Гусар : Пролетарский стержень (репост)

- Хорошо, Стержнева... Хорошо... Давай... Соси, Стержнева... Соси...
Рыжий майор, без сапог и галифе, в одной гимнастерке, сидел на казенном кожаном диване, а Стержнева, голая стояла перед ним на коленях, и монотонно двигала головой между волосатыми ногами майора Волобуева. При этом, правая ладонь Волобуева лежала на затылке Стержневой, задавая нужный темп процесса.
- Хорошо... А ну-ка, Стержнева... Раком давай... Ага... Гхух... Гхух...
Волобуев занимался любовью, словно выполнял норму ГТО, с строгим, даже злым выражением лица, двигаясь с большой амплитудой, звучно выдыхая при этом.
- Молодец, Стержнева... Гхух... Есть в тебе... Гхух... Пролетарский стержень... Гхух... Слышь?
- Ага... "Будто дрова рубит" - подумала Стержнева.
- Чуешь, говорю?... Гхух... Пролетарский стер... Гхух... Стержень в себе?...
- Ага...
- Чего - "ага"?... Гхух... "Так точно"...
- Так... точно...
- Воооот... Молодеееееец...
Майор захрипел и всей своей массой навалился на девушку, капая ей на спину потом и слюной.
Стержнева молча поднялась с дивана и стала одеваться, отвернувшись от начальника.
- Я чего позвал тебя, Стержнева...- сказал Волобуев, вытирая член вафельным полотенцем. - Переводим тебя на новый, ответственный участок работы. Партия оказывает тебе большое доверие, так что...
- Постараюсь оправдать, товарищ майор!
- Постараешься, постараешься... Происхождение у тебя подходящее. Работа очень ответственная, считай комсомольской путевкой!
- Служу трудовому народу!
- Вольно. Вот приказ о переводе. Ступай, Стержнева...

- Девушка, помогите! - Маша даже вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял и улыбался довольно симпатичный военный с тремя прямоугольниками в петлицах. - Спасайте, девушка! Только вы сможете спасти моего друга!
- Интересно, чем же я могу помочь командиру Красной Армии, а тем более его другу? - улыбнулась Маша.
- Позвольте представиться, полковник Васильев! Для вас - просто Виталий.
- Очень приятно, полковник Виталий! Маша.
- Маша, вы комсомолка? Тогда вы просто обязаны оказывать всяческую помощь и содействие родной Красной Армии а равно и командирам оной! Дело в том, что мой друг, геройский комбриг, категорически отказывается идти в темный зал кинотеатра в одиночестве. Боязнь темноты, вы не поверите!
- Что вы говорите! А где же сам геройский комбриг? Или у него боязнь не только темноты?
- Да вот он! Виктор! Да подойди же!
Высокий темноволосый военный подошел и представился:
- Виктор. Виктор Полянский. Зачем ты, Виталий? Девушка, наверное, спешит...
- Мария. - Маша протянула мужчине руку. - А я вовсе не спешу! С удовольствием сходила бы в кино. Сто лет не была! А что за фильм?
- "Семеро смелых" - Виталий подхватил Машу и Виктора под руки. - Идем, Маша? Я со спокойной душой оставляю вам Виктора, а мне пора - ждут! Виктор! Извините, Маша, что возьмешь - солдафон!
- Ладно, клоун! Беги, а то Ляля твоя уже заждалась - Виктор, смеясь, хлопнул друга по плечу. - Пойдемте, Маша.
После фильма они долго гуляли. Виктор оказался очень интересным рассказчиком, он все рассказывал, шутил. Маша смеялась и ей казалось, что знакомы они всю жизнь и понимают друг друга даже не с полуслова, нет! Они понимали дыхание, сердцебиение, движение глаз... И вся Москва, весь мир стали, вдруг, похожими на те, что видела она в кино. Ей хотелось танцевать, петь и смеяться, как Любовь Орлова, быть такой же красивой и счастливой! И пусть никогда не заканчивается это красивое кино, эта прекрасная сказка! Пусть всегда рядом будет он - ее Виктор!

