Саша Штирлиц : ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ ИСТОРИЯ... (репостЪ) всё название чота не уместилось.

Душераздирающая в своей бесконечной правдивости история трогательно-неуклюжей привязанности.

Перед Вами душераздирающая в своей бесконечной правдивости история трогательно-неуклюжей привязанности одного довольно известного ленинградского актёра театра и кино. Человека, на тот момент, уже в возрасте, но ещё не лишённого живости души. И чистого сердцем.

Обязательства, коими мы связаны, не позволяют открыть его подлинное имя. Станемте называть его, скажем, Борисом Валентиновичем. Хотя сам «ныне наречённый», наверняка, запротестовал бы сейчас, стал бы махать своими пухлыми короткими ручёнками в лёгкой шерстИ, «как бы защищаясь, как бы защищаясь». Терпеть он не мог это имя. Всю ли жизнь не мог или на тот момент, когда был «в возрасте», нам не ведомо, а сам он уже не расскажет.

Актёры, как дети! Большие дети, избалованные всеобщим вниманием, и из этого самого внимания вылепляющие себе подобие ракушки, улиточного домика. В этой скорлупке они прячут от публики свою нежную, по-актёрски обнажённую суть и легко ранимую душу. Если, конечно, у актёра есть душа. У Бориса Валентиновича душа была. И его вштырило.

Девушку звали Галя. Было ей что-то около двадцати пяти. Служила Галя гримёром на Мосфильме. К слову сказать, гримёром она была потомственным, в третьем поколении. Ещё бабушка её, Царствие небесное старушке, пользовала, саму Веру Холодную. В семье по сю пору, как драгоценная реликвия, хранилась массивная серебряная брошь в стиле модерн – подарок актрисы. Галина матушка, подай, Господь, здоровья, была на короткой ноге с Целиховской, дружила с Пашковой. Говорят, что влюблён в неё был сам Абрикосов, а Гриценко, так тот, просто, натуральным образом, ухлёстывал.

Сама Галя закончила с отличием в своё время ТХТУ( а не какие-то там дурацкие пятимесячные курсы для неудачников) по специальности художник-гримёр-постижор. Была ценима, как крепкий профессионал в своей области и незаменимый специалист. А это очень важно для любого человека, а тем паче, для молодой симпатичной зеленоглазой девушки. Придаёт, знаете ли, самодостаточности и спокойствия душевного. Галя излучала позитив и являла собой некий островок покоя в, окружавшем её, безбрежном океане непризнанности и ущемлённого самолюбия.

Первая встреча их состоялась в конце сентября. Борис Валентинович был приглашён в Москву (после долгого, надо сказать, перерыва) на съёмки детской сказки. Играть он должен был злодея. Не Кащея Бессмертного, но какую-то схожую пакость, сморщенную и отталкивающую. Для придания Борису Валентиновичу необходимой сморщенности, Галя колдовала над ним по полтора часа кряду. Накладывала слои гуммоза, клеила брови, бородёнку и клочкообразный зелёный парик. Наносила кистью сандарачный клей на лысину. Обмахивала излишки пудры специальной кроличьей лапкой. Да-да, именно кроличьей лапкой, а не каким-то там дурацким спонжиком. Если когда-нибудь Судьба закинет Вас в кресло гримёра-постижора, и Вас станут обмахивать от излишков пудры кроличьей лапкой, знайте, что Вы в надёжных руках истинного профессионала.

Полтора часа неподвижного сидения в кресле – это много. Это многовато даже для молодых и спортивных. Но Борису Валентиновичу было не в тягость. В продолжении всех этих волшебных полутора часов Галины тонкие пальцы касались его щёк, шеи и лба, вылепливали бородавки и складчатую дрянь. Её крупный бюст парил справа от его лица. Дыхание было чисто, как весеннее утро. Почти не разговаривали. Слова только испортили бы всё.

