Зуч : ОФИС-КЛАБ, часть 9

13:12  05-10-2008
Под Новый год, в преддверие миллениума, их былой коллектив неожиданно распался. Четыре «старичка», выжившие с 93-го года, Артем, Жанна, Таня и Николаша разошлись на все четыре стороны. Жанка наконец решилась возродить фирму. Таня ушла работать к Осьминогу. Николаша остался «черным кассиром», ибо таких денег Жанка не могла ему гарантировать. А Артем… Артем открыл свою фирму. Чему сам больше всех удивлялся. За месяц до этого ему позвонила приятельница Ленка, что возглавляла рекламный отдел одной из четырех крупнейших телекоммуникационных фирм Москвы. Когда-то она поработала полгода менеджером в их конторе, но быстро ушла на повышение, заняв этот пост. Она была разбитной и остроумной бабой, что называется, «своя в доску». Было даже время, когда они приглядывались друг к другу на предмет, а не просунуть ли чего. Но, в итоге, каждый остался при своих, она при своих мужиках, он при своих бабах, став хорошими приятелями, изредка созваниваясь и встречаясь в общих компаниях.

- Привет, Тема. Не охренел еще от своих «Пиво, раки, воды»? – щебетала она в трубку.
- Привет, Ленок. Охренел – это чересчур политкорректно. Как у тебя дела?
- Нормально. Я по делу. У нашей фирмы десятилетний юбилей. Играем в тендер. Не хочешь поучаствовать?
- Пусть идут лесом. Плавали. Знаем. Как бы сказал Остап, тендер – это совсем не Рио-де-Жанейро. Кстати, Бендер-тендер, рифма даже смысловая…
- Нет, тут все чисто. Никаких подстав и протеже. Я гарантирую. Даже от меня ничего не зависит. Все решает один человек, наш Муссолини, как ему, вернее ей, взбрыкнется, так оно и будет.
- Ну… Не знаю…
- Хули ты теряешь, милый друг? А выиграть можешь много. Все одно, херней страдаешь. Давай я тебе по мылу ТЗ скину, а там, как хочешь…
- Ну, хорошо, кидай…
- Пока. Целую, дорогой…

Прочитав задание, он решил-таки поворошить мозги. За неделю, не особо парясь, он разработал концепцию, оттолкнувшись от идеи, что пришла ему в полусне и он не поленился встать, чтоб записать ее. Идея была простой и ясной, но многогранной, как кубик Рубика, ее легко можно было смаштабировать на любой формат и носитель, будь то сувенирка, наружка, полиграфия или ролик. Толчком послужил шедевр кинодокументалистики, фильм Герца Франка «Старше на десять минут». Ни на что не надеясь, он отправил ее Ленке и, вопреки ожиданиям, победил, хотя в тендере участвовало пятнадцать фирм, в том числе и такие монстры, как «Агей Томеш» и «Видеоинтернешенел». Когда Ленка радостно ему об этом сообщила, он несколько секунд не мог поверить, что это не розыгрыш, ибо опыт предыдущих тендеров был чаще негативный, «победитель» был заранее известен узкому кругу лиц, а для начальства пускалась пыль в глаза.
- Ну и что из этого следует? – наконец спросил он Лену.
- Сейчас получишь свою пятнашку за идею. А вообще у тебя на год вперед работы. Весь год обьявлен «юбилейным», график и предварительные сметы уже расписаны на все кварталы. Но! Тема, ты был один фриленсер из всего списка. Срочно регистрируй фирму, или лучше покупай готовую. Работать будут только по безналу. И только с фирмой.
- Охуеть. Всю жизнь мечтал.
- А что такого? Это делается за десять дней. И стоит то ли пятьсот, то ли штука баксов. Дурак будешь, если просрешь. Тебе упало дело в руки, хватит под Жанной сидеть.
- Да я не о том… Ненавижу руководить кем бы то ни было. Даже в армии, когда был сержантом, проще было самому все сделать, чем обьяснять, заставлять кого-то...
- Ох, ты ж, Боже мой! Даже говорить ничего не буду. Давай, шустри. Я побежала, у меня дела.

Жанке он ничего не рассказал. Просто обьявил, что уходит на вольные хлеба.
- Ну, что же… Вольному воля… - произнесла она после затянувшегося молчания.
Но по лицу ее он понял, что ее раздирают смешанные чувства. Попрощались, не обнявшись, не выпив на дорожку. Он молча собрал вещи на рабочем месте и ушел. Так, их некогда боевой, коллективчик распался на запчасти.

Забот резко прибавилось. С утра до вечера он носился по разным посредническим фирмам, оформляя контору, подыскивая площадь под офис и набирая штат. В руки ему упал ощутимый кусок денег за последние два года, но он даже не успел почувствовать вкус и радость победы, как его накрыло суетой. Действовать надо было стремительно, ибо вновь обретенному заказчику уже требовался новогодний календарь по принятой идее. Но все, тем не менее, как-то утряслось. Фирму он купил готовую, из разряда тех безликих «Сигма-Мигма Плюс», в уставе которых были забиты все возможные прихоти будущих владельцев от постройки «Троянского коня» до поджигания пуков зажигалкой. Всего за пятьсот баксов в месяц, в самом центре Москвы, на Никольской улице он по протекции знакомых армян, которым время от времени делал мелкую рекламу, снял тридцатиметровую комнату под офис. Одно крыло наполовину выселенного дома занимали торгашеские фирмы, державшие в этом районе магазинчики. Среди них он и притулился. Со штатом обошелся скупо, как с кадрированой военной частью, наняв минимум лишь для выполнения текущей задачи. Через знакомых нашел бухгалтера, тетушку в возрасте, что работала на дому, приезжая в офис по нужде. Порывшись в «джобру», выбрал как бы секретаршу, что ему больше нужна была в качестве курьера. Ей оказалась неказистая толстушка без запросов, лет двадцати пяти. «Так даже лучше» - деловито подумал он: «Не будет отвлекать». Дизайнера-макетчика вообще не стал брать на оклад, договорившись с двумя уже проверенными фриленсерами. И открыл банковские счета. В общем, наступивший миллениум, от которого по старой доброй традиции все ждали пиздеца, в данном случае в виде апокалипсиса компьютерного толка, он встретил деловито в порядке поступления рабочих вопросов. С Сашей, Седым и его подругой Полиной они отметили его в клубе «XIII», усосавшись текилы в карнавальных костюмах под барокко. Проснувшись в третьем тысячелетии, опохмелились пивом и шампанским. И снова в бой. Уже третьего числа он был на рабочем посту, хваля себя последними словами: «Да, ты, сука, пидорас какой-то, исполнительный работник… Куем орала на монеты…»

