Семёныч : олежкино мясо

Старая, ветхая хибара, давно покинутая людьми и назначенная
под снос, портила живописный пейзаж своим присутствием, находясь
рядом с огромным, правда немного недостроенным особняком.
Корявые окна уродливого строения были заколочены досками изнутри.
Крыша просела. Гнилой забор совсем развалился и местами
отсутствовал. Как и все старое, отжившее в этом мире,
избушка должна была уступить место новому - на её месте новые
хозяева - городские жители собирались строить каменный дом.
Может быть когда-то, во времена молодости наших прадедушек
и прабабушек это, ныне мёртвоё, строение считалось срубленным по
последнему писку строительной моды и предназначалось для людей
богатых и авторитетных. Как бы то ни было, теперь эта изба стала
обителью скорби и уныния. Печальное, тёмное место было насквозь
пропитано духом смерти...
Именно к таким местам, как мухи - на говно, тянуться различные
субъекты...
Наркоманы не брезговавшие любым подвалом, находили под этой
крышей особый комфорт и уют. Поблевать, поваляться в ниглеже,
в таких домашних условиях было для них счастьем. Бывало что
какой-нибудь приличный бомж разбивал здесь свой военно - полевой лагерь.
Но что-то вдруг пошло не так...
И первым это увидел и понял бывший филолог и просто
умный бомж по имени Вася.....
Утро. Морозец. Внутри хибары двое бомжей разбили бивак.
Посередине комнаты, с прогнившим и провалившимся полом, горит
небольшой костёр. Жгли резину. Рядом с костром, на специальных
железках, аккуратно - вкруг, стоят консервные банки с водой. Вася
и Олег, так звали двух бомжей, кипятили в банках воду. Кипяток
для бомжей означал - жить. В нём парили Ролтоны, заваривали чай,
отогревали отмороженные зимой конечности. Около костра
размещались две лежанки, сделанные из грязных тряпок, ветхой одежды
и досок. По всей комнате валялись пустые бутылки, банки, и флаконы
из под Трои. Тягостное молчание прервал, больной
туберкулёзом, старый, опытный бомж Олег:

- О: Чаю.. нет... бульона... с лапшой - нет...
Подумав с тоскою, добавил: спирта тоже нет! (сильно закашлялся)

- В: Да-а! - в сердцах констатировал бомж Вася.
Молчали, соображали...
- О: Кажись, придётся тебе Василий одному ехать...
(сильно закашлялся)
- В: Придётся Олежка... придётся...
- О: Лаадно! Не вешай нос... К весне поправлюсь.. эвон!... уже скоро...
- В: Да хоть бы до поезда... а там.. поправишься! (сморкнулся)
- О: Ох Васька!.. Кабы мне в тепло... (сильно закашлялся)
- В: Ну, Будем. - Васька поднял два пластиковых стаканчика
с разбавленным чистящим средством, один передал старому,
больному бомжу. Выпили и стали укладываться на ночлег.
Бомжи зарабатывали в городе разгрузкой торгового транспорта и
попрошайничеством. За год они вдвоём накопили немного денег и хотели,
дав кому надо на лапу, товарником отправится на юг России.
Там планировали промышлять всё тем же. И тут неожиданно захворал
отец всего этого предприятия - старый бомж Олег.Заброшенная избушка
стала перевалочным пунктом: в ней путники хотели дождаться весны и
с первыми лучами ласкового, весеннего солнца, стать эмигрантами.
Утром Васька собрался в город за продуктами и спиртом. Бомж взял из
тайника деньги, зашил их в рукав и вытерев грязную харю тряпкой,
отправился на единственную в посёлке разбитую остановку, мимо
которой раз в день проходил автобус в город.
В городе Василий купил 80 пакетов ролтона, 30 флаконов Трои,
10 пачек Примы, две пачки спичек, 8 булок белого хлеба, рулон
туалетной бумаги и с большим майданом отправился к
содержательнице притона - Зинке. Оставив всё купленное на
хранение ей, Васька свинским образом нажрался и целые сутки пробыл
на блат - хате с такими же падшими забулдыгами как и он.
