишь опыты с живым человеческим материалом могут служить залогом успешного научного поиска. Деятельность Института целиком и полностью подчинена, в первую очередь, безостановочному развитию медицинской и биологических наук любой ценой. В результате наших экспериментов копилка знаний человечества пополнилась безмерно. Мы – лаборатории Института и филиалов - производим тонны культур возбудителей чумы, сибирской язвы, сыпного тифа, сапа. Тысячи литров крови ежегодно выкачивается из “чурок” и используются в различных целях...
- Да, складно пиздит, бля, – восторженно прошептал Андрей.
– Факт! – согласился Алекс, кивая. — А то развелось дилетантов. Как будущую элиту собачкой подъебнуть, так могут. А как “чурку ” вскрыть – так обосрутся. Универ есть Универ. Мичурины, блядь, с алхимиками.
“Кто б уж пиздел, - подумал Андрюша добродушно. - Пока ты по книжечкам готовился, я уже, бля, на Полигоне был, сука. Попробовал бы ты “чурку”, нахуй, потрошить после поджаривания в железной коробке... Правда, нам только смотреть, бля, давали, хе-хе”.
- Сань, тише говори, на нас смотрят, - осадил товарища Андрей. – А это что за чучело?

Рядом ниже сидело существо с идиотски-добродушным выражением ослиного лица в обрамлении курчавых волос в стиле “афро”. Существо с усердием выцарапывало что-то перочинным ножиком на отполированной до блеска деревянной крышке. Из ушей торчали головки наушников. Парнишка, видимо, был меломаном.
- Что за идиот? Саш, дай ему в голову. Только тихо.
- Да подожди ты, – прошипел Алекс. - Отпиздячим на перерыве.
- Тихо! Давай слушать.
Ректор говорил еще часа полтора, с жаром раскрывая перед молодежью перспективы развития вивисекции и прикладной бактериологии. На широкоформатном проекторе были показаны кадры работы Полигона.

Испытывались методики заражения подопытных при помощи керамических бомб, начиненных культурами бактерий. Людей привязали к столбам, затем с древнего “кукурузника”, взлетевшего с полосы за укрытиями, сбросили фарфоровую емкость. Потом показали, как студенты, одетые в защитные комбинезоны, поливали из огнеметов наглухо запертый фургон, поставленный на оси. В следующем эпизоде весело улыбающийся рыжий пацан лет шестнадцати в белом медицинском комбинезоне встал рядом с носилками, наполненными чем-то обугленным. Взяв полумертвую “чурку“ за обожженную, прогоревшую почти до кости руку, он шутливо помахал ею в объектив камеры.
- А ты как туда попал? – удивился Алекс.
- Дык так, практика была, нас на Полигон возили, - отмахнулся друг, покраснев и опустив взгляд, пытаясь сделать вид, что совсем не польщен тем, что оказался в кадре.
Под бурные аплодисменты академик сошел с трибуны и предоставил слово секретарю – худосочной бабе, напоминающей воблу.

Голос и манера разговора женщины были подстать ее внешности. “На хуя здесь таких держат, - подумал Алекс, но мыслей вслух не высказал. - Только ученых позорит”.
- Итак, господа, вы услышали обращение нашего Ректора (аплодисменты).
Теперь хочу поздравить вас с сюрпризом – нами организован ознакомительный осмотр кафедр, секционных, вспомогательных и лабораторных помещений, спорткомплекса, отделения-изолятора для подопытных, крематория, оранжереи, морга, буфета - столовой... - “Ты еще про туалеты сказать забыла, дура!” - ...а самым ценным подарком нашей молодой смене... ”Ага, твоей особенно” - ...станет показательная секция, проводимая… самим...(аплодисменты)...академиком.
- Вау! – вырвалось у Алекса.
– Не ожидал, не ожидал, - протянул Андрюша, хлопая в ладошки.

