Немец : Кокон. Глава 2

Начало тут
http://www.litprom.ru/text.phtml?storycode=28473

2.

Предложение Алены выглядело многообещающе. Не то, чтобы я искренне надеялся на радость любовных утех в ее объятиях (а как сладко все-таки выйти за пределы общественной морали, ведь жена друга — почти сестра, и секс с нею немного смахивает на инцест, не так ли?), но ее намеки и двузначность ситуации манили меня, и я шел на них, как кабель на запах потекшей сучки. Жизнь, по которой я семенил бродячим псом, была собачей в прошлом, являлась такой в настоящем, и не было никакой надежды, что назавтра она изменится. Это было простое существование, может быть даже примитивное, но оно вполне меня удовлетворяло, — я не тяготел к сложности.
Без всякого анализа ситуации я дал затянуть себя в ловушку. В общем, мотивация была мощная, и в тот вечер я не открыл дверь собутыльникам, а на следующее утро, проснувшись удивительно трезвым, перестирал шмотье, навел в квартире порядок, посетил салон, где мою голову избавили от лишних волос, вечером выгладил брюки и рубашку, и до блеска надраил обувь. На следующее утро, выбритый, расчесанный и сияющий, как новая монета, я, уверенный, что на работу меня не возьмут, а с Аленой случится… флирт, я отправился в лицей.
На дворе стоял лучистый август, стая собак праздновала собачью свадьбу, то есть пять кабелей со скулежом нетерпения ждали своей очереди, пока самый главный, здоровенный мохнатый волкодав, трахал понурую самку («извращенное какое-то у собак представление о семье», — подумалось мне), мир благоухал негой и пороком, я широким шагом торопился в лицей, улыбался, представляя себя с Аленкой в обнимку на мягком ковре густой и душистой травы… К лицею я подошел испытывая дикую эрекцию. Пришлось засунуть руку в карман и придержать парня, чтобы не так агрессивно рвался наружу.
Аленке я предварительно позвонил, так что она ждала меня у входа. Дала чмокнуть себя в щеку, потом отстранилась, рассмотрела с ног до головы, на секунду задержала взгляд на паху (что поделать, такое не скрыть полностью), тяжело вздохнула, сделала ввод:
— Внутри, конечно, полная гниль, но выглядишь совсем неплохо. Мешки под глазами только портят картину.
Я почувствовал, что член уже держать не требуется, он сам как-то вдруг обиделся и поник.
— Аленочка, я запишусь в тренажерный зал, верну коже эластичность и здоровый цвет. Подай только знак, и я горы сверну!
— В это очень хотелось бы верить, — с улыбкой надежды сказала эта интриганка, и я почувствовал мощный импульс эти обещания претворить в жизнь.
— Пошли, тебя ждут, — бесцеремонно оборвала Алена мои высокие устремления, резко развернулась и порывисто направилась внутрь. Я пошел следом.
Директрисой оказалась сухопарая женщина лет пятидесяти. Стальной взгляд поверх узких очков, острый нос, морщины вокруг губ и чудовищное синее платье, смахивающее на сюртук — консерватизм, как он есть. Ростом директриса доходила мне до подбородка, но это ей нисколько не мешало, она все равно смотрела на меня сверху вниз (каким бы каламбуром это не звучало). Весь ее вид просто кричал о высеченной в камне жизненной позиции и железной воле. Кокон, в котором пряталась Инна Марковна (так ее звали), имел толщину в два метра и двадцать сантиметров, и хотя был абсолютно прозрачен, я не сомневался насчет его прочности. Я сделал еще один маленький шаг ей навстречу, и она инстинктивно отступила на такое же расстояние.
Директриса выдержала паузу, нагнетая напряжение, затем сказала, и голос ее был строг и окончателен, как приговор об отчислении:
— Павел Витальевич. Что заставило вас сменить профессиональную направленность?
О том, что это вопрос, я догадался, в интонации вопроса не чувствовалось. К тому же, я не очень понял, о чем именно она спросила, но с ответом нашелся быстро:
— Жизнь. Она всегда делает повороты в самых непредсказуемых местах.
Видно, ответ ей понравился. Некоторое время она изучала меня сквозь узкие прямоугольники очков. Наконец, морщины вокруг рта разъехались, а губы шевельнулись, обозначив следующий вопрос:
— Ваше образование?
— Радиоинженер-конструктор-технолог, — отрапортовал я, и хотел добавить «мэм», но сдержался.
— Это не очень то связано с информатикой, — ровно заметила она.
— В этой жизни вообще мало чего связано, — я пожал плечами. Меня не брали на работу, я на это и не рассчитывал, так что я был открыт для легкого диспута. — Вы позволите мне сесть, или наш диалог будет коротким?
— Присаживайтесь, — разрешила она, подождала, пока я сяду, затем и сама опустилась в кресло, сложила руки на столешнице в замок, снова обратила на меня пристальный взор. — Алена Игоревна рекомендовала вас, как хорошего специалиста.