В посёлок бомж Василий вернулся через два дня. Уже была ночь.
Довольный собой: потому что не растерял и не пропил по дороге
купленное добро, он нетвёрдой походкой шагал к старому дому.
По своему обыкновению Васька опять был пьян. Кругом всё было тихо.
Дачный сезон ещё не начался - в посёлке из людей только сторожа.
Да и те уже дрыхли.
Бомж шёл и думал про то как обрадуется старый Олежка его
возвращению, как они вместе отметят маленькое, но вполне
удачное дело. "Всёго лишь то на денёк задержался" - сказал сам себе
Васька, подумав что старый Олег непременно начнёт ворчать
на него за то что тот два дня "не казал носу", вместо того чтобы
приехать как договаривались.
Завершая своё маленькое путешествие и в отличном расположении
духа бомж подходил к старой хибаре. Основная дверь заброшенного дома
была наглухо заколочена, окна тоже. Попасть в помещения
можно было с заднего входа(заднюю дверь давно выбили
наркоманы) или по потайному лазу, о котором тоже знали бомжи.
Васька решил испугать Олежку. Пробравшись в старый дом
секретным лазом, он хотел внезапно появиться с каким ни будь
матерным словом, неожиданно выскачив из - за старой русской печки,
которая закрывала лаз изнутри заброшенного дома.
Умный Василий знал, что бывалый Олег немного вструхнёт, потом
вместе с ним посмеётся над этой глупой шуткой и тогда не будет
слишком сурово поносить его.
Идея очень понравилась бомжу и одержимый ею, он с майданом
подошёл к большому ржавому листу железа, прятавшему секретный лаз.
Откатив в сторону железо, бомж на карачках прополз в выбоину между
брёвнами....
Он полз как крот в темноту, таща за собой большую суму. Ползти
было очень неудобно, майдан несколько раз застревал цепляясь за
углы и гвозди: Васька ворчал, но со смиренной покорностью отцеплял
суму и двигался дальше.
В конце тоннеля уже белела старая облупившаяся печь и виднелся тусклый
свет от костра. Ползти стало тесно. Приступ радости и адреналина
подкатил к сердцу, подобно тому как это бывает в детстве, когда
маленький ребёнок, шаля, делает что то запретное и вместе с тем
допустимое, ожидая от родителей в худшем случае
шутливо - карательных мер.
Наконец, бомж влез в большую комнату старого дома. Его майдан
опять зацепился и застрял, на этот раз, уже в проёме дыры из которой
он вылез. Васька плюнул на суму и оставив её застрявшей в чёрной дыре
осторожно пополз как индеец за скальпом.
Подползая к печке, Васька услышал как старый Олежка
с аппетитом что-то ест. Чавкая и пуская слюни, старик громко
жевал, по-видимому что то очень вкусное. Может быть мясо.
Васька внимательно прислушался....
Да, мясо! Никаких сомнений - именно мясо!
Василий хорошо знал этот звук! Он никогда, и ни с чем, не спутал
бы этот дразнящий, взывающий к желудку звук чавканья!
Звук дающего жизнь, тепло и силу - мяса!
Бомж вспомнил как тысячи раз ему, голодному до полусмерти,
приходилось слышать этот звук на улицах города и пуская слюну
наблюдать как хорошо прожаренные с румяной корочкой, кусочки
курицы, свинины, говядины, с которых капает сок, отправляются
в рот незнакомым людям.
Василий застыв на четвереньках на секунду задумался...
О, как эти городские пижоны жевали мясо?! Как то небрежно!
Нехотя, не понимая истинной ценности этого волшебного, подаренного
самой природой продукта. Нет это просто кощунство!
Мясо даёт силу! Мясо даёт тепло! Мясо даёт жизнь!