Главный комплекс Института был относительно невелик, и представлял собой группу зданий, занимающую два городских квартала - как-раз над спуском в к мосту, за которым начинались порт и промышленные строения. За рядом домов начинался склон, внизу можно было увидеть причалы, краны порта, ёмкости для хранения газа и нефти. По узкоколейке, пыхтя и посвистывая, прошел паровозик, таща за собой вагонетку со штабелем джутовых мешков, набитых чем-то мягким.
- Волосы везут, женские, - сказал Андрей, допивая "Колу".
– А ты откуда знаешь?
– Нам в училище говорили. Перед Экспериментом обстригают, а потом – в мешки. Канаты, бля, корабельные делают. В основном это те “чурки”, над которыми опыты с газами ставить должны.
- Ну, ты просто, блин, кладезь! – обрадовался Алекс за друга. - Хули ж ты сразу на второй курс не записался?
- А я тебе вот чё еще скажу – нам сейчас на общей химии газовый колокол покажут. Туда можно, блядь, как один газ какой-то напустить, так и коктейль сделать.
- Ну ты, нахуй, гений просто! – оскалился Алекс.
- Идем быстрее, через пять минут сбор, бля, – улыбнулся Андрюша.
- Попиздовали...

Несмотря на лето, исследовательские кафедры Института продолжали функционировать. Научная работа не прерывалась ни на миг. Кафедра прикладной общей химии располагалась в цокольном этаже главного корпуса. Небольшой группкой из одиннадцати человек, во главе с ассистентом, ребята через высокую дверь проследовали на кафедру. Пройдя мимо пустых классов для практических занятий, которые должны будут вскоре заполниться, они вошли в главный зал химической лаборатории – круглое помещение метров тридцати в диаметре. Предварительно всем были выданы полиэтиленовые накидки и бахилы с резинками. Люди работали в относительной тесноте, несмотря на то, что столики с химическим лабораторным оборудованием и компьютеризированными терминалами группировались по периметру зала. Центр помещения занимал газовый колокол – стеклянный цилиндр высотой в полтора человеческих роста и с закругленной вершиной, к которой были подведены пучки проводов и шлангов, тянущихся к трубопроводам и баллонам на потолке, к пультам и приборам.
“Охуеть, - восхитился Саша. - И нам тоже предстоит здесь заниматься”.

Гостей встретил высокий человек в белом халате, представившийся заведующим лабораторией.
- Итак, господа студенты, вы попали в газовую лабораторию. Здесь проводятся опыты по изучению воздействия раличных газов и их смесей на организм подопытных различного возраста, пола и расы. Наш колокол демонстрирует поразительные возможности... Рядом с друзьями стояла высокая сероглазая черноволосая девчонка. ”Крашеная, наверное, – мелькнуло в голове. - Интересно, как зовут, познакомиться бы...”
- А Вы нам покажете что-нибудь интересное или так и будем стоять и слушать? – воскликнула девушка.
- К сожалению, сегодня происходит осмотр и профилактика системы, - ответил заведующий, не обратив внимания на столь вопиющее нарушение субординации.
Ассистент одобрительно посмотрел на ребят: “Молодцы, мол, молодежь. Так держать!” – читалось в жестких голубых глазах.
- Хотя, можно что-то придумать, - сказал главный лаборант, дотягиваясь до телефонной трубки. - Але, Васильич, сверните профилактику ненадолго… И свяжитесь щас с клеткой, давайте матерьял сюда, только быстрее, времени вобрез...
- Cлушай, - тихонько прошептал Алекс на ухо Андрею, - а ведь им совсем не внапряг с нами так цацкаться...
- А ты как думал? Это те не хуй собачий, не по книжкам учиться...
- Ну, думал не так, не сразу... ”Великий Вивисектор, блин. Нихуя, все наверстаем…”
- Итак, вам повезло, можно сказать, и вы будете присутствовать при постановке мини-Эксперимента. Смотрите.