Вопреки чаяниям, влюбиться в Сашу у Артема так и не получилось. Она была мила, мила и еще раз мила, покорна как гейша, следовала за ним повсюду тенью, куда бы он ни шел, ничего никогда не просила и, тем более, не требовала, довольствуясь, казалось, самим фактом, что они вместе. Окончательно он это осознал в тот день, когда они бесцельно гуляли по Бульварному кольцу. «Упади она сейчас в канализационный люк» - вдруг подумал он: «Я бы не сразу и заметил ее отсутствие, предавшись своим рассуждениям...» Мысль была гнусная, и он ее тут же отогнал, но настроение безнадежно испортилось, словно бы он наткнулся на нечто, что давно лежало на поверхности, просто он старательно обходил его стороной. Отношения их стали какие-то вяло-заторможенные. Во всяком случае, с его стороны. Даже Седой, подвозя его как-то, подвыпившего, до дома, не утерпел и встрял:
- Слушай, что у тебя с Сашей?
- А что у меня с Сашей?
- Ты не передергивай. Я серьезно. Женился бы. Хорошая девка. И сохнет по тебе идиоту.
- Значит сама идиотка, если сохнет по идиоту.
- Дурак. Идеальная жена. Чистая глина. Лепи, что хочешь. Под себя. И будет тебе Галатея.
- Галатея, говоришь... А я вот не уверен, что Пигмалион. Слепишь, а потом сам ужаснешься, шо я такого налепил... Да и вообще, я не уверен, что из другого человека что-то можно и, самое главное, нужно лепить... Бог вот уже налепил. Теперь сам, наверное, не рад...
- Ты в метафизику не переводи. Какого тебе, бля, рожна-то еще надо?! – неожиданно завелся Седой.
- Спокойно. Что за кипеж? Если б знал, какого мне рожна надо, наверно бы давно уже был в дамках...
- Да, знаю я, чего те надо. Чтоб искры сыпались! Чтоб стружка во все стороны летела! По-другому ты уже не чувствуешь. Как наркоман, просто «хорошо» уже не торкает, только на грани, на пределе, тогда еще хоть как-то ощущаешь, что живешь...
- Ну вот. Ты сам все и ответил. Сам такой...
- Да, нет, брат Тема. Не такой. После комы и стакан воды, как мед был.
Помолчали.
- Наверное, ты прав... – первым нарушил молчание Артем. – Но себя ж не переделаешь. И сам вижу, что хорошая девка. И мысли про женитьбу возникали. Но, как Мягков из «Иронии...», только подумаю, что она каждый день будет перед глазами туда-сюда, туда-сюда...
- Ну и не еби мозги тогда!
- А я и не ебу. Что я ей, горы золотые обещал? Или любовь до гроба? И вообще, что ты так по поводу нее кипишишься?
Седой долго посмотрел на него, отвлекшись от дороги.
- Нравится она мне. Не хочу, чтоб ты ее обидел.
- Ну, вот и женись сам, раз нравится...
- Пошел на хуй.
- Пошел в пизду.
- Здесь направо...
- Сам знаю...

Разговор с Седым послужил катализатором. Артем долго не мог заснуть, анализируя свое состояние, а потом сел к столу и написал Саше длинное письмо, чего не делал уже много лет. В котором с максимальной нежностью, на какую был способен в этот миг, поблагодарил ее за все время, что они были вместе. И попытался обьяснить насколько она хороший человек, и насколько он недостоин ее. И, что ни о чем жалеть не надо, она найдет себе мужчину, что поведет ее по жизни и одарит тем, чем он одарить не в силах.
Наутро перечитывать не стал, ибо знал - девяносто девять процентов, что порвет, кляня себя потасканным Онегиным... Отправил его вместе со своей курьершей и букетом роз Саше на работу.
Вечером позвонила Саша. Она ничего не говорила, только плакала. У Артема перехватило горло, но он взял в себя в руки.
- Послушай, Сашка, человечек мой... Давай не будет резать хвост мелкими частями... Тебе со мной не по пути. Моя следующая станция даже не «Копенгаген», а «Хуйпросышь»... Я, как канатоходец, за себя-то отвечаю с трудом, а еще тебя тащить, если грохнусь, в бездну... Это будет грех... Прощай...
И повесил трубку.
Осознание того, что он такой, бля, сука, честный, почему-то вызывало отвращение к себе. И по прошествии дней при мысли о Саше ныло сердце. Оказалось, что она заполняла собой те пустоты в его душе, о которых он уже забыл, и что без нее вновь засвистели рваными пробоинами. Казалось, еще немного и он готов пойти на попятную... Но навалившаяся работа и возросшая ответственность постепенно забетонировали щели, или замазали их грубой штукатуркой повседневности. Мысли о Саше постепенно отошли на задний план, а потом и вовсе растворились, укрепив его в уверенности, что все сделано правильно и своевременно. Хотя неизвестно, думал он порой, как бы он повел себя, встреться они вновь...

Артем впервые ощущал себя в шкуре Жанны. И даже вновь проникся к ней уважением постфактум. Все теперь решал он сам, и не было никого, кто прикрыл бы ему жопу. А договора он подписывал нешуточные, и, в случае неловкого проеба, суммы на нем повисли бы неподьемные. Каждый шаг приходилось перепроверять не раз, контролировать каждую фигню, что раньше пролетала мимо. Вникать в тонкости подтекста договоров и бухгалтерии, гоношиться с «черной» обналичкой. Трясти макетчиков и типографии. И еще мильон каких-то новых мелочей, что сыпались на него, как из рога изобилия. И это помимо основной его работы – придумывать «обьекты», генерить идеи. Он постоянно жил под прессом, даже физически ощущая теперь тот атмосферный столб, что давил когда-то на Остапа Бендера, ставшего миллионером. Правда, и отдача была ощутимой. В месяц у него в среднем выходила десятка тонн грина. Естественно, за вычетом аренды и окладов. Это были деньги. «В былые б годы пустился во все тяжкие» - думал он: «А сейчас и продохнуть некогда... Артурчик, как тебя я, сука, понимаю... Куда я влез?...»
У него даже появилась новая привычка, в обед он стал выпивать сто пятьдесят грамм водки. Реально попускало и развязывало комок напряжения, что, казалось, поселился у него в животе. В этом даже была доселе неведомая ему респектабельность. Прийти в ресторан, заказать первое, второе, третье, и, крякнув водочки, закусить обжигающей соляночкой. «Купечество какое-то…» - осоловело думал он после сладкого обеда.