Мясо даёт добро человеку, любое добро идёт от бога, бог есть любовь,
значит мясо это самое святое и дорогое что может быть у человека!
Бомж жадно сглотнул обильно выделившеюся слюну и прикусил
язык. Опираясь за печку он поднялся, ему уже не хотелось пугать
старика, чувство сильного голода затмило все его мысли.
Старый пройдоха видимо раздобыл где то хороший кусок мяса и
наверняка поделится с ним. Васька уже сходил с ума, предвкушая как
его зубы вопьются в кусок, который принёс Олежка.
Большая, главная комната, в которой жили бомжи, очень плохо
освещалась небольшим костром - в ней царил полумрак.
Васька вышел из-за печки и направился к лежанкам, он судорожно
грезил и представлял как кусок мяса уже таит во рту. В этот момент
его глаза столкнулись с глазами другого живого существа, находящегося
в этой комнате, существо чавкало и жевало - изо рта настоящего
поедателя мяса выпадывали куски и текли слюни.
Васька сглотнул голодную слюну и вылупил шары на трапезу, ему
показалось что сам он тоже жует вкусное, сочное мясо - настолько
сильным было впечатление от этого специфического звука чавканья, что
голодный бомж вдруг почувствовал некое единство с этим жрущим
существом, он впал в трепетный транс и приятное ощущение
мяса во рту усилилось... Стоя в темноте и пуча голодные шары,
Васька застыл, наблюдая за жующим.
Эта живописная картина продолжалась несколько секунд,
пока тёмное существо не закончило жрать и не нагнулось взяв в зубы
что то большое. Васька не помня себя, словно парализованный, пуская
слюну продолжил смотреть на большущий шмат, который чёрное
существо принялось жадно пожирать, вырывая куски зубами...
Слюни просто рекой текли - голодный, страждущий Васька напрягал
своё зрение....
Вопреки его ожиданиям, поедатель мяса не был Олегом...
Василий увидел и понял что это такое в зубах у незнакомца, но
отказывался верить своим глазам...
Отказывался, потому что сам ощущал у себя во рту то, что видел
в зубах у этого тёмного существа...
В зубах у чёрного незнакомца была человеческая рука.
Рука старого Олега.
Растерзанное, обезображенное тело старика лежало у согнутых
ног, уплетающего человеческую плоть, чёрного существа...
Старый, больной туберкулёзом бомж напоминал теперь большую
куклу, у которой не хватало органов, конечностей и глаз.
Там, где у Олежки раньше были ясные, добрые глаза - чернели два пятна,
из которых, застывая, лилась тёмная кровь.
Василию стало плохо. Рвотная масса поднялась по пищеводу и
наполнила рот. Из глаз потекли слёзы, бомж упал на карачки и выблевал
из себя всё что то смог. Кружилась голова. Животный страх достигнув
эпогея превратился в безумие. С криком, каким орут сумасшедшие,
опомнившийся Василий вскочил на ноги и спотыкаясь, падая, побежал
прочь от этого чудовищного зрелища.
Очутившись у дыры в стене, Васька опять упал на четвереньки
и с диким рёвом бросился в проём из которого приполз. Но застрявший
в дыре майдан с продуктами не пустил испуганного бомжа на улицу.
Обгладывая жилистую руку старика, чёрное существо жадно
поедало сырое, человеческое мясо. Находясь в каком то оргазменном
состоянии, оно не обращало внимания на испуганного, кричащего Ваську,
оно лишь бросило свой заторможенный, тупой взгляд куда то в пустоту.
Пробиваясь на улицу, Васька мечтал поскорее вырваться на свободу,
прочь из этого адского места, но старая, ватная одежда и большая
набитая продуктами клетчатая сумка застрявшая в дыре не дали ему
этого сделать.
С плачем и криками отчаяния, он истерично бился головой
и плечами в сумку и о брёвна избы, пока не затих в совершенном
бессилии обморока.
Грязное, небритое лицо Васьки было всё в слезах.