Внутренность газового колокола просматривалась превосходно. Пол представлял собой многолепестковую диафрагму. “Ага, так они материал получают” – понял Саша. Лепестки разъехались в стороны, поднялась плошадка лифта с “чуркой” – материалом для Эксперимента. Это была маленькая девочка лет шести, белокожая, светловолосая, абсолютно голая. Подопытная совершала непонятные резкие движения, била кулачками о прозрачную стенку колокола, безуспешно пытаясь прорваться к исследователям.
- Давай, давай! – прошептал Андрей, ухмыляясь. Из глаз подопытной текла прозрачная жидкость.
– Смотри, вроде слезы...
Исчерпав скудные силенки, “чурка” притихла и замерла, сидя на корточках у стенки и растирая влагу по лицу. Зав. плавно повернул рубильник, поясняя:
- Органическое производное синильной кислоты, пока под кодом фигурирует.

Внутреннее пространство цилиндра заволокло легкой сиреневой дымкой.
Можно было наглядно наблюдать действие газа – девочка задергалась в конвульсиях, раздирая ноготками лицо, оставляя глубокие царапины. Глаза выпучились, на губах появилась кровавая пена. Кожа ребенка начала покрываться буровато – коричневыми пятнами, быстро обсыпавшими все тело и трансформировавшимися в набухающие волдыри. Рот “чурки” был широко раскрыт, видимо девочка истошно кричала. Волдыри постепенно стали превращаться в язвы, из которых сочилась сукровица вперемешку с желтоватым гноем и прожилками крови. Стала отваливаться, лоскутами, кожа лица.
- Щас волосы полезут, - сказал Андрюша, предвосхищая события. Действительно, Андрей оказался прав - у подопытной начали выпадать волосы, до того превратившиеся в спутанную паклю. С черепа слезла половина скальпа. Лицо полностью обезобразилось, сквозь дырки в щеках были видны десны и зубы. Перед этим девочка сама себе выдавила глаза, болтавшиеся сейчас на ниточках зрительных нервов. По всему телу от костей начали отваливаться куски мяса, как бы истаивавшие под действием газа. Крови практически не было, она тут же превращалась в коричневатую слизистую пену. Однако, жизнь все еще не хотела покидать существо, иступленно бившееся о стенки колокола, оставляя на них бурые слизистые пятна и полосы. Уже почти полностью обнажились кости черепа и грудной клетки, мышечные ткани конечностей как-будто истлели. Брюшная стенка тоже начала растворяться, открывая внутренности. Змеясь, из отверстия полезли вспучивающиеся и лопающиеся петли кишечника, исторгая кашицеобразное содержимое.
- Их кормят, как на убой, – как всегда, прокомментировал Андрей, привлекая внимание ребят и ученых.
- Да, - ответил ассистент, - материал должен всегда быть в отличном состоянии, иначе чистота Эксперимента просто смажется.
Между завом и ассистентом завязался диалог:
- Ну что, продолжим до конца, или на секцию?
- А, здесь и так все ясно, вроде... Резать уже нечего, зато гистологам – работа.
- Мы немного экспозицию передержали, в целях наглядности.
Рука заведующего потянулась к рубильнику, переведя рычаг в другое положение.
Сиреневая дымка постепенно рассеивалась - насосы втягивали чудодейственное средство обратно в хранилище. Площадка начала опускаться, унося вниз то, что осталось от девочки. Ребята завороженно смотрели вглубь опустевшего аппарата, переваривая увиденное.
Заведующий поднял телефонную трубку:
- Алё, Васильич, свяжись с патаном, пусть забирают... да, да, на гистологию. И начинай продувку.