- Гхух... Гхух... Как работа... Гхух... Стержнева?...
- Нормально... товарищ майор...
- Нормально?... Гхух... Попривыкла?...
- Работа... как работа...
- Правильно... Гхух... Кому-то надо... Гхух... Мы с тобой... Гхух... Стержнева... Солдаты ре... Гхух... Революции... Гхух... Карающие органы... Мееееееечччч!...
Волобуев потянулся за полотенцем.
- А как тебе коллектив, Стержнева? Присматриваешься?
- Так точно, присматриваюсь. - Стержнева взяла со стула форменную юбку.
- Присматривайся, присматривайся... Враг - он везде может окопаться. Везде, Стержнева! И наш с тобой долг! Каленым железом!
Майор достал "Казбек", помял мудштук папиросы.
- А ты молодец, Стержнева! Молодец... Не всякий мужик на твоем месте... Распустят сопли свои интеллигентские! Ничего, всех выведем на чистую воду! Всех!
Майор Волобуев прикурил папиросу и глубоко, с удовольствием затянулся.
- Как тебе, кстати, врач? Как его? Кошман, кажется?
- Так точно, Кошман. Написать по нему отчет? - Стержнева стояла перед столом майора уже по форме.
- Напиши, напиши... Ты, вот что, сержант. Наблюдай. Бывает, молодой какой, по глупости, сочувствует врагу, жалеет его, гадину. А это первый шаг к измене! И ты, как комсомолка, должна вовремя заметить, пресечь это!
- Я понимаю. Разрешите идти?
- Понимаешь... Иди, Стержнева.

Маша открыла глаза и сладко потянулась. Виктор стоял у окна и курил в открытую форточку.
- Витя, простудишься! Хватит курить. Сколько можно? Куришь и куришь! Что с тобой последнее время?
- Ничего, Марусь. - Виктор невесело улыбнулся. - Все в порядке. Старый становлюсь, наверное. Я ж - ровесник века! Тридцать восемь скоро, ни жены ни детей. Казармы, гарнизоны...
Виктор сел на кровать рядом с Марией.
- Ну, я же вижу! Неделями не заходишь, а придешь - куришь и куришь! И молчишь.
- Виталика арестовали... Позавчера...- Виктор потянулся за папиросами.
- Виталика? За что?! - ахнула Маша.
- Румынский шпион. Это Виталик-то! Да мы с ним еще с Гражданской! Я за него!... - Виктор в сердцах смял папиросу и бросил на пол.
- Но, если он не виноват, разберутся...
- Он не виноват, Маша!
- Значит отпустят!
- Маша, моя Машенька! Глупая! - Виктор обнял Марию за плечи. - Разве ты не видишь что творится? Тухачевский, Якир... Кто-то специально обезглавливает армию. А большая война не за горами! Кто будет воевать? Эти?!
- Витя, но Тухачевский - враг!
- Маша! - Виктор вскочил и нервно зашагал по комнате. - Враги не они! НКВД - вот где враги! Ежов! Ты не знаешь, Маша, что там творится... И, дай Бог, тебе этого не знать!
- А ты? А вдруг тебя...
- Нет... Нет, Маш. Я уже попадал туда. По доносу. Разобрались, отпустили. Я же счастливый - у меня две макушки, а это верный знак!
- Счастливый ты мой... Это я счастливая! Я тебя никому не отдам. Иди ко мне...
Виктор нежно обнял любимую.
- Я тоже тебя никому не отдам... Я ж тебя всю жизнь искал! Ты - особенная. Знаешь, я тебя с закрытыми глазами в толпе узнаю! Не смейся, правда. Ты пахнешь по-особенному. Молоком, степными травами и морем. И любовью...

- А, Стержнева! Заходи, заходи... Закрывай дверь. На ключ закрывай, говорю!
- Товарищ майор...
- Чего? Проходи, распрягайся... Что ты, как в первый раз? - майор Волобуев направился к дивану, на ходу расстегивая портупею.
- Товарищ майор, я не могу...
- Не понял? Временные что ль? Тьфу ты! Ну ничего... Давай тогда, как говориться, доклад в устной форме или задним числом! Хе-хе...
- Я не хочу...
- Что?! - майор подошел к Стержневой и жестко взял за плечо. - Что значит: "не хочу"? Не понял... Ты чего кочевряжишься, Стержнева?! Ты перед кем тут целку строишь? Ты где находишься?! Забыла?! Я тебе, сука, напомню! Я тебе так напомню! Ты у меня на коленях будешь ползать!! Ты сапоги мне лизать будешь, блядина! Думаешь, я про тебя не знаю?! Вон она, папочка! Кровавыми слезами умоешься, тварь!
- Да пошел, ты... Тронешь - сообщу командованию, как ты тут на диване доклады принимаешь! - и Стержнева направилась к выходу.
- Что?!! Ах ты... - остальное заглушил удар тяжелой звуконепроницаемой двери кабинета.