Только к весне все более-менее встало на рельсы, и он даже смог брать новые заказы, в основном от старых, очухавшихся после дефолта фирм, и редких новых, что появлялись от знакомых. С Жанкой не контачил, словно незримая межа пролегла между ними после его внезапного ухода. Иногда со слов Тани узнавал, что у нее опять по-прежнему, та же фирма, но с новыми людьми. «Круговорот вещей в природе. Ну и хорошо…» - успокоил он себя.
Постепенно в его офис вернулась неформальная тусовка. Конечно, уже не с тем размахом, но по вечерам опять курили, пили, много говорили и расходились глубоко заполночь. Он даже под это дело обзавелся новыми девайсами. Купил три «профессиональных» поля настольного хоккея. Взрослые детины, укурившись шмали, резались с азартом и матерными возгласами порою до утра. Даже устраивали чемпионаты на бабло. Цепляло почище рулетки.

В конце мая Артурчик сорвал его на пять дней в Германию.
- Поехали, поехали... – тормошил он Тему. – У меня там небольшое дельце во Франкфурте. А потом возьмем машину, прокачу тебя по долине Рейна. Это надо видеть!
- Да у меня тут дел невпроворот… – вяло отбивался Тема.
- Насрать. Ничто не вечно, только красота. Отложишь, выкрутишься. А там сейчас как раз цветет. В конце концов, у тебя сейчас есть СЕ-КРЕ-ТАР-ША – ржал Артур. – Пусть отрабатывает, всем пиздит, что у тебя приступ геморроя, заказчики поймут, сами не без греха…
- А и поехали! – в конце концов, махнул рукой Артем.
По своим накатанным каналам Артурчик оформил ему «шенген» в течение недели и они улетели, затарившись виски в дюти-фри.

Артем был в Европе впервые. Финансовая столица Германии, Франкфурт-на-Майне, не сказать, что сильно поразил его, но оставил впечатление. Всего тут было понемногу. И свой мини-Манхеттен с небоскребами, и старинные кварталы с узенькими улочками, и тусовка в центре с распродажами всего и вся, и пиво, пиво, пиво… Вот чего было в избытке, так это пива тысячи сортов. Но, на то и Германия, чему тут удивляться, думал он.
Артурчик за полдня уладил все свои дела и потащил его в старинный кабачок пятнадцатого века, рядом с бывшей Ратушей, где на раскаленных камнях из вулканического туфа, поставленных на стол, они сами жарили куски сырого мяса, макая в соусы и запивая пивом. Потом прошлись по центру. И вновь предались чревоугодию в другой древней харчевне, где три средневековых короля подписали какую-то историческую хартию. Кислая тушеная капуста и колбаски заливались живым, не фильтрованным пивом. Антураж из низких сводов с деревянными балками и старинной утвари по стенам был эталонным. Как бы время тут застыло, как бы тут была история, но Артурчику с Артемом на эти музейные чувства было как бы похуй. Вкусно отрыгнув, они отправились далее. В семь вечера город вдруг опустел. Лишь небольшие группы туристов и редкие прохожие попадались им на пути.
- Слушай, а чё такое? Магазины и те закрыты? – удивлялся Артем, привыкший к московской круглосуточной тусне.
- А всё. Рабочий день окончен. Бюргерам пора бай-бай. У них тут это строго. Личная жизнь, и не ебет. Пошли в район вокзала, там работают ночные заведенья и горят «красные огни»…
Ночной стриптиз с украинскими дивчинами Тема помнил уже мутно, накачавшись пива до бровей.

На следующий день, отоспавшись в гостинице, они зазрузились в двухместный БМВ-кабриолет, что Артур взял на прокат, и отправились к долине Рейна через Висбаден. Маленький городишко, где Достоевский просаживал свои гонорары в казино, они проскочили, не задерживаясь, мимо респектабельных домов-вилл, утопающих в зелени. Вьезжая в долину, Артем открыл первую бутылку пива. Ослепительно блистало солнце. Свежий упругий ветер раздувал настроение. Воздух был пропитан весной, как бисквит коньяком. Хотелось петь и орать, что они незамедлительно и сделали, затянув, что есть мочи «Из-за острова на стрежень…», вызывая недоуменные взгляды у проезжавших мимо немцев. Долина была великолепна! Неспешное русло реки медленно извивалось между высоких изумрудных холмов, поросших густым лесом, окаймленных лугами в россыпи цветов, даря виды. По обе стороны реки, отстоя друг от друга на несколько километров, вырастали средневековые замки, местами разрушенные, местами сохранившиеся.
- Что у них тут было? Котеджный поселок времен Средневековья? – удивлялся Артем. – Дачки баронов и курфюрстов?
- Да не… Это в основном мелкопоместные «князьки»… Банальные братки. Рейн – купеческая трасса. Стоило захватить кусок прибрежной земли, и уже можно было перегородить реку цепью, чтоб взимать «налог» со всех проплывающих. Ворье. Средневековый рэкет…
- Так же хочу. Перегородить Москва-реку… А еще лучше приватизировать шлюзы на водоканале и курить бамбук…
- Опоздал малеха. – гоготнул Артур – Весь бамбук уже приватизирован…
- А и хуй с ним!... Переживем… А вообще, братка, красота-то какая! Ебать-колотить! Просто таки пастораль-буколики из рыцарских романов…
- А то! Шо я говорил…
- Аж, сердце сводит… Ты куда с дороги-то?
- Щас… Поднимемся на смотровую. Там, короче, местная русалка по кличке Лореляйн, то ли сдохла, то ли полюбила кого-то… А, может, полюбила и сдохла… Короче, камень такой… Надо посидеть.
- И чо? Ласты вырастут?
- Может, и ласты… Не помню. Но надо посидеть. Заодно разомнемся.