— Достаточно хорошо я знаю три языка программирования. Надо будет, разберусь и в остальных, – зачем-то похвастался я, хотя делать этого не собирался.
— Вы когда-нибудь преподавали? Вы представляете себе, что такое пятнадцатилетняя молодежь?
— Нет, я с детства терпеть не мог учителей. Они такие зануды! А молодежь… что тут представлять? Такие же придурки, жаждущие самоутверждения, какими и мы в свое время были. Одна сплошная эрек… то есть, энергия и никакой идеи.
И тут Инна Марковна понимающе улыбнулась, так, словно именно эти слова и хотела услышать. Эта неожиданная улыбка на непроницаемом лице выглядела странно, и даже неестественно. Я насторожился.
— А у вас есть идея, Павел? — все еще улыбаясь, спросила директриса.
— Вряд ли. Я овощ, выращенный в социалистическом огороде, хотя всегда рвался превратиться в оппозиционный фрукт. Не буду утверждать, что мне это удалось. Революции уничтожают массы, мне же пока что успешно удается уничтожать только себя. Дайте мне возможность, и я уничтожу всех подростков, которые попадут в поле моего влияния.
— Вы неплохо выглядите для уничтоженного.
— Трупы разлагаются не сиюминутно.
— Но ведь для уничтожения нужен инструмент. Чем вы будете пользоваться?
— Знанием. Я знаю, что они идиоты, и сделаю все, чтобы они это узнали тоже.
Инна Марковна теперь смотрела на меня задумчиво. Какой процесс обработки нулей и единиц шел в ее голове, мне было неведомо, но спустя минуту она сказала:
— У вас мало времени на подготовку, Павел. Занятия начнутся через две недели, но я уверенна, что вы справитесь.
Я был ошеломлен. Меня приняли. На работу. В лицей. Учить информатике. Подростков!..
Ситуация казалась невозможной, но она происходила. Две недели назад я полагал, что акт принятия меня на должность преподавателя заблокирован вселенскими силами, ибо по своей сути противоречит основам мироздания, которые, как известно, в своей природе благи, созидательны. История моего существования всецело складывалась из актов разрушения, без малейших намеков на позитивизм, или, тем более, добродетель. И вот я принят на работу учителем, а мир существует себе так, как существовал и раньше. Апокалипсиса не случилось, рагнарек отменили, и я, как невостребованная валькирия, метался над полем брани, где никто не погиб. Бревно моего «Я» на полной скорости врезалось в берег, о существовании которого я раньше и не подозревал. Это было непостижимо.
Из кабинета директрисы я выходил на ватных ногах.
Алена ждала меня в коридоре. У нее было черное как сажа каре, и пронзительные сине-зеленые глаза. Ох, и хороша, чертовка!.. Она пристально смотрела мне в глаза и ехидно улыбалась.
«Сучка, когда-нибудь я тебя изнасилую», — это единственное, что родил мой обескураженный мозг.
— Как все прошло? — голосом невинного ангела осведомилась она.
— Я принят на вашу ебаную работу… Господи, помоги мне…
— Я и не сомневалась. Инна Марковна тяготеет к мудакам. Очевидно, ее прошлое полностью из них и состоит. Бедная женщина.
И все это она проговорила с легким садистским наслаждением, понимая, что я уже попал, и теперь, словно дрессированный песик, буду делать сальто по первому требованию дрессировщика. Ну почему женщины так вероломны!..
Алена покинула меня, удаляясь по коридору, словно испанский фрегат времен Христофора Колумба, покачивая бедрами на каждой волне… то есть при каждом шаге. Нет, не ее сексуальность притягивала меня, но та власть, которую Алена надо мной имела. Глядя ей в спину, я вдруг понял, что женщины могут быть сильнее меня. Даже не так, я понял, что есть женщины, которым что-то внутри меня жаждет подчиняться. Это было странное открытие, потому что даже моя бывшая жена надо мной никакой власти не имела, хотя целых три года я надеялся, что люблю ее. Впрочем, может быть в этом и заключается смысл — дать женщине над собой власть и посмотреть, что она с тобой сделает… Скорее всего, просто уничтожит. Но чем такой конец хуже любого другого? А что такое, в конце концов, любовь? Одних женщин мы хотим сейчас, чтобы на завтра о них забыть, других хотим постоянно, и именно это называем любовью. Но это же чушь! На самом деле любовь!.. Любовь…
В тот момент я так и не сделал никаких грандиозных открытий на этот счет. Я просто стоял, смотрел, смотрел, и смотрел… а Алена уплывала по коридору (конечно же, чувствуя мой пристальный взгляд), и я понимал, что влип в серьезную, неприятную и, скорее всего, затяжную историю. Такую, которую на Украине называют «халэпа». В общем, это было уже не смешно.