Саша Штирлиц : ГАРУШ И МИРУШ...(Светлой памяти Самуила Корнеевича Барто) репост

Обосрались все...
Обосрались рядовые и сержантский состав. Поносило связистов. В муках изнемогал кодировщик. Обосрались грузины в каптёрках, армяне в сапожной мастерской и казахи из мат.обеспечения. Оказалась парализована работа складов ГСМ. Встала тяжёлая техника. Замерли грейдеры, экскаваторы и катки. Остановился асфальтобетонный завод. Усрались писаря, хлеборезы и сан. инструктор.
Август выжег траву и превратил орловский серый суглинок в камень. Солнце, пыль и дизентерия. Часть была "объявлена в карантин". Раскалённый ветер носил между палатками бумажки и мелкий мусор. В палатках на двухъярусных железных койках лежали военные-строители. Целый батальон военных-строителей. Без малого четыре сотни измождённых поносом человек, не считая офицеров и прапорщиков. Этим тоже было приказано расположение части не покидать. Срать по месту службы. В командирских палатках метались в дизентерийном бреду комбат подполковник Богатыренко и начштаба подполковник Егоров, поносил зампотылу антисемит майор Черненко, жидко гадил зампотех молдаванин майор Куку, лихорадочно дрочил капитан Гобунов.
Батальон штормило уже вторую неделю. В городской и областной госпитали получилось отправить только человек 40, особенно тяжёлых.
А дней пять назад специальная комиссия СЭС, взяв пробы "воды и воздуха", не нашла ничего лучше, как обрезать водопровод. Теперь единственным источником питьевой воды стала приезжающая два раза в день из города полуторотоннная водовозка. С её прибытием 1-й батальон Отдельной Дорожно-Строительной бригады оживал. К столовой начинали подтягиваться "бойцы". Кто в нижнем белье, кто замотанный в одеяло, кто во что горазд... В одной руке котелок, в другой газета. Но не для того, чтобы почитать. К водовозке выстраивался длиннющий «хвост». То и дело по одному или мелкими группами люди срывались с места и характерной трусцой семенили в сторону единственного сортира - это было самое капитальное, похожее на толстостенный ДОТ сооружение в части. Он, пара-тройка кирпичных складов, да ещё небольшой песочного цвета изящный флигель с пилонами и облупившимся фронтоном, приспособленный под батальонную кухню, напоминали о находившейся здесь некогда Орловской Городской Выставке Народного Хозяйства. Найти туалет не составляло большого труда: со всех направлений к нему, как муравьиные тропы сходились "пунктиры" неудавшихся попыток дойти. В радиусе метров 50-и от точки назначения "пунктиры" сливались в одно большое Пятно.
Другая Тропа уходила мимо штабной палатки, через плац в сторону лесополосы.
Гаруш не выдержал первый. Когда до водовозки оставалось уже человек 10-12, в животе раздался звонок. И, что характерно, сразу третий, предлагающий незамедлительно занять свои места.
- Мируш, ара! - сказал Гаруш - Щас обосрусь. Не могу больше. Подержи, прошу, мой котелок.
Огромный, почти двухметрового роста, весь в чёрной шерсти, Гаруш "шаркающей кавалерийской походкой" потрусил по маршруту № 1, в сторону ДОТа. Мируш остался стоять под палящим солнцем с двумя котелками, газетой и нарождающимся чувством тревоги в известном месте по известному поводу. Маленький - метр сорок с небольшим, в громадных сапогах. И такой же чёрный и «шерстяной», как Гаруш. Создавалось впечатление, что они очень разные близнецы, а, может, один другого родил… или выкакал...
Оба были из Нагорного Карабаха. Мируш из Степанакерта, Гаруш из Шуши. Дома было тревожно. Родные писали разное...
Из задумчивости Мируша вывел резкий болезненный толчок в бок
- Э, ара, я срать отходил, да. Что ты смотришь, э? Дай встать, не трись тут. Не прижимайся, слыщищь! И так жарко, сука! - Гийя Мириамидзе, смотрел на Мируша сверху вниз. Его чёрные пустые глаза не предвещали ничего хорошего. До Воды оставалось человека три.
- Биджо, иди ты нахуй! Я здесь... – закончить мысль не получилось… Искры из глаз, медный привкус, даже не во рту, а где-то уже совсем глубоко внутри головы. Второй удар пришёлся в живот. В себя Мируш пришёл через минуту, может меньше. Он лежал на правом боку. Голова гудела. Брюки сзади набухли и неприятно липли к ляжкам…