Следующим этапом экскурсии было посещение приемника-изолятора для “чурок” - двухэтажного здания, расположенного внутри институтского городка.
На время перерыва народ разошелся кто куда. Девушка, проявившая любознательность и ставшая “виновницей” великолепного представления, упорно не обращала на друзей никакого внимания. Алекс с Андрюшей решили перекусить и купить по пицце, которые продавала добродушная тетя в павильончике недалеко от крематория. В очереди стояло человек десять, и среди них Алекс заметил давешнего кучерявого урода с наушниками, стоявшего как-раз за той девчонкой.
- Смотри, кто тут стоит, - обратился Андрей к другу, - инвентарь который портил, меломан вонючий...
- Ага, - осклабился Алекс, предвкушая развлечение.
- Дружище, - обратился Андрей к жертве. - Ты не хотел бы девушку вне очереди пустить, а?
- А твое какое дело? – ответил парень вопросом на вопрос, не выключая плейера.
- Ты бы за базаром следил, дружок.
- А че я сказал такого? А ну-ка, отъебитесь от меня...
- Чего-чего? - возмутился Алекс.
- Короче, надо с тобой поговорить. Отойдем, - обратился Андрей к парнишке, крепко схватив его за локоть.

В толпе раздались смешки. Девочка, пройдя мимо конфликтующих сторон, невозмутимо покупала пиццу. Андрей и Алекс, подхватив дружка под локотки, направились с ним по направлению ко входу в здание крематория, увенчанное высокой кирпичной трубой.
Печи сейчас не функционировали – сжиганию подвергались только трупы, не представлявшие никакой научной ценности, годные лишь для удобрения. Обычно это был материал многочисленных пробных секций, проводимых студентами различных курсов. Во время исследовательских работ, выполняемых учеными, живой материал, как правило, расходовался без остатка.
Здесь было пусто, только сторож дремал, сидя на разложенном складном стульчике.

- Так, ну-с, с чего начнем? - обратился Андрей к дурачку.
- Как зовут? – подхватил Алекс.
- Сере-о-жа, - прогундосил парнишка, явно перепугавшись.
- Так вот, слушай сюда, Сережа. Существуют, бля, неписаные правила, которые вообще никто не смеет нарушать, а не то, что такие дауны, как ты. Усек?
- Ну-у-у, а че я...
- Дай ка, бля, сюда свой ножик, - потребовал Андрюша, протягивая раскрытую ладонь.
Бычок достал новенький красный раскладной нож, снабженный полным набором "прибамбасов".
- О, то что нам нужно, - сказал Андрей, подцепив ногтем маленькие ножницы.
Алекс понял идею, посмотрев на торчащие из ушей Сергея проводки, но промолчал, ухмыльнувшись, продолжая крепко держать жертву за локоть.
Андрей, достав ножницы, двумя взмахами перерезал провода наушников.
- Теперь будешь знать, как на ученых ложить, понял, бля?
Провинившийся не сопротивлялся - видимо, заговорила совесть.
- А если подобное, нахуй, повторится, твоя машинка окажется у тебя в очке, понял? Теперь пиздуй отсюда! – отпустил Сережу Алекс, выписав пацану с ноги поджопник.
Как побитая собачонка Сергей побежал за угол здания.
- Эй, ножик забыл!
Сергей не обратил на реплику внимания.
- Ладно, хуй с ним, потом отдадим. Мы же не жлобы какие-то там...
- Давай быстренько печи посмотрим, а то нас вряд-ли поведут сюда сегодня, - предложил Андрюша.
- Давай.

Друзья зашли в просторное безлюдное помещение институтского крематория. Подачу трупов к печам осуществляли специальные лифтовые механизмы, напоминавшие аналогичные в газовой лаборатории, а также маленькие рельсовые вагонетки. Андрей подошел к печи, раскрыв железные дверки.
- Смотри, усиленный муфель... И колосники такие пиздатые...
- Клево, - ответил Алекс, прислонясь к другу и заглянув в темное нутро печи.
- Ага, супер, - согласился Андрей, проведя указательным пальцем по закопченному своду топки.
- Смотри, бля, копоть жирная, – усмехнулся Рыжий.
- Ну че, пошли пожрем, наконец, если успеем. А то еще в клетку, потом – в спорткомплекс...
- Побежали тогда скорее, может, сука, пожрать еще удастся...