Под вечер, отмахав добрую часть пути до Кёльна, они остановились на поздний обед-ужин и ночлег в маленьком городишке, состоявшем из двух коротких улиц. Вокруг был один сплошной фахверк с черепичными крышами и коваными флюгелями. Открытая терасса ресторана при гостинице была увита цветущим хмелем, что лежал духмяной крышей, свесив гроздья нежно-бело-розовых цветов. Все время, что они молча ели форель под белое вино в лучах заката, лепестки плавно пикировали, усыпая стол и без того застеленный словно ковром из них мозаичный пол.
- Да, блядь, не верю! – первым произнес Артем, утерев губы грубой тканной салфеткой и откинувшись на спинку стула. – Не верю, что все это по правде… Все такое карамельно-пряничное… Такое… Слов не подберу…
- Такое, такое… Декорации будь здоров… - подхватил Артур, довольно ухмыляясь.
- И что за сказка?
- Сказка о вкусной и здоровой пище!
- Жесть. Когда-то стишок у меня был:
Жили-были Ганс и Грета.
Сочиняли братья Гримм.
Быстро крутится планета.
Времена сменили грим.
Грета вышла в порнозвезды,
Жопу мнет ей Тинто Брасс.
Братьям – героин и грезы.
Ганс и вовсе – пидорас.
- Гыыыы… Оно, оно…

До Кёльна они так и не добрались. На следующее утро тучи затянули небо, зарядил дождь. Им пришлось поднять крышу у машины.
- Слушай, а сдался нам этот Кёльнский собор? – спрашивал сам себя Артур. – Ну, готика и готика… Поехали в Берлин, всего-то два дня осталось?
- Да, как скажешь… Мне все равно.
Уйдя направо, они вскоре вылезли на магистральный автобан и поддали газу. К обеду распогодилось.
- Слушай, вот еду, еду и думаю – прервал молчание Артем. – Лес какой-то неживой, хотя и красивый. Такой чистенький, аккуратненький, словно его дворники по утрам метут. Ни сучка, ни веточки не валяется… Так и кажется, сейчас выйдет заяц на опушку, а у него инвентарный номер на жопе…
- Вполне. У них тут строго. По уставу живут. Деревья тоже не мусорят.
- Опять же к вопросу о декорациях… Нет, не быть нам Европой… У нас все наружу, мясом, нитками, кровавыми сухожилиями, нутром…
- Не дай нам Бог, стать Европой! Я тут десять лет болтаюсь. Ощущения, знаешь, какие… Приезжаешь, и сразу будто отпускает на уровне пупка… Поначалу приятно. Жизнь на уровне нижних чакр максимально удобная. Все решено. В принципе для полноценной жизни в Германии вполне достаточно рта и жопы. Голова не нужна. Сердце тоже – «по востребованию». Но, блядь, какая затхлая скукота! Аж, челюсть сводит… Ничего тут, нахуй, на самом деле не решено. Только загнано в подполье. И преет там. Людей с детства затачивают под определенную функцию. Человек-функция. Биоробот. Вот возьми европейское образование. Оно же в отличие от нашего академического, мозаично-фрагментарное. Это они после событий 68-го года в Париже перепугались. Кого мы, нахуй, вырастили? Леваков-маоистов, похуистов, кладущих на весь буржуазный строй? Надо срочно менять систему промывки мозгов. И поменяли. Теперь можно быть невьебенным специалистом, скажем, по теме гомосексуализма в литературе немецкого символизма конца надцатого века, занимать профессорскую должность, и ни в зуб ногой, если шаг в сторону. Обрубки. Такой «образованец» лишен возможности системного анализа чего бы то ни было. А нет анализа, нет и выводов. Зато на своем «участке» знает последнюю вшу. Очень удобно. Особенно руководить.
- Теперь и у нас пытаются подобное ввести…
- Да, заебутся. Что русскому хорошо, то немцу, как говорится, смерть. И наоборот.
- Дай-то Бог…

Через пять часов они прибыли в Берлин. Город Артема приятно удивил. Свежестью, обилием зелени и несмолкаемым пеньем птиц. Не чириканьем воробьев, попердыванием голубей и карканьем ворон на помойках, привычных в Москве. А натуральных лесных голосистых птах, казалось, облюбовавших не только парки и бульвары, но и каждое деревце. Да, и вообще, Берлин Артему показался бодрым, молодым городом, по сравнению с виденными прежде. Остановились они у подруги Артура, немки Нины. Наш пострел и здесь поспел. Нина была высокая, статная, голубоглазая и рыжеволосая «веси», родом из Бонна. Работала она в гостиничном бизнесе, но тусовала в основном с восточными немцами, поскольку прожила в конце восьмидесятых три года в Москве. Между западными и восточными немцами пролегла интеллектуальная и социальная межа. Пока восточные бурно обмывали падение Берлинской стены, западники под шумок скупили все мало-мальски стоящее на территории бывшей ГДР, оставив взамен безработицу и низкий уровень жизни даже по сравнению с той, что была при коммунистах. Часть «эси» сумела адаптироваться, но большинство ушло во внутреннюю оппозицию.
Нина снимала трехкомнатную квартиру в старинном доме с высоченными потолками и узкими окнами в пятнадцати минутах пешком от Александер-плац. Вечером она позвала в гости двух подружек. Артурчик приготовил фондю и закупил винища. Нина достала заначку марокканского гашиша. Был чинный вечер. Артем с Артучиком рассказывали пионерские байки-страшилки про черную комнату, красный ковер и железную ногу. Нина переводила. Немки ржали и картинно пугались. Легли под утро вперемежку.
На следующий вечер той же компанией они отправились в клуб на восточной стороне города.
- Слушай, ты не знаешь, Нинка сказала, что будет играть русская команда из Питера – спросил Артур.- Какая-то кунсткамера что ли…
- «Макшайдеркунст»?
- О. Точно.
- Ништяк. Это реальная команда. Я их пару раз в «ОГИ» на Потаповском слушал. Не знал, что они здесь популярны.
- Да, Нинка говорит, что даже из других городов немцы приехали специально на них.
- Глядишь ты…

