Pregiata : Ночью все кошки (конкурz)

Ему нравилось, как они отражались в окнах, зеркалах, на всех блестящих поверхностях: молодые, стройные, высокие. Она повторяла, что нашла, наконец, «надежного, который не бросит». Когда они целовались, она как будто стеснялась пролезать языком ему в рот. Может, была не так опытна?

Сосредоточенно посмотрела на него и сказала:
- Я люблю тебя.
Улыбнулся.

Закрывшись в ванной и включив душ, медленно расстегивала молнию платья. Из-за двери донеслось:

- Может помочь?

- Не надо.

С расстегнутой сзади молнией подошла к раковине, вымыла руки. Было стыдно за то, что она ничего не чувствует. Вышла из ванной и медленно пошла на тусклый свет из спальни. Улыбнулась, опустила глаза и вошла.

Через пятнадцать минут, он ездил по ее телу - как рубанок по бревну – вверх, вниз, отвернув от нее лицо и жалобно постанывая.

Из мужчин, которые ее добивались, он казался самым надежным, серьезным. Было в нем что-то, не знакомое ей раньше, но она не понимала еще что именно. Никто больше не говорил ей: «Ты несерьезная, сумасшедшая. Надо быть скромнее, «блаженны кроткие» - подумай об этом».

«Черт возьми, почему я думаю? Отключаться должна голова…»

Еще год назад совсем в другой квартире она… смеялась. Даже во время секса, с другим человеком, они шутили. Однажды он расстегнул брюки прямо в машине:
- Ну, ты видишь, как я к тебе отношусь?

Текучий он был - этот другой - спонтанный. Страшный как черт, немолодой. С длинными светлыми волосами, которые она любила пропускать сквозь пальцы, когда он отдыхал у нее на груди.

Как-то вечером она лежала на диване, головой у него на коленях. Было тихо, хоть за окнами и продолжала жить Солянка – одна из центральных улиц Москвы. Он гладил ее волосы, распрямляя и немного оттягивая каждую прядь. Не говоря ни слова, она начала медленно тереться головой о его ноги, живот. Через минуту белый персидский кот тяжело спрыгнул с соседнего кресла и демонстративно вышел из комнаты, задрав хвост.

Однажды она смотрела на его лицо, стараясь при этом дышать ровнее. Смотрела и не могла сфокусировать взгляд – на полметра ниже он вальсировал бедрами, нагло поджигая ее изнутри. Это было нечестно, мог бы дать ей фору. Такая у них была игра – кто первый проявит эмоции: искривит лицо или закричит, тот и проиграл. Сжав зубы, она пыталась сосредоточиться: «на этот раз не проиграю».

- Ай! Аай... Ах…

Глядя ей в глаза, он сподличал: ущипнул за ногу. Никогда не играл по правилам.

- Нет! Больно! Нет! Я не буду этого делать!!! Черт!... Нахал! Тиран! Боже…

- Кто я?

- Боже…

Еще как-то раз он подплыл к ней в море и стянул нижнюю часть купальника. Она пыталась сопротивляться, но не то, чтобы он был сильнее, просто был очень властным мужчиной. Боялась только, что заметят с берега… или они утонут… или ужалит медуза.

Потом у того него обнаружили опухоль. В больнице он запрещал ей даже прикасаться к нему, постоянно повторяя, что когда ей будет сорок, его уже просто не будет. Потом перестал отвечать на звонки.

Она долго не верила, что другой мужчина будет касаться ее, лазить руками по телу, тереться где-то там. Это казалось таким неправильным. Потом случился вот этот вечер. Надежный парень не привлекал ее физически, но знающие люди советовали «привыкнуть». А что? Ночью-то все кошки серы.

Он остановился, поцеловал ее и сменил позицию: оставаясь сверху, выпрямил руки (как отжался) и стал двигаться сверху вниз.

Подтянула левое колено к себе и уперлась пяткой ему в грудь. Он растерянно посмотрел на нее. Через пару движений бился об ее бедра, покрикивая детским тонким голосом. Наконец-то ей стало тепло. Приятно даже.

Потом она лежала у него на плече и чувствовала, как ее обволакивает это новое, не знакомое ей раньше: скука неосознанных заученных действий, прописных истин, принятых на веру, испуганной закомплексованной любви.

Пока он спал, она уехала.