Помещение приемника-изолятора не представляло из себя ровным счетом ничего интересного:
люминесцентное освещение, придававшее коже персонала мертвецки-синеватый оттенок, длинный коридор с решетчатыми дверьми камер, где содержались “чурки” - молчаливые особи разного пола и возраста с характерным выражением покорности на лицах, одетые в мешковатые белые комбинезоны. Ассистент объяснял что-то ребятам, собравшимся вокруг него и заинтересованно разинувшим рты.

- Скучнаа тут! – пожаловался Андрюша другу, рассматривая сквозь прутья перегородки “чурку” – худощавого мужчину со светло-карими глазами и проседью в темных волосах, с серьезным видом поедавшего какой-то казенный питательный харч.
- Утютю, - подразнил подопытного Андрей, выставляя в его сторону средний и указательный пальцы. И тут случилось непредвиденное – мужичок резко подскочил к перегородке и, молниеносно просунув правую руку сквозь прутья решетки, крепко прижал к ней, схватив за шею, стоявшего в опасной близости Андрея. Одновременно левой рукой “чурка” не менее быстро выхватил из кармана андрюшиных брюк тот самый злосчастный швейцарский нож, умудрившись как-то на ходу раскрыть лезвие и приставить его к горлу мальчика.
- Эй вы, подонки! Думаете, я не знаю, что вы со мной сделаете? Я только об одном прошу! Убейте меня быстро, чтоб не мучиться! Или я перережу глотку этому сопляку!

Все, стоявшие в коридоре, включая Алекса, ребят, здоровяков-санитаров, ассистента, девочек из персонала не сразу и поняли, что произошло.
Первым опомнился один из санитаров, сразу побежавший куда-то звонить.
В лице Андрюши не было ни кровинки, похоже, парень был в обмороке.
“Вот тебе и крутой Вивисектор”, - мелькнула злорадная мысль, за которую Алексу стало тут же стыдно.
- Ну же, я жду! Считаю до десяти, или эту мразь как свинью зарежу! Зовите, блядь, из вояк ваших кого-то, и быстро! Повторяю, считаю до десяти!
В мыслях Алекса, так и стоявшего в полной прострации, царил сумбур.
Его, во-первых, испугало неадекватное поведение “чурки ”, а, во-вторых, какая-то непонятная, к горлу подступившая дурнота появилась...
- Все, пиздец ему! – заорал “чурка”, прижав вплотную лезвие к горлу бесчувственного мальчика, так, что появились первые капли крови.

Вдруг, словно из ниоткуда, возник человек в черных форменных брюках и светло-бежевой летней рубашке с погонами офицера медицинской службы. Его сопровождал санитар, побежавший звонить. ”Препод с военки”, - понял Алекс.
- Эй, отпусти парня! – крикнул военврач, обращаясь к “чурке”.
- В обмен кое-на что. Сам знаешь, гнида! – ответил подопытный.
- Хорошо! Отпусти пацана! – заорал военный, достав из кобуры пистолет и передернув затвор.
- Но, товарищ капитан, а как же Эксперимент? Материал попортите, - сказал ассистент с сожалением.
- Пошел ты на хуй! – ответил офицер, направляя дуло пистолета в голову нарушителя распорядка. Тот все понял и начал постепенно отпускать Андрюшу, подставляясь под пулю.
Врач прицелился и, стараясь, не дай Бог, не зацепить Андрея, выстрелил “чурке” в голову, точно между глаз. Затылок мужчины разнесло в куски. Из аккуратной дырочки во лбу текла тоненькая струйка крови.
Ассистент достал карманный телефон:
- Алло! Валерий Сергеич? Тут ЧП в клетке. Забирайте тело. На секцию. Что? Да, срочно! Протухнуть может, жарко сегодня...
- Ладно, ребята, я сейчас спешу. Мало ли чего в жизни бывает.
Офицер, спрятав оружие, потрепал по щеке очухавшегося Андрея, перед лицом которого помахивала открытой бутылочкой с нашатырем та самая девочка-активистка, смотревшая теперь на обалдевшего Андрюшу восторженным взглядом.
- Герой, блядь, салага! Молодец, не обосрался! – похвалил Андрея военный врач. - Приходи к нам, я те расскажу, откуда яйца растут! Ребята заржали.
“Опять обскакал меня”, - беззлобно подумал Алекс, любуясь черноволосой красоткой, крутящейся вокруг Андрюши.