Съёмочный процесс близился к завершению. Однажды Борис Валентинович решился поцеловать Галину руку, чтобы тем самым выразить восхищение её профессионализмом. Ещё бы, вдумайтесь, каких-то 90 минут манипуляций, и из трюмо на Вас, вместо интеллигентного шестидесятилетнего петербуржца, смотрит эдакая зелёноволосая бородавчатая мразь. От неожиданности Галя обронила баночку с пудрой. Прямо Борису Валентиновичу на брюки. Если когда-нибудь Судьбе будет угодно изгадить Вам брюки театральной пудрой, упаси Вас Господь, пытаться смахнуть пудру руками, тряпкой или салфеткой!
Только сдуть! Иначе въестся - и пиздец. Галя была профессионал. В третьем, напомним, поколении. Она решительно пресекла попытки Бориса Валентиновича самостоятельно отчистить реквизит, встала на колени рядом с креслом и в несколько приёмов энергично сдула с причинного места кинозвезды горку цветной пыли…

-Галина! – преодолевая природную конфузливость, промолвил Борис Валентинович – А почему бы нам, в самом деле, не сходить куда-нибудь погулять, скажем, в парк в эти выходные? В субботу на площадке короткий день, съёмки практически закончены и мы бы могли…

Галя согласилась, как-то, даже, подозрительно быстро. К слову, ничего дурного Борис Валентинович и не предлагал.
***********************************************************
Свет! Мотор! Камера!
«Душераздирающая в своей бесконечной правдивости история трогательно-неуклюжей привязанности…»
Дубль рас!!!

С погодой повезло. Было прохладно, но повезло. Измайловский парк встретил Бориса Валентиновича и Галю солнцем, ветром и налетающими облачками колючей пыли. Толпы разночинной галдящей публики, откровенно говоря, мешали. Не хватало камерности.
- А не заморить ли нам червячка?
- Червячка???
-Да, червячка. Может быть Вы голодны? Я бы, честно говоря, уже что-нибудь съел. Вот, по-моему, довольно уютное местечко…

Ветерок перекатывал одноразовые стаканы. Смердел мангал. Молодые люди за соседним столиком как-то уж через чур явно рассматривали Бориса Валентиновича и его спутницу. И это было всё, что угодно, кроме узнавания в Борисе Валентиновиче известного деятеля театра и кино. Наконец принесли мясо. Кетчуп. И что-то из овощей. Какие-то, кажется, помидоры... Пить было решено пиво. Обстановка не располагала. Беседа не клеилась. Раздражал дефицит бумажных салфеток.

Лодки! !! Конечно!

Память неожиданно высветила образы далёкой послевоенной юности и голоштанного студенчества: лодка, блики солнца на мелкой ряби воды, белоснежная рубашка, чьи-то загорелые коленки, мощные взмахи вёсел, заливистый девичий смех…
Он понял, как спасти этот романтический, уже, пожалуй, что, вечер. Подальше от всех. На середину пруда. Пусть только они, вода и сентябрьское закатное солнце. Прочь от этих вульгарных молодых людей за соседним столиком, от этих нелюбезных кавказцев в несвежих передниках, от этих толп! Лодки!

-Лодок нет.
-Как?! А что же есть?
-Водные велосипеды.
-Вот, этот катамаранчик?!
-Вот этот катамаранчик.
-Давайте!

Неприлично хлюпая лопастями «Корабль Любви» отошёл от пристани и взял курс к дальнему краю водоёма. К заветным зарослям худосочного, наверно-таки, камыша. Долгожданная заводь встретила влюблённых тенью, спокойной гладью воды и спасительной тишиной.

-Как Вы считаете, Галя, русские народные сказки!... Интересны ли они современному юному зрителю? (Чёрт! Не то!)… А, как Вам, Галя, показалась задумка режиссёра, в части решения им таких задач, как… (Да, что же это я?!!!)… А, как Вам понравилась, Галя, эта дикая история с костюмами… (Да, ёбаный ты, честное благородное слово, в рот!!!)…

…«Иногда болота издают очень странные звуки…». «Нет, это был голос живого существа!». ..
Живот Бориса Валентиновича был, несомненно, живым существом. И Он издал жалостливый, полный муки и страдания звук…

ПРОКЛЯТЫЕ ПОМИДОРЫ!!! Проклятая свинина! Проклятые кавказцы в несвежих передниках! БЛЯТЬ!!! Положение становилось катастрофическим.