Клуб занимал весь первый этаж выселенного дома, в котором доживали последние сквотеры после вольницы начала девяностых, когда в Берлине кишмя кишели сквотерские коммуны и тусовало полевропы неформалов.
- Ба… Да это ж «Третий Путь»! – радовался Артем, когда они попали внутрь, выстояв очередь. – Только в расширенном варианте. Прям, как дома.
Они прошли в самую дальнюю часть клуба, где был узкий зал с высоким потолком и кирпичными стенами, где уже набилось человек триста-четыреста народа. Когда на сцену вышли музыканты, с чернокожим солистом Серафимом, и взяли первые ноты, зал взревел. К Артему повернулся незнакомый немец и протянул толстенную самокрутку «а-ля Вудсток». Тема дунул и пустил ее дальше, увидев, что по толпе уже гуляют джойнты. Накрыло с одного затяга, дальше можно было не курить, хотя, так или иначе, еще не одна прошла через его руки. К концу первой песни над всем залом висел плотный слой кумара. И понеслась! Макшайдеры давали электрический ска-реггей, с чисто питерским надрывом, Артем ревел и танцевал вместе с толпой, совершенно не чувствуя ни головы, ни ног, один только пульсирующий ритм, заменивший сердцебиенье. Словно бы скинув лет десять и вновь став юным. Когда через три часа он вывалился из зала потный, с него шел пар. Артур с Ниной благообразно пили пиво.
- Охуеть, Артурчик! Спасибо, браза, что ты вытащил меня. Таки проперло! Все вместе…
- Какие дела… На вот пива.
- Нет. Я счас жахну водки! Стакан. И пусть душа летит в рай. Ура!
- А дык, чо один? Я тоже!
- И я с вами, русские ребята, музычки… – ржала Нина.
На другой день они улетели в Москву.

Короткая передышка вырвала Артема из дел, и он еще бухал два дня, когда они вернулись, не мог остановиться. Пока его не накрыл с головой ком из накопившихся вопросов. Все лето он просидел в одуряюще душной и липкой Москве, без всякой надежды куда-то выбраться. Так же беспросветно подступила осень. У него, в конце концов, выработался жесткий ритм. Раз в два месяца он сдавал по графику пакет выполненных работ своему главному заказчику и мог оторваться на неделю, другую, дистанционно контролируя мелкие заказы, пока опять не приходилось, засучив рукава, браться за основное. Во время этих «просветов» он уходил в запой. Без вариантов. Тоска стала его обычной спутницей.
- Кто я? Что я? – спрашивал он себя на второй-третий день пьянства. – Где я? Я – пустота. Я работаю на Пустоту. Я – Мастер Пустоты. Нет, ее Слуга. Душа заброшена. Ее жалкие позывы глушит звук монетного станка. Все, что я делаю, ни на йоту не продвигает меня в своих истинных желаниях и устремлениях. Я даже уже не знаю, а какие из них истинные, а какие давно засохли, как ветви, не принесшие плодов… Знаю лишь, что хотел бы делать нечто, что вызывает в сердце ноту, щемящую, живую… А вместо этого штампую пустоту в призывной упаковке. Закатываю банки. Но вместо шпрот – наебка. Переливаю из порожнего в пустое. Нет меня нигде… Только дух стяжательства и водка. Кто из них победит в этих тараканьих бегах?...
Он даже поймал себя на том, что интуитивно, бессознательно отталкивает новых заказчиков. А если и берет заказ, то тянет до последнего, откладывая в ящик, пока в последний день, в аврале, став пред фактом, не взвинтит себя, чтоб выдать «на гора» руду в прожилках «креатива». Словно с мазохистским удовольствием загоняя себя в угол.

- «Дан приказ ему на Запад. Ей в другую сторону…» Это про меня и мою душу… - пришло ему однажды в голову с похмелья. – Точнее и не скажешь.
Пить он стал тяжко. Так, как, казалось, не бухал и в прежние года. За последние полгода, он трижды вызывал капельников, не в силах справиться с отходняками. Один даже настойчиво ему советовал залечь в больничку или закодироваться.
- Какая, нахуй, тут больничка… - ожесточенно думал он - Когда идет литье болванок, горячий цех, безостановочное производство… Все, что, так или иначе, держит меня на плаву – это ответственность перед Ленкой и ее крутой компанией. Но «юбилейный год» подходит к концу, и дальше будет только «веселее». Придется хвататься за любое предложение, раскручивать свою рекламу, чтоб удержать набранный темп и уровень расходов. Возможно, расширять штат. Кажись, это будет жесткое танго, в котором загнанных лошадей скидывают в пропасть…

В конце декабря телекоммуникационная компания, которую он окучивал, устроила прощальный аккорд юбилею, закатив корпоратив с досрочной встречей Нового Года. Артем зашился с сувениркой, которой надо было удовлетворить и сотрудников компании, и ее клиентов и VIP-партнеров. Так что, на пьянку он пришел весь в мыле, в пене, все еще утрясая какие-то моменты, распутанные буквально в последний миг. И, наконец, плюхнулся на кресло с одним желанием, нажраться основательно и побыстрее. В большом зале пафосного ресторана бухало человек триста сотрудников и гостей. В отдельном зале уединилось руководство с приближенными и VIPами. Слава Богу, уже отзвучали все протокольные речевки, и народ перешел к спиртному и горячему. Диджеи завели пластинки, он потихоньку приходил в себя. К нему подсела Ленка.
- Ну что, умаялся за год? Ну, ешь, ешь, давай…
- Угу. Все токмо ради тебя, родной… Токмо ради тебя…
- Ты что это удумал? – хитро сверкнула она глазами – Приставать ко мне сегодня будешь?
- Буду, буду… - удрученно мотнул Тема головой. – А куда деваться. Реноме надо оправдывать.
- Ой, смотри, влюбишься, растерзаю я тебя на клочки. Я же кошка вредная.
- Терзай, Ленок, терзай. А то чо-то жить невмоготу…
- Ладно, не скули. Справился нормально. Наша тобой довольна. Так что впереди непочатый край работы…
- Вот это и пугает…
- Глаза бояться… Ой, извини, попозже подойду, зовут.
Артем проводил ее ладную фигурку глазами и вновь налег на заливное, удобряя его водкой. Далее в зале погас свет…