К обеду ребята уже успели осмотреть почти все достопримечательности Института, побывав в спорткомплексе, где изучалось воздействие экстремальных нагрузок, в лабораториях, где проводились эксперименты по замораживанию, высушиванию, действию низкого давления в барокамерах.
На кафедре прикладной бактериологии в парной теплоте вызревали колонии штаммов различных болезнетворных возбудителей, ждущие часа испытания.
В барокамерной Алекс наблюдал, как подопытную буквально разорвало на куски своим внутренним давлением.

Наконец, настал долгожданный час, когда весь будущий первый курс собрался в огромной аудитории кафедры оперативной вивисекции (проще говоря, анатомки). Внизу, за прозрачной перегородкой, располагалась полностью оборудованная операционная. Обзор открывался с любого места. Те слушатели, которые находились в самых дальних рядах амфитеатра, имели возможность наблюдать за происходящим при помощи больших проекционных экранов. Друзья вместе с присоединившейся к ним Мариной (так звали черноволосую девочку), заранее заняли самые выгодные места – посередине. Придурок Сергей устроился в ряду напротив, через проход, демонстративно не обращая на них внимания. Прозвенел звонок, затем – второй. Шум в зале постепенно стихал, пока не наступила тишина. Предстояло показательное вскрытие заживо.

В помещении медленно погас свет. Зажглись бестеневые лампы над операционным столом. Рядом стоял сам Ректор в окружении ассистентов.
Хирурги, подняв руки в каучуковых перчатках по-локоть, были готовы к ответственной операции. Весело, словно в предвкушении, поблескивали хромированные инструменты. Открылась дверь, и двое крепких санитаров ввели “чурку”.
Это была беременная девушка лет двадцати, не больше, одетая в просторный белый балахон. Светло-русые волосы, зачесанные назад, прикрывала косынка.
Подопытная заинтересованно смотрела на сверкающие хирургические инструменты, аудиторию, бригаду хирургов в зеленых халатах, масках и шапочках. Она думала, наверное, что ей предстоит кесарево сечение.
Ректор сделал приглашающий жест – и беременная легла на операционный стол. Анестезиолог с молоденькой анестезисткой приготовилась дать наркоз – все было подготовлено к интубации. Санитары закрепили “пациентку” на операционном столе при помощи специальных хомутов с зажимами, так, чтобы подопытная не могла пошевелить даже пальцем. Когда с фиксацией было покончено и санитары отошли в сторону, ректор сделал жест в сторону анестезиологической бригады, который все поняли недвусмысленно – “А не пошли бы вы на хуй!”

“Ну и молодец”, – подумал Андрей. “Ей уже наркоз не поможет, а народу интересней будет, если она все почувствует” – понял мальчик эффектный ход старого врача.
Операционная сестра подала металлический лоток с инструментами и зажимами, ассистент вложил в левую руку Ректора блестящий острый скальпель, показательная секция началась. “Оказывается, наш Ректор – левша”, – удивился Алекс. Отработанным жестом хирург сделал круговой надрез вокруг молочной железы “чурки”, пытавшейся биться и кричать, однако ей мешал плотный кляп из марли, забитый предварительно одним из предусмотрительных ассистентов. Обнажилась комковидная подкожная клетчатка и дольчатая паренхима молочной железы. Кровь едва успевала стекать в отверстие в операционном столе, имеющем также небольшой наклон для стока крови, лившейся по прозрачной гофрированной трубке в специальную емкость.