-Галя! Я никогда не рассказывал Вам, что занимаюсь моржеванием? Это закаливание! – говорил Борис Валентинович, поспешно стягивая с себя ботинки, пиджак и рубашку. Катамаранчик тревожно кренился. Галя хранила молчание, глаза её были полны неподдельного ужаса. Происходящее было слишком стремительным, местами молниеносным.
-Борис Валентинович, голубчик! Вы же простудитесь!
-Чепуха!!! – взвизгнул новоиспечённый адепт Детки, уже в падении бросая Гале свои горчичного цвета брюки из тонкого вельвета.

Оказалось, на удивление, неглубоко. Где-то по грудь. Сердце зашлось, дыхание остановилось. Ноги по колено погрузились в ледяной склизкий ил. (СРАТЬ! Немедленно срать! Отыграть! Отыграть момент моржевания! Ты же Артист, тряпка!) - Ох! Хорошо!!! Хорошо!!!– ( Холодно. Как же холодно! Ебаные моржи! Ёбаный Порфирий Иванов! ЁБАНЫЕ ПОМИДОРЫ!)

Гавно, разумеется всплыло. Рыжие хлопья приятно оживили чёрные клубы измайловского ила,
потревоженного Борисом Валентиновичем. Шок и трепет! До берега было метров сорок. Он шёл, не оборачиваясь, держа над головой нехитрые пожитки в сторону чахлых, наверно-таки, камышей. За Ним турбулентно клубилась чернота. Онемевшая от всего увиденного, вслед Ему смотрела Галя.
***************************************************************

Свет! Мотор! Камера!
«Душераздирающая в своей бесконечной правдивости история трогательно-неуклюжей привязанности…»
Дубль два!!!

Наступил март. Худшей зимы Борис Валентинович не помнил. Воспоминание о сентябрьском «приключении» томило и мучило. Он бежал, позорно бежал. Несколько раз пытался написать Гале, объясниться. О том, чтобы позвонить не могло быть и речи. Он просто умрёт с телефонной трубкой в руках, как только услышит Её голос. В ту же секунду умрёт.

Тем временем, пришло приглашение из Москвы. Пора было ехать на «озвучку». Обстоятельства сами вели его в Этот город, Туда, к Ней. Будь, что будет. Он решил довериться Судьбе. По приезде Борис Валентинович очень быстро убедился, что «измайловский конфуз» остался между ним и Галей. Никто ничего не знал и, даже, не догадывался. С другой стороны, их взаимное влечение не осталось незамеченным. Общие знакомые охотно и, даже, без встречных вопросов со стороны самого актёра рассказывали, что, мол, Ваша-то здесь…, дааа, видали-с… И он решился. Позвонить.

-Борис Валентинович! Дорогой! Куда же Вы пропали?... Да перестаньте! Ну, Вы же взрослый человек! Ну, неужели бы я не поняла? Подумаешь… Взяли бы да и сказали, что нужно в туалет. Вы прямо, как ребёнок! …Встретиться? Конечно же, да!... Во сколько?...
Метро «Арбатская»?... У «Художественного»?... Обязательно!

Какое же это восхитительное чувство! Влюблённости! Весны! Как он любил сейчас этот город! Этот Март! Эту замотанную в шаль продавщицу цветов!
-Все. Давайте все! Не надо сдачи. С наступающим Вас!

Они шли весенней Москвой. Бульварами, старыми переулками Арбата. Звенел капелью Март. Воздух был напоён предчувствием счастья. Рядом шла Галя. Его Галя! Мир был прекрасен.

- Галя! Вы уже видели рабочий материал? И, как Вам? На мой скромный взгляд, монтаж совершенно убил всю идею. Вам не кажется? Нет?!... Я думаю, что последний раз снимаюсь у N… Это не мой режиссер. Впрочем, о чём я? Ведь эта картина помогла нам встретиться!...