Очнулся он в полдень дома. Сразу попытался прокрутить воспоминания. Но пленка оборвалась именно на этом месте, когда в зале ресторана погас свет, и начались танцы. Осмотрел себя. Вроде целый, костюм на нем. Телефон в кармане. Только побаливала губа. Встал, с трудом раскачавшись на тахте. Пошатываясь, подошел к большому зеркалу. Губа была разбита. Еще опухло правое надбровье, грозя зацвести синяком на полглаза. И засохшая ссадина на правой же щеке.
- Ерунда. – совершенно спокойно подумал он. – Три дня бодяги и картофельных примочек. Будет как новое. Вопрос в другом. Это на корпоративе или после?
Лег обратно на тахту и набрал Ленку.
- Алло, Ленок… - глухо пробубнил он в трубку. – Это я. Ну, расскажи мне про кино…
- Опа. А ты что, совсем ничего не помнишь?
- Только до момента, как пошли танцульки…
- Молодец. А теперь я буду мучиться, напиздеть тебе или сказать правду… - засмеялась Ленка на том конце провода.
- Я жду сухого репортажа в жанре строгой документалистики.
- Ага… Ну, насчет сухого не знаю, как получиться…
- Короче!
- Короче, дело было так… Ну, начались танцы. Ты, вроде, малость потеплел. Много танцевал со мной. Правда, постоянно тискал меня за жопу. Так, что мне даже стало неудобно перед своими, и я стала от тебя бегать…
- Ну-ну…
- Потом мы в какой-то момент с тобой даже уединились… Ой, я же Тема тоже была пьяная… Целовались на балконе… Ты что совсем ничего не помнишь?
- Да нет же…
- Вот сука, а говорил, что тыщу лет так не целовался!
- Не сомневаюсь. Дальше.
- Дальше ты танцевал уже со всеми бабами подряд. И, судя по их довольным красным рожам, жопы ты проверял всем и предлагал, видимо, одно и то же…
- И в это верю. Дальше.
- А дальше я ушла. Как главные свалили, так и я следом. Осталось где-то половина. Дальше уже мне рассказывали. Мол, ты окончательно напился и, даже, вроде, отрубился, сидел за столиком, свесив голову… Тебя уже списали из актива… За этим же столом еще три наших менеджера допивали. Как вдруг потом ты встал. Аккуратно снял пиджак и положил его в салат. Окинул светлым взором все вокруг и спокойно произнес: «А сейчас я буду давать вам всем пизды!» И… перевернул стол.
- Вот тут уже интереснее. Что дальше?
- Мимо случайно проходил охранник, вообще-то их в зале не было. Но этот куда-то шел. Он первым к тебе и подошел. Ты свалил его, не говоря ни слова, двумя ударами. Говорят, это было даже красиво. Потом их набежало трое-четверо, тебя скрутили, но не били, ты же гость, просто одели и вывели на улицу…
- Ни фига себе, а рожа у меня откуда с перекосами?
- Ой, это Тема уже на улице. Ты ж не успокоился. Там стояли наши менеджеры, ну, те, что уже вышли, но еще курили… Выбрал ты самого здорового, Степанов Леша, из маркетинга, на голову тебя и выше и пошире, видимо, остальные, как противники, тебя не вдохновили… Ни слова ни говоря, пнул его под задницу, ну и началось по новой… Выглядело все по-боевому. Потом он, конечно, тебя подмял, вы по земле катались, пока вас не разняли…
- Ему-то хоть досталось?
- Не переживай. Выглядели вы, по рассказам, симметрично. У него тоже синяк под глазом, губа разбита, на работу он не вышел.
- Понятно. Как публика?
- Публика в восторге! Корпоратив хоть и не свадьба, но любые импровизации в сценарии приветствуются. Наши бабы на тебя запали, так и бегают ко мне с расспросами, кто такой, да кто такой…
- Это почему?
- Ну, как же… Такой мачо-питекантроп! Всех баб хотел выебать, всех мужиков отпиздить. Сразу видно, семенной производитель. В общем, половина считает тебя пьяным Чаком Норисом, половина кретином-идиотом, выражая мне сочувствие, что я с тобой целый год вела дела. Ну, вроде, все…
- Спасибо, Ленка. Синявский с Озеровым сообща лижут твой волшебный клитор. Заслушался. И чо теперь?
- А чо теперь? Или ты имеешь… Да не, главная уехала задолго. Ну, даже если ей расскажут. Какое ей дело до какого-то там Степанова, которых у нее тысяча. Вряд ли это скажется. Вот если б ты отпиздил VIPа или там начальника какого-нибудь департамента, тады ой… А так, фигня… Не парься. Приходи в себя.
- Окей…
- Ну, все, целую, мой потрепанный красавчик…

Артем положил трубку и прислушался к себе. Чувство стыда все же пробудилось в глубинах души. Щеки залил жар. Сразу же аукнулось похмелье, застучав в висках. Он потер лоб, пытаясь сконцентрироваться: «Значит, так… Все нормально. Все нормально. Бодяга, пиво, водка… Нет. Бодяга, пиво и… сигареты. Да. Бодяга, пиво, сигареты…»
«Главное, не расплескать по дороге» - думал он, уже собираясь: «Бодяга, пиво, сигареты…»

Через пять дней наступил Новый год. Все эти пять дней он не просыхал, лишь на один день заскочив в офис, подписать какие-то счета и бумаги по бухгалтерии. Тридцать первого декабря он сидел дома один. На столе стояло шесть бутылок шампанского и кулек с мандаринами. Беззвучно пахал телевизор. Все предложения он отверг. А было их, собственно, два. От Седого и Артура. Седой звал в клуб. Артур к себе. Никуда я не пойду, решил Артем. Никто мне не нужен. И я никому не нужен с такого бодуна. Буду выходить. Медленно. Шампусиком. Авось, приду в себя второго.
Единственным желанием, было позвонить блядям. Последние полгода он нередко вызывал дорогущих проституток, чего раньше себе никогда не позволял, считая это признанием профнепригодности. А тут из экономии времени и сил, зачастил. У него даже образовались две подружки, которым он звонил по личным номерам, а не рабочим. Но опоздал, обе были уже рекрутированы на какую-то элитную тусовку.
- А ну и пусть. – злился он – Так козлу и надо. Заслужил. Будем осуществлять закат солнца вручную. Без помощников.
В два ночи он был уже в говно и мирно почивал.

