Нови : Алые звезды

Мама охает протяжно за тонкой дощатой перегородкой. Красивая полная мама придавлена сухим ископаемым телом малокровного дяди Григория. Маленькая Даша обнимает покрепче желтого плюшевого зайца, переворачивается на другой бок, трется носом о потертый гобелен на стене. На гобелене серые жирные селезни и охотник со смутным лицом, а с другой стороны толстая мама, мослатый дядя Григорий и бездна.

Бездна ширится и обступает Дашу со всех сторон. Бездна в стыках старых выщербленных тротуарных плит, на которые ни в коем случае нельзя наступать. Бездна смотрит из маленьких глаз сухопарой пожилой учительницы Изабеллы Сергеевны, бездна с силой крошит мел в ее скрюченных птичьих пальцах, и иногда, когда неловкая песчинка царапает черную классную доску, можно услышать, как воет кто-то безнадежно и тонко из самой глубины.

Бездна в мучительных уроках физкультуры, когда разгоряченные мальчишки щипают девочек в темно синих форменных трусиках за незагорелые после зимы бедра, в растрепавшихся, прилипших к вспотевшему затылку волосах, в самом теле Даши, обретающем с каждым днем всё более густые и чужие запахи.

Даше известно множество способов защиты от бездны. Она раскаляет свою старую октябрятскую звездочку над огоньком стеариновой свечки, приспускает до щиколоток белые с растянутыми резинками гольфы и крепко прижимает пылающий кусочек метала к худым голеням. Тонкая кожа льнет к теплу с легким шипением, скворчит, как мамины мучные оладьи на раскаленной сковородке субботним утром, надувается светлыми, прозрачными, чистыми волдырями. Дашины ноги до колен разрисованы звездами – некоторые побледнели уже, отдав весь жар свой бездне, а некоторые горят алым, полыхают и жгут успокаивающе.

Острым картофельным ножиком Даша пишет специальные заклинания от бездны, вырезает на ладонях магические слова. «Идет бычок, качается, вздыхает на ходу…», - выводит круглые нетвердые буквы. «Зайку бросила хозяйка…», - горячим, опаленным бледным налетом языком досадливо слизывает выступившие капли вишневого сиропа.

У Даши жар. Она разметалась во влажной постели. Подмышки ее источают тяжелый женский запах – чужой запах, от которого наползает на Дашины ясные глаза гнилостный туман. Гнилостный туман есть самая суть бездны. Девочка охает под невыносимой тяжестью ватного одеяла, как охала ее мама, придавленная мужской плотностью. И ткется из густого тумана знакомый образ дяди Григория – вот он сидит в кухне на табуретке, в вырезе несвежей майки кустится твердая грудь его. Чешет Григорий за пазухой, разувает щетинистый рот, показывая его доисторические страшные глубины. Глядит на Дашу, пихает красивую маму в сдобный бок, говорит: «Совсем уже девка выросла», - и подмигивает Даше хитрым глазом с молниями красных прожилок в диком белке.

А туман всё наползает на глаза, и не вырезать больше магических заклинаний острым ножиком, и одеяло уже не одеяло, а сам страшный Григорий. Елозит наждачными руками своими под Дашиной сорочкой, железным коленом разводит широко Дашины ноги. Дышит мокро в горячее ухо, выдыхает глухо: «Тихо ты, тихо…». Дергается на маленьком теле, и с каждым резким движением его входит в девочку плоть бесконечной бездны, и после каждого толчка подвывает Даша тоненько: «Урони-и-и-и-ила в речку м…м…мячик…», - хоть и понимает сама, как бесполезны теперь ее молитвы.

Следующим утром пошла Даша на поправку. И радовалась толстая мама, не понимая, что сила дочки идет из гнилостной бездны, да и не настоящая сила это, а так – обманка. И амулеты ее фальшивые – накладные ресницы, черная краска для глаз, красная помада и душные духи, чтобы отбить черноземные, из самых недр идущие запахи. От обманной силы расправляет Даша плечи, раскрывает пухлый рот, облизывает губы, показывает блестящие зубы, и кругом идет голова ящера Григория, и увлажняются ладони дворовых мальчишек.

Идет женщина Даша по самому краю бездны, и выбивают ее каблуки походные марши, и тянет что-то в низу живота, заставляя прикрывать глаза тяжелыми веками, смотреть из тени ресниц не моргая. Ищет она человека, чтобы прикрепиться к нему всеми своими полостями, наполнить голову пульсирующей пустотой и не думать о бездне. А бездна смеется, каждую ночь принимая в себя судорожные клубки человеческих тел.

Идет Даша вместе с другими туманноглазыми женщинами, идет из года в год. Скрыты ноги женщин плотной паутиной черных чулок, и влечет к себе неудержимо жаркое сияние алых звезд на стройных голенях.