Солнце отработало по полной и скрылось за одичавшим яблоневым садом позади части. Ночь не принесла облегчения. За лесополосой жила своей жизнью Московская трасса, грохотали фуры. От деревьев тянуло дубовым веником. Лёгкий ветерок перемешивал сладковатый аромат ночи со стойким запахом говна и бензина.
Между палатками неслышно пробирались двое. Один был огромный, метра под два, на его голом торсе угадывалась густая шерсть, белели глаза. Второй был маленький, в огромных сапогах. Было в них что-то очень схожее – то ли очень разные близнецы, то ли один другого выкакал.
Дневального не было. Вторая рота спала. Полог палатки был распахнут настежь. За ним прозрачная темнота ночи переходила в почти осязаемый мрак. Они зашли вместе. Койка Мириамидзе располагалась в дальнем конце палатки возле одного из восьми небольших окон. В последний момент Мируш решил обойтись без ножа. Гаруш осторожно, чтобы не шуметь, снял дужку с верхней койки...
Глаза привыкли к темноте. Гийя лежал на левом боку лицом к Мирушу...
Удара не получилось. Помешала верхняя койка. Дужка задела за неё. Вместо виска торец трубы ударил вскользь, по брови и срезал кожу со лба...

Утро нагнало тучи. К обеду пошёл дождь. Не высыхающая до конца даже в самую сильную сушь огромная лужа между «варочным цехом» и сколоченными на другом её берегу навесами, призванными изображать столовую, росла на глазах. Дождевые потоки весело несли в неё итог двухнедельной "работы" почти четырёх сотен военных-строителей.
Столовую и варочную соединяла Тропа из бетонных плит. Плиты топорщились, на манер ледяных торосов, то одним своим краем, то другим уходя в размокший серый орловский суглинок. Три дня...Трёх дней непрерывного дождя хватало, чтобы из камня эта земля превратилась в трясину. "Дорога жизни" периодически обновлялась, перестелалась поверх прежнего новым слоем плит, благо недостатка в них не было. По Тропе бежали два узбека с громадным алюминиевым котлом. Их Х.Б. было просалено до черноты и напоминало кожу. Ширины дорожки им явно не хватало. Котёл был тяжёлым. Болото по обеим сторонам глубоким.
- Ссс`алат! Кому ссс`алат?!!! - закричали поварята, преодолев смертельно опасный участок.
Мне подумалось, что салат – это, возможно, то, что мне нужно сейчас. Молодой организм понемногу выходил из штопора, преодолевая недуг.
- Давай мне!...
Огромным, размером с половину себя, алюминиевым половником узбек, не без усилия, что-то зачерпнул в котле. Через секунду ко мне в котелок с каменным погромыхиванием высыпались пять или шесть кругляшей кормовой моркови в оранжевом масле.
Дождь перестал. По дальнему берегу лужи шли грузины. Гийи среди них не было. Его шили где-то в городе. Впереди шёл Сосо Татарашвили. Все прекрасно знали, Что он прячет за голенищем. Вообще ремонтный взвод уже давным-давно проебал всю легированную сталь и запас рессорных пластин. Грузины шли в сапожную мастерскую. Не для того, чтобы чинить что-то из обуви. Скорее наоборот.
Рассказывают, что армяне долго не открывали, но спустя минут сорок в небольшую щель вытолкнули Мируша, успев сказать:
-Только не убивайте. Убьёте, скажите, где лежит.

Мируш остался жив. И даже уехал домой немного раньше, чем расчитывал.

Прошло около недели. Замполит майор Рыжков задержался в городском госпитале много дольше остальных. Политинформацию вёл зампотылу антисемит майор Черненко. Непосредственно в столовой. Дизентерия сказалась на нём благотворно - он похудел килограммов на 12, помолодел и посвежел.
- Вот в Грузии сейчас - кричал он зычно - турки с месхетинцами режутся. Чего им делить?!!!...

*********************************************************
20.01.09 Саша Штирлиц ©