На следующий день под вечер его разбудил звонок Артура.
- Тема, ну чего ты там кукуешь? Приезжай ко мне.
Артур, встретив Новый год с семьей в загородном доме, всегда первого числа собирал узкий круг в московской квартире. Список гостей был заранее известен: два его родных брата с женами-наседками и бывшие друзья-партнеры по бизнесу, тоже со своими половинами. Плюс-минус десять человек. Сценарий тоже одинаков: Артур готовил бишбармак, потом они жрали-пили, пили-жрали тря дня кряду.
- Извини, Артур. Я тебя люблю. Но в одиночном виде. Без твоих гостей.
- Да, ладно тебе. Сегодня у меня друзья из Питера приедут. Музыканты. Рок-н-рольщики, те еще ребята. Приезжай…
- Мда… - в полубреду соображал Артем. – Ну, ладно. Жди, раз рок-н-рольщики. Счас, расчехлю гитару…
Он принял холодный душ и вроде как пришел в себя. Критично осмотрелся в зеркало. Морда, конечно, едет, но терпимо. Синяки почти прошли.

Артур занимал целый этаж старого четырехэтажного дома на Зоологической. В его девяти комнатах можно было потеряться. Плюс холл и два санузла. Едва Артем переступил порог, как на него накатил привычный запах новогоднего застолья. Едой был уставлен весь огромный стол. Артем не сомневался, что ей же и спиртным завалены все три холодильника, чтоб не всплывать из «автономки» до победного конца, когда уже ни есть, ни пить никто не сможет.
- Ну, с Новым годом, братка! – полез к нему обниматься и раздевать пьяненький Артур.
- И тебя туда же…
- Давай, давай, штрафные уже налиты…
- Ты только не гони, как обычно. А то я быстро уплыву в страну оленью… Итак, еле живой доехал…
- Ну и уплывешь. Упадешь, положим. Встанешь, нальем. Какие проблемы-то?!
- Да никаких…

Питерские еще не приехали. За столом сидели, как в фильме Захарова «Двенадцать стульев», сироты Поволжья, толстые раскормленные хари, с женами под стать. Да и сам Артурчик отдаленно напоминал голубого воришку Альхена в исполнении Табакова. Артем присел на уголок. В горло ничего не шло, и он продолжил употреблять шампанское. Все размеренно ели и говорили тосты, длинные и заштампованные, чтобы банально выпить.
- О, Артем… - оживился Артурчик – Ты еще не говорил. А ну, давай-ка, выдай нам пиит! Чонить, этакое, новогоднее…
Артем, не спеша, налил шампанское и встал. Все перестали есть и устремили взоры на него.
- Кх… Кх… - откашлялся Артем, туго соображая – Ну, хорошо, раз новогоднее… Вот. Правда, еще в прошлом годе написал… Так и называется, «Миллениум»…
- Ну, по некоторым мнениям, он только счас и наступил. Первый год нового тысячелетия. – подбодрил его Артур.
Артем на секунду закрыл глаза и с чувством, стараясь не сбивать дыхания, произнес:
Порвать рубаху нахуй…
Плакать.
Плакать…

После доебемся.

Пока живем.
И дышим кислородом.
И что когда-то
Кто-то
Называл народом,
Пасется рядом…

За столом, как в таких случаях пишут, воцарилось гробовое молчание. Только Артурчик, выждав паузу, расхохотался и зааплодировал.
- Темыч, я всегда любил твое творчество. Садись, пять!
Больше его с тостами не донимали, и он спокойно продолжил пить, взирая на всех словно из тумана. Он и не слышал, когда звонили в дверь, когда Артурчик пошел встречать питерских друзей. Просто в один момент он поднял голову и увидел Ее. Нет, даже не Ее, а ее ГЛАЗА. И утонул, безвольно, не издав ни звука… Больше он ничего уже не видел, все остальное стерлось в один миг. Только ее ГЛАЗА. «Эта женщина МОЯ» - кричало все его сознание: «Вот зачем я здесь…»

