Pusha : КАК НАС НЕ ПУСТИЛИ НА ЕБЛИВЫЙ КОНКУРС ИЗЗА ЛИШНИХ ХУЕВ

«Случилось мне, девки, отдыхать однажды вместе с братцем моим на одном славном адриатическом курорте. Братик, как и всегда, первым делом, не разобрав и чемодана, выпустил на волю свою змею. Принялся, говоря прямо, ебать отдыхающих женщин и местное население. Женщин разной веры и разной степени загара. Молодящихся матрон и по секрету их несовершеннолетних дочек. Он даже, и я это видела, мацал за жопу карлицу из приотельного фрик-шоу.

И вот, дня через три каникул, стал он грустить и поглядывать на меня тревожно. Видать порядочность братская загрызла, что он ебётся, а я вот нет. Посему стал он меня уговаривать тоже заняться скотством стыдным с каким-нибудь мужским существом. А сам льёт и льёт, подливает и подливает…

Я нашла его на пляже. Он был молод, поджар, красив и серб. Я была молода, стройна, красива и в достаточно уже в говно.

Опущу тут описание неких нахер никому не интересных действий, перенося картину прямиком в мой номер. Я смотрела в его карие похотливые глаза и честно пыталась обсудить с ним мир классической музыки и нанотехнологии. В последней отрасли серб откровенно не шарил, чем погрузил меня в крепкие сомнения в правильности выбора его как объекта девичьей страсти. И тут.

И тут на счастье гнетущую атмосферу недопонимания разбил ворвавшийся брат. Покачавшись в двери в молчании, он одобрительно посмотрел на меня и громко продекларировал: «Санта, просто сделай это! Сделай за нас, за меня. За Путина и Саркози!». И вышел вон.

И остались мы наедине. И стали мы трогать тела взаимно, и чуть касаться во тьме языками. И всё теплее становится на побережье. И уж чувствую я крепкие тити под руками моими, и прочий торс, и редкий волос вкруг него, и понимаю: где-то тут, рядом, встаёт в тишине горячий сербский хуй.

- Ну, - думаю, - Всё. Некуда бежать и некуда ховаться. Детство прошло и девственности не вернуть. Я выебу тебя, Сербия. Выебу по-нашему. По-славянски. Как православная православного. Уж не обессудь. Буду тебя ебать сейчас.

Подошло дело вплотную к делу, а так как я любитель говорить всю правду людям в лицо, то я его так прямо практически в бок лица, а именно на ухо тихо и спросила:

- Хэв ю, - шепчу нежно - Эни гондомс?

Юный сербец яростно кивает, старательно лезет рукой себе в карман, достает оттуда сверточек и со всей нежностью вкладывает мне в руку.

И смотрит в глаза страстно так и вместе с тем ласково, как Леонид Ильич на Хонеккера.

«Да!» - думаю – «Будет тебе сейчас дружба народов, и братская помощь будет, и русская оккупация.» Разжимаю кулак. «Wrigley Spearmint».

Вы никогда не ебались? Я вам объясню немного.

Это как если бы выпали с парохода в ледяную воду Атлантики, и просили скинуть вам срочно спасательный круг, мол, очень надо. А приветливый турист мечет вам литой диск на 22 дюйма, мол нна!, друг, держи, ничего для тебя не жалко, смотри какая пиздатая штука!

Или вот к примеру висите вы на краю пропасти, ухватившись руками за последний камень, а на яйцах у вас, вцепившись зубами, висит бультерьер. А поверху ходит отдыхающий, прогуливается, замечает ваши шестиуголные глаза, наклоняется и вопрошает участливо: «мармеладку будешь?»

Вот примерно так…

- Кондомз, да? – показываю моему одарённому другу. – Гандонез?

Кивает, и так рукой делает, типа на, бери, моя королева. Пожуй вот прям щас этих прекрасных жувачек, раз тебе прям щас это всралось. Ведь вы, русские такие странные. Вам, русским, виднее.

Сильна русская баба. Сильнее, быть может, монгольской бабы, и уж всяко покрепче сомалийской. Сдержала я смех, сдержала даже легкую улыбку, но либидо удержать все же не смогла.

За дверью неосеменённый серб был встречен лошадиным ржанием братца, что валялся нетрезвый на диванчике в фойе, и его добродушным напутствием:

- Это КК, кучерявый, это КК…»

Я закончила свой рассказ и щедро хлебнула мартини.

- Что ж, прекрасно. – довольно причмокнул жирный главред и подвинул диктофон. – А что можете рассказать читателям нашего журнала про курортный секс вы?

Маринок согласно кивнула и поведала свою историю.

«А я вот ебалась как-то с русским, но тоже, сука, заграницей. В отеле на одном, его мать, турецком курорте.

Ему было восемнадцать лет, и у него был конских габаритов хуй.

Вот Валюся говорит, что если у мужика пальцы длинные, то, значит, и хуй здоровый. Не знаю, правда это или нет, но у того пацана пальцы были такие, что мои постоянно пьяные товарищи дали ему погоняло "Держи краба" (Потом они дали ему кличку "Членно", но она не прижилась).

С "Держи краба" я поебалась на спор.

Просто один из моих постоянно пьяных товарищей показал на него постоянно пьяным пальцем и сказал:

- Спорим, что ты с ним не поебешься?

Через сто семьдесят четыре минуты мы поебались.

Ну, я же, типа, не знала, что пацану восемнадцать лет. Он казался много старше и выглядел на все девятнадцать.

Хуй же его, как я уже сказала, оказался, словно как у коня. Это не значит, что я пиздец как подкована (извините за каламбур) в теме конских хуёв, просто выражение такое.