Когда молочная железа была полностью отсечена, ассистент, стоявший рядом с Ректором, бережно положил будущий препарат в предварительно подготовленный стеклянный сосуд с формалином. Отложив скальпель, Ректор взялся за хромированный наконечник газовой горелки, подвешенный сбоку.
- Видимо, он никогда не любит повторяться, – восхищенно прошептала Андрею Марина. - Это точно, - согласился Рыжий.
Медленно и сосредоточенно Ректор двигал пламенем горелки по коже единственной оставшейся груди, начинавшей постепенно обугливаться.
- А теперь вы можете видеть процесс получения уникального препарата железистой ткани, подвергнутой огневому воздействию, – раздался громовой голос из динамиков. Аудитория зааплодировала.

Взяв из рук ассистента скальпель, Ректор аккуратно отсепаровал обугленную грудь от грудной клетки и передал ее другому ассистенту с белым лотком. Ректор медленно перешел к ногам подопытной и что-то сказал ассистенту. Тот подал хирургу большой ампутационный нож, в то время как другой помощник накладывал кровеостанавливающий жгут на бедро девушки. После того, как бедро было достаточно пережато, Ректор сделал несколько лопастных надрезов, постепенно обнажая все более глубокие мышечные слои, дойдя таким образом до бедренной кости. Как ни странно, крови было относительно немного, хотя в толше бедра обычно проходит магистральная бедренная артерия. Видимо, это было результатом шока, переживаемого “чуркой”. Когда кость полностью открылась, к операционному полю подбежал ассистент с бормашиной, оснащенной дисковой пилой и молниеносно перепилил ее. Ожидавшие момента санитары подхватили отрезанную конечность и унесли ее, истекающую кровью, прочь из операционной. Другая нога, также пережатая поверх колена, была отрублена быстрыми движениями твердой ректорской руки, орудующей хромированным топориком. Великий хирург действительно не любил повторяться.

Судя по обмякшему телу, изувеченная молодая женщина потеряла сознание.
В операционную вошел еще один хирург в полном облачении, видимо, для того, чтобы заменить уставшего Ректора, однако тот не собирался сдаваться.
Погрузив циркулярную пилу в плоть оперируемой, он принялся взрезать грудную клетку вдоль грудины. Завершив эту процедуру, хирург отошел, вытирая руки в перчатках о передник, залитый кровью. Двое санитаров принялись с обех сторон раскрывать грудную клетку, взявшись каждый двумя руками за края распила. С хрустом грудная клетка распахнулась, открывая фасциальные мешки средостения и легких. Кровь брызнула в лица медиков,
защищенные масками и очками. Снова вооружившись привычным скальпелем, Ректор разделял соединительнотканные перемычки, подбираясь все ближе к пищеводу, кольчатой, как дождевой червь, трахее и сердцу. Когда пищевод был вскрыт прямым разрезом, оттуда полилась какая-то комковидная белая масса.
- Малышка кашкой завтракала, – вновь раздался голос из динамиков. Аудитория рассмеялась, услышав комментарий. Второй хирург и ассистенты, в это время занимавшиеся головой подопытной, временно отложили инструменты, трясясь от хохота.
После небольшой паузы работа пошла быстрее. Ректор безошибочными движениями извлек органы грудной клетки – легкие и сердце – и осторожно передал ассистентам, поместившим их в емкости с формальдегидом.