Даже когда он очнулся, один в гостевой комнате, в полной темноте, он сразу вспомнил, и перед ним тут же встали ее глаза. «Я, видно, выпал, перепил… Где Она?» - первое, что он подумал. Не включая света, он нащупал ручку и вышел в коридор. Часы показывали семь. «Семь вечера или семь утра?» - проскочило в голове: «Надо в туалет. Боже, что ж так колотит-то?... И где Она?». Из дальнего конца коридора, где находилась гостиная-столовая, доносились голоса и звуки. «Значит, еще пьют, не разошлись…» - успокоил он себя и вошел в огромную гостевую ванную комнату. Не глядя в зеркало, пустил воду и налил в ладони. Но когда поднес к лицу, ладони уперлись во что-то, что не было и не должно было быть лицом. Артем с трудом поднял глаза и взглянул на свое отражение. Морда была в творог. С огромными кровоподтеками и уже набрякшими гематомами. Чудом еще не заплыли глаза. На волне отходняка он не чувствовал никакой боли. Только неудобство. В дверь негромко постучали.
- Тема, ты живой? – раздался голос Артурчика.
- Да. Входи. – не узнал он свой скрипучий голос.
Вошел Артур с виноватыми глазами.
- Нуууу… Живой. Дай-ка, посмотрю…
- Да, чё смотреть! Рассказывай…
- А чего рассказывать… Сценарий, не Бог весть, какой… Запал ты на Надюху не по-детски…
- Надюха, она кто?
- Жена Толика. Он барабанщик.
- А…
- Только звал ее весь вечер Ира… Сначала все хи-хи, ха-ха… А потом я смотрю, что ты вполне серьезен… Стал тебя тихонечко отваживать, все спать пытался уложить… Но ты же пьяный, сука, как кремень, хуй сдвинешь, если что… Уперся ты, короче, рогом, Ларису Ивановну хачу, она моя и все…
- А она?
- Да то же, сучка… Нет бы, сразу от ворот поворот… Так нет же, давай подыгрывать. То ли лестно, то ли Толику насыпать, то ли, хуй знает, в тебе чего-то тоже разглядела… Короче, чуть до поцелуев не дошло. Толик, хоть и старый подкаблучник, но такое тоже не стерпел, буча началась нехилая. Ты ему сходу в морду засветил. Ну, так, не сильно, больно пьян уж был. Я еле всех разнял. Всех успокоил. Тебя насильно спать отправил. Вроде все нормально, дальше сидим. Потом пошли пиротехнику жечь. А питерские, пятеро, остались, мол, устали с дороги, не хотим. Возвращаемся, а они тебя втроем месят. Надька вокруг бегает, орет. Еле с ней вдвоем отодрали. С их слов, ты, вроде, сам встал и полез… Не знаю… Вот и все.
- Понятно. Где она?
- Уехали. В другие гости. Сюда больше не вернуться.
Артурчик замолчал, поглядывая на Артема.
- Хорошо. Принеси мне сюда, пожалуйста, водки для опохмела… И… Иди к своим гостям. Я здесь побуду.
Артур принес в бокале водки и ушел. Артем закрыл дверь на замок. Его трясло и ломало. Постепенно возвращалась боль из разных частей тела. Он задержал дыханье и сделал большой глоток водки. Через секунду же упал на колени перед унитазом, выплеснув все содержимое обратно. Организм настолько был измучен алкоголем, что малейшего толчка хватило и жгучая, изматывающая тошнота уже не отпускала. Его рвало и полоскало, выворачивая наизнанку. Стоило сделать небольшую передышку, чтоб отдышаться, как его неумолимо вновь тащило к унитазу. Потом он перестал и отходить от него, облокотившись и пуская вязкую слюну. Спазмы в животе стали болезненны. Он пил воду и опять блевал. Несколько часов без передышки. Два раза стучался в дверь Артур, потом сказал, что они пошли спать, если что, еда на столе, пожелав спокойной ночи напоследок. Артем по прежнему исторгал из себя, теперь уже просто желтую слизь с кровавыми вкраплениями. Словно из него исходил весь смрад и чад последних лет. Весь накопленный ужас. Вся грязь. Он даже в какой-то момент ощутил в этом садистское удовольствие, словно он взирает на самого себя со стороны. На это трясущееся тело, покрытое холодным липким потом, на разбитую в хлам морду, на рвотные позывы, толчками сотрясающие жалкую, распростертую на мраморном полу плоть. «Так и надо. Так и надо. Так и надо» - стучало у него неотрывно в голове.
Отпустило его только под утро. Так же резко, как и началось. Даже дрожь унялась. Он посидел еще какое-то время, потом встал. Как смог, умыл распухшее лицо и посмотрел на себя в зеркало, как на чужого человека. Голова была ясной и холодной.
- Да. Вот сейчас. Вот именно сейчас. – Мысли стучали в голове, как телеграф.- Без понтов. Без паники. Спокойно. Хватит. Откувыркался. Попытка не задалась. Фальш-старт. Идем на новый круг. Жаль, не дотянул до возраста Христа. Блядь, Христос-то тут причем?! Спокойно. Без негатива. Это выбор. Сегодня это МОЙ ВЫБОР.
Он налил полную ванну и разделся до трусов. Опять затряслись руки.
- Ну, уж нет. Не дергаться. Теперь уж до конца. Иначе зачмырю за слабость.
Сломал бритву «Жилет», вытащив тонкое и хищное лезвие. Потом сломал его напополам, чтоб придать жесткости и залез в ванну.
- Ни-ка-ких раздумий. Ни-ка-ких уловок. – диктовал он сам себе. – Тварь ты дрожащая? Так вот. Никаких детских понтов, театральщины, попилов на запястье. Резать у локтя. И как можно глубже. Вот так. Блядь, как больно-то! И еще! Сука, потекла… Все, кровью расписался. Теперь только вперед. Надо наверняка. Как там, у зеков, надо не поперек, а вдоль, главное попасть по вене. Еще раз… Сукаааа! Как же больно-то…
Кровь из располосованной глубокой раны вдруг разом отошла. Даже как-то вывалилась тяжелым плоским сгустком. И продолжала падать на дно ванны, даже не сразу смешиваясь с розовеющей водой. Он вдруг осознал, что ЭТО сделано. Это УЖЕ сделано. Лезвие упало на дно ванны. Он откинул голову на бортик и оцепенел.
- Ну что еще осталось? – на автомате думал он, не переставая ужасаться тому, что ЭТО уже сделано. – Написать на стенке кровью «смерти нет», или еще что-то в подобном духе. Пошлятина. Даже сейчас не перестал кривляться. Надо же что-то подумать… Что-то надо… Надо… Как-то…
Он ощутил нахлынувшую слабость. Замутило. Снова пробил пот.
- Нет, только не это. Заблевать такое дело… Нет… Терпеть. Наверное, недолго…
Все это он говорил, словно заговаривая себя, словно отгородившись словами от того факта, что в ванную течет ЕГО кровь, унося ЕГО жизнь.
- Наблюдать… Наблюдать… Какой он, ПЕРЕХОД? Пойму ли? Наблюдать… До последней капли…
Словно бетонная плита неспешно давила на него. Сердце стало биться вязко, с трудом разгоняя покидающую жизнь по телу. Вязко и гулко. Эхо в ушах двоило и троило его удары. Ни рук, ни ног, казалось, уже не поднять. А сверху, давит, давит, давит…
Он почувствовал последний всплеск воли к жизни, бесконтрольный, настоящий, отчаянный, словно внутри взорвался крик и выжег на мгновенье все заслонки, все слова, все чувства одним желаньем ЖИТЬ! Казалось, он даже встрепенулся, и поднялась рука, готовая схватить за бортик. Или только показалось? Он зажмурился до боли и закричал, иль прохрипел что-то бессвязное, уже потустороннее и заставил себя усидеть на месте, благо, что и слабость была уже запредельной, как при перегрузках, вдавивши позвонки в твердь ванны. И следом, как хлопок, случилась легкость… Словно тело спало, как увядший шарик…
- И все… И все… Теперь…. Все………. Все……………Все…………………….В……я…

Ну,
Здравствуй,
Батя…

This is the end.