Арлекин : Парадоксальность текста

Читая самые разные тексты, я неоднократно спотыкался об их скрытые противоречия – внутренние ловушки, о которых часто не догадывается сам автор. Последний раз я упёрся в этот феномен во время прочтения средней величины рассказа «Нора». Кафка оперирует длиннющими сложносочинёнными предложениями, составляет из них гигантские абзацы, которые физически трудно воспринимать. Эти длинные массивы повествования от лица крота, изъясняющегося элегантным литературным языком, поначалу раздражали, потом начали интриговать, а под конец – безжалостно разочаровали. «Нора» – яркий пример внутренней противоречивости, явления, когда несколькими строками обессмысливается всё написанное ранее.
Написать десять тысяч слов, а затем перечеркнуть всё это, сказав, что заблуждался, был неправ, а вот теперь-то постиг настоящую истину, – и незамедлительно изложить её далее – этим грешил не только знаменитый австрийский загнобыш. Спустя сотню лет мало что изменилось. Несчётное множество современных литераторов, и не только их, но и всех вообще авторов каких бы то ни было текстов, совершенно не желают вникать в суть, в, так сказать, философскую подоплёку создания текстовых конструкций. Сегодня можно наблюдать декаданс литературы, которая выродилась до простой знаковой замены вербального рассказа. Я читаю современную литературу, и не испытываю ощущения восторга, как при созерцании полотен гениальных мастеров или просмотре киноклассики. Даже Довлатов, вроде бы скупой, постоянно повторяющийся, слегка косноязычный, – наполнял свои тексты неуловимой поэтичностью и покрывал их тонким налётом уникальности словопорядка (насчёт его особого приёма построения предложений, думаю, все знают). Восемьдесят процентов сегодняшней беллетристики – суррогат. Сухая передача информации. С несмешным юмором, пошлыми бесчувственными метафорами и, блядь, абсолютно бездарными заголовками, мать вашу. Я вижу этих читателей, забивших вагоны метро, которые дебилизируются книжками в мягких обложках. И ведь они могут гордо заявить: да, я читаю книги, ёбана. Да еблись бы вы все колом, проклятые мастера жанра!
Стоп. Вернёмся к тому, с чего я начинал. Текст теряет смысл, если в нём самом наличествует его опровержение. Получается такая вещь в себе, бесполезная штука, набор символов, набор слов, набор мыслеформ – не имеющий никакой не то что пользы, а даже цели. Цели, ёбаный в рот. Я два часа просидел, загружая этот текст себе под корку мозга, а потом наткнулся на авторский пассаж: «...но я понимаю, что всё это – лишь самообман, я не должен лгать себе, всё это – сущая нелепость...» Ах ты гондон! Ты отнял моё время, сука! Авангард дышит арьергарду в жопу, всё закольцовано, выхода нет, но нет и входа. Текст существует сам для себя. Автор, зачем ты писал это, зачем ты выпустил этого уродца в биомассу?
Парадокс в том, что эффект плацебо присущ по большому счёту любому текстовому сооружению. Пускай это грамотно выстроенная концепция, пускай это исправно работающий механизм, пускай текст действует на читателя именно таким образом, как автор замыслил – он всегда сам себя опровергает. Система «реальность произведения – реальность читателя» обречена вечно рокироваться и надстраиваться до бесконечности. Перманентное развитие этой вертикали можно отслеживать до полного или частичного охуения, но оно не зависит от глаз смотрящего. В этом-то и парадокс. Можно мозги сломать, но все попытки понять это пойдут по пизде, потому что текст к читателю безразличен и сука у него своя экзистенция. Ебись переебись а хуй что похуй. Пиздецки непроблядоебимо. Гав-гав. Рррррррррр гав. У-у-у-у-ууууу. Я понятно излагаю? Я просто хочу показать, что содержание давно уже не доминирует над эмоцией. А так как эмоция эфемерна – текст не имеет смысла существовать, но всё же существует. Всё вышесказанное было ошибкой, я заблуждался, я передумал. Теперь я постиг истину, и вот она: