Антоновский : Радиохед ( Репост)

Ему едва исполнилось 29 лет, 6 из которых он не был на районе.
К пасмурным 11 утра, пробки уже закончились, сонно плыли по проспекту троллейбусы, бабушки то ли торговали чем то, то ли торговались, а меж них резво проскакивали на роликах школьники, прогуливающие занятия.

Радиохед отошёл с остановки, на которой, дожидались маршрутки две яркие студентки и всё не решался пойти дальше. Он бессмысленно смотрел на троллейбусные провода, две параллели на которых сидели воробьи, и думал, что раньше никогда не замечал, что воробьи могут вот так вот сидеть – их же укачивает!

Эта способность наивно удивляться при хватком и цепком уме – была самой заметной деталью в характере Радиохеда. Он был финансовым аналитиком, последние 6 лет жил в Лондоне, где сколотил достаточно неплохой капитал для своего возраста, во многом благодаря – вот этой парадоксальности мышления, детской наивности при логически-верном компьютерном, моментально просчитывающем многие варианты сознание.

Он знал – что сейчас жена, уже сообщила в Скотланд-Ярд о его пропаже. Пролепетала сквозь слёзы его фамилию имя отчество, которые тут, в спальном районе посередине которого он стоял, сейчас остались лишь в классных журналах пылящихся в подвалах школы неподалёку, да в изорванных ведомостях деканата также близкого Политеха.

А если кто-то и узнает его здесь и сейчас – то расплывётся в благодушной улыбке, и не вспоминая фамилии – назовёт его дворовой кличкой намертво пристегнутой к нему в этих широтах восточней Гринвича – Радиохед.

Кроссовки едва заметно отрывали от земли, создавая ощущение не ходьбы – но низкого аэропланового полёта, в голове будто щелкал и улыбался подзабытый автопилот дороги к дому. Да и сам Радиохед нёс дерганого, трогательного червячка улыбки – возвращения домой.

В тени деревьев, особнячком, стояла всё та же стекляшка, бело-зеленая, куда 14 лет назад бегали со школы за сигаретами и пивом, в большую перемену, где покупал хлеб. Только теперь на левом её фасаде, словно нарост на пеньке, был переделан автомат для оплаты мобильных услуг. Радиохед заглянул сквозь зеленоватое, бутылочное стекло двери внутрь – там преломленная не то жизнью, не то этим оптическим эффектом стояла продавщица, кажется та же что и давным-давно, а дедуля возле прилавка с гордостью, трясущимися руками лил в косматый рот содержимое банки – Балтики девятки. БожешМой – пронеслось глухо в голове Радиохеда – ничего ж не изменилось.
И лёгкости пришло ещё больше.

Домой не хотелось, точнее, хотелось, вдохнуть привычный раньше запах старой квартиры, который, он знал это, сейчас зазвучит по-новому. И сразу после этого выйти. Но он знал – если он сейчас зайдёт внутрь своей прежней квартиры, то точно задержится. Поставит какую-нибудь музыку. И вообще.

Свежим казалось всё: В яхтенном загаре – алкаши на скамейках; гораздо более органически вписанный в ландшафт, чем в Лондоне, мусор под ногами; приглушенная зелень тополей во дворе.
Родина.

Уже когда он подходил к дому солнце начало проклёвываться из-за, словно запотевшего до этого неба, будто бы робко приветствуя его.

- Теперь всё – подумал он – свобода! Лёгкость. Всё. Только родных. Жену, маленькую дочь – жалко конечно. Но что поделаешь?
- Добро пожаловать Радиохед, давно не виделись – сказал он сам себе.

В коридоре он и ощутил этот запах. Пыльный палас, горячие батареи, что грели всю зиму, всё смешалось, распалось на частицы, и проникало в самое сердце, которое уже перестало биться.
На кухне выстукивали своё едва слышно часы на стене.

Голову заполнили и поплыли, словно на кассе в супермаркете – натюрморты, пейзажи, ситуации из прошлой, далёкой жизни – холодные котлеты, липкий вермут, разлитый на стол, абажур в порыве страсти перекошенный однокурсницей, потерявшийся носок, поглаженная рубашка на спинке кровати, скучные клипы по телику ночью. Чехарда – времён года, дня, настроений, состояний, чувств.

Не снимая кроссовок, прошёл в комнату.
Там – упал на диван и глядя в потолок – громко расхохотался. Может быть даже излишне демонически.

Собирай! – крикнул неизвестно кому, но так что окна зазвенели. Тишина нарушилась и спящая до этого в храмовой нетронутости квартира, моментально ожила.

Гуляй рванина! Зови раввина! – слова вырывались из него истерически, резко откуда то из глубины сознания. Казалось трезвая аналитика финансового рынка заполнявшая его голову все эти годы, одномоментно рухнула, а скорее даже убежала куда то в сторону, освободив дорогу родной браваде, которая покорно ждала и вот теперь – может себе позволить орать всё что угодно.

Он сел. Побил себя по щекам. Включил, старый пыльный телевизор. И тут же встал на руки и стал ходить по комнате на руках – пока из телевизора доносилось:

- Если мы с тобой летим на банане, если нас с тобой накрывает цунами, если мы с тобой за городом где-то…Знааачит лето, лето, лето…

Он танцевал на руках, и даже периодически отрывал то одну, то другую кисть от пола – притоптывая в такт музыке.

- Вот это да – проговорил он снова падая на диван.
И уже оказавшись в горизонтальном положении, громко заржал – Ай да Радиохед, ай да чувак! Что же ты все эти годы скрывал всё это! Ну ты даёшь, сука! Где ты был, брачо? Где пропадал? На каком фронте! Вот – это высокий класс! Фитнес, пузо!

Он никогда раньше не разговаривал сам с собой, и сейчас с удивлением понимал, что вести свой монолог вслух ему гораздо легче чем например думать. Мысли в голове – сразу возвращали его в Лондон, к семье, к какой то обиде за родных, к горькому чувству, что возможно он больше никогда их не увидит.

Но окончательно заполнить его этой депресухой, мешало общее состояние невесомости. Потрясающее состояние, будто расчехлённое впервые с каких-то совсем уж незапамятных времён.

Ведь в сущности – после 23 лет его стали пугать года. Каждый новый – как то неуклонно вёл к какой то черте. И хоть настоящая, нормальная жизнь и началась после 23-х: Лондон, семья, отличная работа. Чем дальше шёл он по дороге жизни, тем более одутловатым казалось ему лицо – не своё – с его лицом было всё нормально, лицо судьбы что ли, Ангела с правого плеча.

Он хотел понять – чувствуют ли тоже самое его сверстники, такие же успешные к своим 30, как и он. И не мог понять. Кажется, их всё устраивало. Да и глядя в зеркало он тоже думал, что этого хитреца, с щетиной ловко сделанной тримером, с хитроватым ленинским прищуром – современного успешного класса чуть выше среднего, кажется, устраивало всё.

Он сунул руку в глубь дивана, пошарил там, с видом знающего своё дело монтёра и наконец извлёк от туда – то что хотел.
Это была арматурина. Обыкновенная арматурина, только внизу небольшой ободок из поролона, тоненький, что бы было удобнее держать в руках. Синяя краска уже давным-давно сошла и на холодном, не живом железе – виднелись алые пятна – напоминания о некогда тёплой чьей-то, пролитой…

Радиохед несколько раз рассёк ей воздух.

В его глазах появился азарт. Он поднес арматуру к губам и поцеловал.
- Девочка моя.

Потом словно испугавшись, положил быстро на стол.

- Да. И мы были бойцами – пробормотал в пол голоса. – Бойцами.

Он оглядел полку с дисками. Выбрал один из них и поставил в центр. Диск несколько секунд читался, за это время он как раз успел выключить телевизор, торопливо будто там демонстрировали что-то совсем уж постыдное. А потом заиграл – Radiohead Exit Music.

Радиохед прослушал песню до конца молча. Глядя в окно.
Он перебирал своё прошлое и с лёгкостью отметил, что о коллегах по работе ни вспомнил, ни разу.