Напарник в это время тоже старался. Предварительно сняв скальп, пополнящий, скорее всего, коллекцию на настенном ковре в кабинете Ректора, он, при помощи пилы, выполнил круговой надпил по периметру черепной коробки на уровне чуть выше височных костей. Сняв крышу черепа и поддев руки под мозг, хирург резким движением извлек кроваво-серую массу и бросил ее в лоток. Затем были извлечены глаза и рассечены сухожилия височно-нижнечелюстных суставов. Фиксируя одной рукой лоб того, что осталось от девушки, врач, видимо, обладающий недюжинной силой, рванул ее челюсть вниз вырвав суставы из впадин. Просунув руку глубоко в горло оперируемой, хирург резким рывком вытянул гортань, предварительно отсеченную Ректором от трахеи, через рот. Гортань с набором голосовых связок, издававших когда-то нежный девичий голосок, полетела в лоток.

Неутомимый Ректор тем временем занимался санацией брюшной полости.
Кровь стекала из четырех трубок – дренажей, вставленных в нужные места.
“Перитонеальный ля-ваш” – вспомнил термин Андрей. Петли толстого и тонкого кишечника, с которыми ректор боролся, словно Лаокоон со змеями, кольцами укладывались в сосуды с консервантом...

Наконец, настал момент завершающего штриха мастеров. Ректор иссек связки, поддерживавшие тяжелую беременную матку, и извлек ее из разверстой брюшной полости. С двумя маточными трубами она напоминала причудливое двущупальцевое головоногое. Ассистент уже подставил круглую плексиглассовую банку с формалином, однако академик покачиванием головы приказал обождать. Подошедший напарник перехватил тяжелую матку, в это время Ректор взмахом скальпеля рассек ее, а один из ассистентов вытащил плод, вытянув кишку пуповины. Тут же все это было быстро опущено в раствор консерванта. Неистовым движением Ректор поднял цилиндр из оргстекла над головой, и все, кроме издохшей подопытной, смогли увидеть настоящее чудо, которое смог осуществить лишь фокусник – маточные трубы извивались, словно щупальца, а края разреза, раскрывшиеся словно лепестки лотоса, выпустили еще живой плод, пускающий пузырьки в жидкости, несущей ему смерть. На больших экранах было хорошо видно, как пузырьки гроздьями поднимались к верху сосуда...

...Пузырьки поднимались со дна бокала с холодным пивом в руке у Андрея.
Ребята сидели втроем в кафе неподалеку от института, не в силах даже обсудить увиденное. Всеми владело чувство глубочайшего удовлетворения.
- Да, ты видел, как тот, второй, лихо мозги достал! – сказал Алекс.
- Ну, что тут сказать! Это – призвание, все-таки, - ответил Андрюша, допивая пиво.
- А матка, матка! Это же просто прелесть, - защебетала Марина.
Из дешевого музыкального центра на барной стойке доносились звуки попсовой песенки в исполнении какой-то безголосой певички.
- Ну и хуйню же тут крутят! - возмутился Алекс. Действительно, текст был очень попсовым и сопливо-сентиментальным:

Обмерзшие тела...
Их надо рисовать.
Дрожит рука художника от страха:

Вот узника рука,
Чернея, отмерзает,
Отваливаясь месивом кровавым.

Рассек живое тело
Скальпель острый.
И стынет, запекаясь, кровь на нем.

Палящий летний зной,
Колонна заключенных;
Звон кандалов зловещий, стоны, плач.

"Бежим!" - звучит призыв,
Но выстрел раздается.
Освобождением от муки стала смерть…

В пылающем костре
Жгут трупы заключенных.
Все предают огню, чтоб замести следы.

Распятым на крестах
Подопытным отряда
Чумные блохи муки, смерть несут.

Кровавый дьявол
В облике врача
Вершил свои жестокие дела...*

- Фу, хуйня какая, - вынес Андрей окончательный приговор эстрадной диве. - Неужели ничего попристойней нет?
- Да, точно попса голимая, - согласился Алекс, любивший рок.
Лишь Марина мечтательно улыбалась, покачиваясь под электронный ритм песенки. Пойми этих девчонок...

*-из книги "Кухня дьявола", Моримура Сэйити.