Постепенно Борис Валентинович начал ощущать лёгкое беспокойство. Захотелось по-маленькому.
Проклятье! Только не это. Просто какое-то дежавю. Решительно невозможно было сейчас, вот так, вот запросто отпроситься в туалет. Слишком свежа и глубока была ещё душевная рана… Решение пришло само собой. Парадное! Конечно! Час поздний, кто заметит?

-Галя! Как это славно, что мы свернули именно в этот переулок. Здесь, в этом доме проживает один небезызвестный театральный критик. У меня к нему письмо от коллег – Борис Валентинович отыграл судорожную попытку достать письмо из внутреннего кармана пальто – Я не стану заходить к нему, тем более, что час уже поздний, просто опущу письмо в почтовый ящик. Это дело одной минуты. Ждите меня здесь!

Проехала машина… Проковылял бомж… Мимо проследовала шумная компания подвыпивших подростков…
Галя чувствовала себя ужасно неуютно одна в ночи с букетом цветов в этом мрачном месте. Ничего дурного не будет, если она зайдёт в подъезд, тем более, что прошло уже больше минуты.

-Пидарас в шляпе, блять! Гандон очкастый! Весь подъезд, суки, зассали уже! – в углу у почтовых ящиков огромная зловещего вида старуха лупила авоськой по спине её Бориса Валентиновича, а тот, не в силах остановить «процесс», только дёргался болезненно и разбрызгивал «накопившееся» себе на ботинки и, частично, на полы дорогого кашемирового пальто.

Глаза их встретились…
******************************************************************
Свет! Мотор! Камера!
«Душераздирающая в своей бесконечной правдивости история трогательно-неуклюжей привязанности…»
Дубль три!!!

Весна, всё лето и начало осени были чудовищны. Борис Валентинович много пил. Осунулся. И без того человек довольно замкнутый, стал совершенно нелюдим. Худ и землист лицом. На звонки не отвечал. На службу не ходил, сказывался больным. И хуже всего были, даже, не неловкость, не стыд, который выжигал его изнутри. Нет, мучительнее всего было ощущение безвозвратной потери. Галя! Он не мог убрать её из своего сердца. Никак не мог.

Наступил октябрь, близилось время премьеры. Он поедет. Он сумеет объясниться. В конце концов, что может быть важнее чувства, которое не давало ему дышать? Галя занимала всё пространство его души. Галя стала Альфой и Омегой его существования. Галя была сейчас - сама Жизнь. Без Гали ничего не могло быть! Он поедет! Он разыщет!

Поезд плёлся слишком медленно. Эти долгие шесть ночных часов в пути… Сон не шёл. Борис Валентинович много курил (да он вновь закурил после почти двадцатилетнего перерыва) и смотрел в ночь. И чем ближе приближался наш герой к конечной цели своего путешествия, тем больше крепла в нём радостная уверенность, что Всё будет у них хорошо. Он ещё далеко не старый мужчина. Разница в возрасте не столь значительна. Ему симпатизируют, может быть, даже больше, чем просто симпатизируют. Он сделает Гале предложение! Да! Впервые за много месяцев, улыбка озарила его лицо. Борис дёрнул вниз оконную раму. Ночной воздух ударил в лицо ледяной пьянящей волной…

Дом Киноактёра был полон. Знакомые лица. Поздравления. Цветы. Радостная толкотня.
Премьера прошла на ура!!!

Он увидел Её сразу. В толпе. Слева от гардероба. Галя стояла у колонны в тёмно-красной бархатной паре. Короткая чуть выше колен юбка, белая шёлковая блузка, открывающая изящную линию шеи. Эти глаза! Эти волосы! Эта нежная девичья грудь! Ещё секунда!…

-Борис Валентинович!!!
-ГАЛЯ!!!!!!!!!!!!!! - сколько было в этом возгласе надежды, боли, мучительных раздумий, отчаяния долгих бессонных ночей, решимости и затаённой страсти!

Большая зелёная сопля предательски вырвалась из пересохшего горла Бориса Валентиновича, и повисла наискось на лацкане Галиного бархатного пиджачка чуть повыше старинной бабушкиной брошки…

***********************************************************
© Саша Штирлиц