А потом сунул арматуру в носок, одёрнул штанину и вышел из квартиры.

Путь к Маринину лежал через школу. В школе с ними учились будущие Зенитовцы. Радиохед вспомнил, ужасных, рослых акселератов, идущих по стенке, от туалета, где футболисты вмазывались героином. В спорт.классах добрых три четверти торчало, и лишь остальные занимались футболом.
Ещё он вспомнил 4 гола Аршавина, последние воспоминания из Лондона. Радость идиота Энди, друга в кавычках, коллеги по работе, паб, невкусное пиво…А потом…

Захотелось пнуть мячик.
Под ногами была только пивная банка, но Радиохед брезгливо обошёл её. Прошёл через вечную лужу, которая, он помнил это, удивительным образом лежала тут всегда, даже в самые знойные и сухие недели.
Маринин сидел на своей кухне, с печальным выражением стража склонив голову за столом.

- Здравствуй. – еле слышно, одними губами произнёс Радиохед.
- Пришёл? – не отрывая глаз от пола, сказал Маринин
- Ждал?
- Ждал. Как узнал, сразу ждал. Я знал, что ты там не останешься! Я знал, что ты сюда по итогу придёшь.
- Ну вот пришёл. На хера мне этот Лондон.
- Позавчера? – Маринин наконец то посмотрел на него.
- Да.
- Трое суток значит.
- Да.
- Что? Сердце?
- Сердце.
- В 29 лет Сердце…

Маринин встал и внимательно посмотрел в застывшие глаза Радиохеда. Безжизненные. Наконец то они обнялись, по братски.

- Маринин! А ты! Ну зачем ты с этим связался, зачем?
- Родик…
- Маринин! Нам 30 ещё нет! 30! Понимаешь… А мы!

Радиохед оглядел свои бледные руки. Вены – безжизненные по которым не текла уже кровь. Он достал арматурину из носка и помахал у Маринина перед лицом.

- Это нам за это? Так? Это из-за этого да?
- Наверно … - нерешительно проговорил Маринин. – Но тут мне кажется что всё сложней.
- А ты? Ты? Чего? У меня – отец, наследственность, батя в 38 лет…И тоже сердце, работа эта нервная.
- Ты же всё знаешь Родик, меня как засосало всё это – малолетки, спиды, бутерат, колёса. Тоже не выдержало, ничего. Мне 28 было.
- И что теперь
- Что?
- Да?
- Ни ада, ни рая. Привидения. Привидения мы с тобой вот что. Надо может найти его, извиниться – Маринин покосил глаза на Арматуру – Ты молодец что её взял. Может мы и найдём его. Может, как-нибудь попросим прощения.

Помолчали.
- О чем он думает интересно, столько времени – пронеслось в голове Радиохеда – и о чём я буду думать, через год, через два, через… - Вечность. Нет надо найти того Репера и извиниться. Или как то искупить. Вечность. Тут. В спальном районе. Господи. Да может он уже в раю…

- Расскажи… - посмотрел на него Маринин.

- А что рассказывать! – оживился Радиохед – Песню Exit Music Radiohead как известно слизали с песни “Не отрекаются любя”, и самое главное что её написал композитор Минков, который ещё написал песню “Да здравствует Сюрприз!” ему Том Йорк посвятил песню No Surprises.

Маринин рассмеялся довольный и очень тепло заулыбался.

- Обожаю когда ты этот бред несёшь.

Они снова обнялись и уперлись друг в друга лбами.

- А так – продолжил Радиохед – Аню жалко конечно, дочка у меня Алиса, ну ладно, найдёт себе Аня мужика, там в Англии, денег – немеренно. Мать. Мать чё мать, мать с Пашей. Мать тоже жалко, но она с Пашей, а Аньку да, ну найдёт достойного мужика, и Алиса, ну ладно, а Мать с Пашей…Ей ещё.. Господи…

Он говорил это и смотрел в окно, где уже вовсю властвовало весеннее игривое солнце.
Радиохед поймал себя на мысли, что очень, очень хочет заплакать, но невероятная, непроходящяя, необыкновенная лёгкость – мешает ему сделать это.