Три звонка. К ней. Он! Маша поспешила открыть дверь, пока не вылезли из своих комнат остальные любопытные обитатели коммуналки.
- А это я, Маш! - На пороге, с перевязанной веревками елкой, стоял улыбающийся Виктор. - Мне что, не рады?
- Витя! Тебе здесь рады все и всегда. И больше всех - я. Пойдем ко мне в комнату. Это что?
- Как что? Елка. Новый год скоро! Праздник! И встречать мы его будем... Вме-сте-е!
- Как здорово! Ты знаешь, я никогда не наряжала елку...
- Неужели? Ну, вот, теперь будем наряжать. Никогда не понимал, почему запретили елки... - Виктор освобождал ветви ели от веревок. - А запах какой! А? Это ж детство! Помнишь?
- Не помню. - Маша присела на стул. - Я ведь детдомовская. Отец еще в империалистическую погиб, мне года два было. А мать... Мать я тоже плохо помню. Ее... Петлюровцы...
- Маш... Ну, не плачь... Теперь у нас все будет хорошо! Смотри, что я еще принес. - Виктор достал небольшую коробку перевязанную синей лентой.
- Что это?
- Это новогодний подарок. Тебе. Только, чур, откроем вместе! В новогоднюю ночь. Идет? Сейчас мы с тобой установим елку, а завтра я прийду и мы с тобой вместе будем наряжать. Клеить гирлянды из бумаги, вырезать снежинки, я куплю елочных игрушек! Маша, это будет наш Новый год! В следующем году все будет хо-ро-шо!
Завтра он не пришел. Не пришел и послезавтра. Он не пришел больше никогда.

Стержнева сидела и чистила револьвер. Обычный рабочий день. 31 декабря. Все как всегда - конвойный приведет объект, поставит лицом к стене, потом выйдет из своей комнатки она, подойдет сзади и быстро выстрелит в затылок приговоренному. Врач Кошман констатирует смерть и все, жди новый объект. Все просто. Стержнева никогда не задумывалась, кто эти люди, за что она их убивает. Она просто выполняла свою работу, задание партии. Она даже старалась не думать о них, как о людях - "объекты"...
Зажглась красная лампа над столом. Сигнал к работе. Стержнева поднялась и вышла из комнаты. У стены, спиной к ней, стоял объект. Он стоял, пошатываясь, как многие до него, в гимнастерке комсостава, залитой кровью, с разбитой головой. Стержнева подошла вплотную и подняла наган. Вдруг, глаза ее увидели что-то, что заставило дрогнуть не знавшую до этого пощады руку. На голове, в запекшейся крови она увидела...
Две макушки! Те самые, которые она любила целовать, те, которые узнала бы из миллиона, через тысячу лет.
- Что ждешь, гад? Давай... - разбитыми губами произнес Виктор и вдруг, словно почувствовав что-то, он удивленно начал поворачивать голову в сторону Марии.
Пуля вошла в затылок и вышла чуть выше правого глаза. Тело рухнуло на пол и, внезапно, Марию стошнило прямо на него, голова закружилась, Стержнева упала на кафельный пол, рядом с трупом.
- На-ка, нюхни нашатыря, голубушка... Неприятно, да...
Мария открыла глаза. Напротив, в белом халате сидел Кошман и совал ей под нос ватку с нашатырем.
- Ну, вот... Славненько. Ты вот что, Стержнева... Похоже, ты беременна, матушка. Да-с... Меня, старого коновала, не проведешь. Так что, поздравляю!

Мария вошла в себе и села на кровать. Оглядела небольшую комнату, украшеную по-новогоднему, елку с игрушками, потом зачем-то разделась догола. Достала коробочку с синей лентой, положила на стол, рядом положила револьвер. Села к столу и медленно открыла подарок. Среди белоснежной ваты, лежало колечко с синим камушком и новогодняя открытка.
"С Новым годом, любимая! Ты - самое дорогое, что есть у меня в жизни. Хочу, чтобы мы всегда были вместе. Будь моей женой! Я люблю тебя! Твой Виктор."
- Я тоже... Я люблю тебя... - Маша сидела с револьвером в руке и счастливо улыбалась, а слезы ручьями текли по лицу. Она стала водить револьвером по телу, словно это была не холодная сталь а он, ее любимый. Маша вставляла ствол нагана себе между ног, не чувствуя боли, стараясь засунуть поглубже. Потом поднесла ствол к лицу, улыбаясь посмотрела на него и вдруг истерически захохотала:
- Стержень... Пролетарский стержень!
Мария облизнула вороненный ствол, вставила его себе в рот и нажала на курок.
Кровь, вперемешку с мозгами, красно-серой кляксой забрызгала простенький настенный коврик с оленями и испачкала прикрепленную к нему булавками надпись, сделанную из разноцветной бумаги:
" С НОВЫМ 1938 ГОДОМ!"