Когда он вытащил эту штуку, собираясь сделать мне приятно, я громко закричала:
- На помощь! Люди, у него нунчак!

Но потом взяла себя в руки, гордо тряхнула ебалом и сказала, что пошутила. Чтобы сбросить оцепенение, понадобилось выпить.

Вы спросите меня, дорогие читатели, и каков он был, этот секс?

А в ответ я спрошу у вас, дорогие читатели:

- Вы когда-нибудь ебались с конем?

- Вы когда-нибудь ебались с восемнадцатилетним парнем?

- Вы когда-нибудь ебались?

Если ответ "да" на все вопросы, то вы поймете, какой у меня был секс.
После ебли у "Держи краба" было такое одухотворённое лицо, как будто он срёт. Просто блять фонтан духа на всё еблище.

Оказалось этот чёрт пишет стихи. Юный блять гений, Пушкин бля отбелённый. Сука, везёт же мне на литературных деятелей...

"Мы поебались при луне,

Все вышло так прикольно,

Нам было хорошо - тебе и мне,

И даже, блядь, совсем не больно"

Вот так нихуёво он мне выдал после полового акта.

Роились чувства. Засмеяться или заплакать. Пока я думала, этот самородок ебанул еще шедевр:

"А что ты скажешь, подруга,

Секса на счет анального?

Пустишь туда, где туго

Зайца моего пасхального?"

Блять, дорогие читатели, лучше бы я проспорила.

- Слышь, - говорю, - заяц ты мой пасхальный, релаксни, мы же на отдыхе. Пусть тебя, где туго, пускает твой сосед по номеру. А я пошла бухать.

И я пошла бухать со своими постоянно пьяными товарищами. Ебаться с того случая на время расхотелось.»

Маринок замолчала, погрязнув мыслями в прошлом.

- Чудесно. – жирный впился глазёнками в Валюсю и её сиси. – Ну, и третья история.

Валюся допила свой фужер, достала тонкую сигарету и повела свой рассказ:

"Мы тоже с дружком моим разок на курортах поебались памятно.

Налопались в согласии с системой Олинклюзед местного пойла, и решили вступить в естественную связь. А то что же такое – койка оплачена, а мы на ней только спим третьи сутки и больше ничего, потому что оба в овощное пюре каждый день с утра и до утра.

Пошли в покои. По пути теряли одежду и стыд.

И вот разметался мой дружок в простынях значит, лежит. И его дружок хуй тоже лежит. Бухие оба.

Пошла я договариваться с хуем сама. Побеседовали, перекурили. Пых-пых сигаретку, хряп-хряп хуй, пых-пых, хряп-хряп. Встал. Хуй встал, а пепла здоровый кусок наоборот упал куда-то в простыни. Посмотрела – что-то не видать. Да и не до него сейчас, тут хуй стоит, пропадает одиноко.

Взгромоздила я на него своё стройное тело, и давай его (тело) по нему (хую) туда-сюда двигать. Да весело так, с юношеским задором и где-то даже максимализмом. «На! Н-на!» Дружок мой валяется бухой в перинах, довольный, глазки в кучку свёл, наслаждается.

А я прям в раж начинаю входить, и скачу уже по-взрослому, непримиримо уж скачу. «Н-на! Н-на!» И вроде как чувствую, что палёным чем-то попахивает, но настолько похую мне было, что значения я этому факту не придала.

А палёным действительно пахло. Тлел наш матрасик-то, тлел. Дымил потихоньку, сука ватная. Набирал силу пожар.

И тут дружок мой чувствует, что сползаем мы немного с кровати от скачек этих, берет меня вместе с собой и переносит немного вбок. И, значит, опускается всей моей массой поверх его тела прямо в очаг пожарища. В самое сука жерло прилёг жопой своею.

Крякнул он негромко и давай бёдрами елозить по-молодецки в разные стороны. Глаза выпучил, не моргает совсем.

Понятное дело, смекнула я, кончать удумал. Подозрительно рано, но что же. Бывает. Ну, думаю, надо ведь парня приободрить как-то, подыграть немного по-нашему, по-женячьи. И такая вцепилась в него, охватила страстно за шею и кричу из глубины себя:

- Да! Да, мой гепард! Да! Ы-ы-а! Да, малыш!

А он пуще прежнего заметался, и молвит взволнованным весьма голосом:

- Какой блять малыш, йобана?! А-а-а! Пусти бля нахуй, слезь с меня! Жопа в огне! А-а-а! А-а-а!

Скинул меня значит, и поскакал в душ, тушить филе.

Вся левая полужопица потом в алых пятнах была. Я за неё ещё ухватилась на следующий день, когда опять же предались мы похоти южной. Но та история не очень смешная."

- Замечательно. – редактор прихлопнул по столу, - Можно переходить к нашим съемкам топлесс!

- Чо? - Валюся молча поднялась с кресла.

- Вы не подумайте, нет-нет, никакой порнографии! - взопрел и задергал ладошами жирный - на съемках буду присутствовать только я и фотограф. Никто ничего лишнего не увидит!

- Охуел. - признала факты Маринок.

- Комиссарского тела алкает. - согласилась Валюся.

- Пизды! - заключила я.

- Что вы! Что вы! - заморгал жирный.

- Гёлз пауа, сука! - Валюся в замечательном стиле Витали Кличко достала мерзавца левой через стол.

- Гантелю грызи! - с нежданной легкостью опустила ему на башку подшивку за 2006-й год Маринок.

- И не шарься больше в Откровениях, козёлъ! - с порога небрежно посоветовала я.
Мы дерзко уходили по редакционному коридору, и наши жопы вразнобой вертелись туда-сюда.

2008. Pusha, Хрен, я бля