Арлекин : КК Колобок

[100-й нах, юбилейный]

Глубокие морщины-шрамы деда искажены в гримасе страдания. Он раскачивается на стуле и тихо воет от голода. Свечной огарок нехотя отгоняет от фанерного стола грязный зернистый сумрак. Там, по ту сторону стола, в темноте, горят безумием глаза бабы.
- Давай съедим его.
- Нет, - скулит дед. - Нет, нет, нет!
- Съедим.
- Ты - чудовище!
- Дед, пойми, это неизбежность смерти. Мы должны.
- Почему? Почему? Он - наш сын! Я не могу...
- Он - съедобная лепёшка!
- Нет!
- Да! Мы должны его съесть!
- Нет, - устало возражает дед. - Баба, ты сошла с ума. У тебя сформировалась констелляция комплекса пожирающей матери. Ты больна, старуха.
- Я хочу есть.
- Баба...
- Да. Да, дед. Да...
Колобок слушает. Он слышит всё. Ненависть. В нём просыпается ненависть. Он доверял им, он любил их. Разочаровался в них. Разочаровался в людях. Он отдаётся древнему тёмному состоянию агрессии.
- Будьте вы прокляты! - орёт маленький монстр.
Он соскакивает с подоконника.
- Нет, сынок, нет!
- Ненавижу, - шипит малыш, выгрызая кадык отца. - Ненавижу, - он повторяет и повторяет это красивое слово, застревающее в зубах вместе с сухожилиями старухи; пока её пальцы подрагивают в конвульсиях, Колобок рвёт зубами её плоть. - Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу...
Красный туман повисает в избе. Колобок уходит, не дожидаясь, пока стихнут их стоны, не оглядываясь. Они предали его, они убили в нём человека, и теперь сами мертвы.
Сырая ночь остужает его ярость. Он оставляет позади себя кровавые следы, это отрезвляет и пугает. Он не удержался на месте, сорвался. Они сами виноваты, они же знали, что он исходно был неустойчив. Зачем тогда были нужны все эти обследования, все эти психотерапевты? Зря они разбудили в нём зверя. Теперь у него нет выбора, он отрезал все пути к возвращению, и всё, что ему остаётся - отрешиться от всего бренного и иллюзорного в этом жестоком мире, прервать с ним все связи, покинуть социум, породивший его, и стать свободным. Куда он идёт, к какой неведомой мистической цели?
- Стой, пацан.
Колобок всматривается в темноту, но ничего не может разглядеть сквозь пелену слёз. Он не заметил, как заплакал, он не слышал скрипа своих зубов и тихого шёпота: ненавижу, ненавижу...
- Кто здесь?
- Я...
Никого не видно в этой черноте.
- Кто здесь?
- Да так. Просто голодный прохожий.
- Послушай, чувак. Не знаю, какого хрена ты бродишь тут среди ночи, но если ты собираешься сделать что-то безнравственное... Учти, у меня психическая травма по этому поводу. Предки тоже жрать хотели - так вот, лучше тебе их сейчас не видеть. Давай-ка лучше каждый пойдёт своей дорогой. Не зли меня, сучёныш, кто бы ты ни был.
В ответ молчание. Колобок слышит натужное сиплое дыхание, и ещё он чувствует запах. Запах страха - не его, Колобка, страха, а того, другого. Потому что сам Колобок пахнет кровью.
- Я не боюсь смерти, - тихо говорит Колобок. - Больше не боюсь. Я сам - смерть.
И он бредёт дальше, сквозь ночь и кусты, к своей судьбе.
- Э!
Колобок оглядывается и видит бегущего к нему отморозка из соседней деревни с бейсбольной битой.
- Ты чё, сдурел?! - отскакивает в сторону Колобок.
- Да я тебе бошку щас разобью, выродок!
- Чё ты пристал, а? Что я тебе сделал?
- Заткни свою поганую пасть!
Отморозок размахивает битой, Колобок с трудом уворачивается.
- Стой, - говорит Колобок и замирает на месте. Побороть в себе агрессию, успокоиться.
Он смотрит на парня с битой ясными, искренними глазами сумасшедшего.
- Лучше не надо. Лучше уходи.
Отморозок опускает биту. Он заглянул Колобку в глаза и увидел там пожар безумия, и услышал свои вопли - вопли, которые он издаст, если не уйдёт.
Медленно катясь сквозь темноту, Колобок постепенно приходит в себя. В нём больше не бушует ярость, в нём больше нет страха. Ненависть утихла. Всё кончено, ему некого больше боятся, ему больше не на кого злиться. Он только хочет найти своё место - и всё. Спокойно зачерстветь и отойти в мир иной, ни от кого не шарахаясь.
- Подожди, малыш, постой. - Его догоняет огромный дядя в плаще на голое тело.
- Чё? - настороженно спрашивает усталый Колобок.
- Хочешь, писю покажу?
- Ну... давай, только быстро.
Мужик распахивает плащ и трясёт своим членом из стороны в сторону.
- И что дальше? - спрашивает Колобок.
- Э-э, не знаю. Обычно люди либо убегают, либо дают мне пизды. Ты - первый, кто согласился посмотреть.
- Член как член. Тебе это что, правда кайф доставляет?
- Я думал, да. - Дядя задумчиво запахивается. - Но теперь не уверен.
- Странный ты какой-то.
- Слушай, малой, ты извини, если что не так.
- Да нет. Нормально всё, мужик, не переживай. Я час назад родителей своих порешил, мне щас не до пиписек. Вообще, я бы тебя, конечно, отмудохал, потому что ты мне отвратителен. Но сил моих нет, так что считай, повезло тебе. Вали домой и подрочи, глядя на себя в зеркало.
- А ты?
- А я, ты знаешь, пойду, наверное, шлюху сниму. Надо как-то в себя придти, ты понимаешь. Или нет?
- Я ведь не пидор, я тоже женщин люблю. Просто...
- Ладно, вали отсюда, чтоб я тебя не видел.
Погрузившись в тягостные мысли о самоубийстве, Колобок, доезжает на попутке до города и бродит по мокрым от дождя улицам, неосознанно высматривая среди редких прохожих потенциальную блядь. Наконец, он ловит похотливую улыбку и останавливается.
- Здравствуй.
- Привет, мальчик.
- Какие планы?
- Домой.
- Хочешь, провожу, красавица?
- А ты дерзкий, - усмехается рыжая потаскуха, позволяя Колобку взять себя под руку.
Они заходят в ночной, чтобы закупиться алкоголем.
У неё дома они сразу валятся на ковёр, отбросив бутылки на потом. Колобок долбит её исступлённо и яростно, вымещая всю накопившуюся в нём злобу в эти движения. Рыжая хохочет и извивается под ним змеёй.
- Да, малыш, да, да, да! Еби меня, маленький, давай, давай, да... вай...
Колобок начинает ржать.
- Вай, гыгыгы, вай, блядь. Ты чё? Вай! Гыыыы...
Рыжая уже ничего не слышит, она только стонет.
- Аааа... А! А! Аааа... А-ааа... А!
Потом они пьют коньяк прямо из горлышка.
- Кто ты? - спрашивает Колобка рыжая блядь.
- Я - демон-бессмертный, - лениво отвечает Колобок, теребя свой растерзанный хуй.
- А у меня СПИД, - говорит шлюха и начинает радостно хохотать.