Maksim Usacov : ЗАХАРИЙ или грустная повесть о дефиците

Хотеть, в отличье от хлыща
В его существованьи кратком,
Труда со всеми сообща
И заодно с правопорядком.
Пастернак

В долг совесть не давали, требовали немедленный расчет, да еще и грозили побитием, если и дальше Захарий будет приставать к комерцантам со столь наглыми предложениями. А когда он начал стращать всевозможными карами и вмешательством высших сил и органов, то чуть было и вправду по лицу не получил. Пришлось лезть в карман, светить служебным удостоверением, тряся им перед носом торговцев.

– Что же это вы, судари базарные, этакий дефицитный товар, общественно необходимый при этом, в рассрочку отпускать отказываетесь? Против законов бунтуете? – спросил он комерцантов прищурившись, прям как в учёбке учили. То есть вроде, как и строго, а с другой стороны, вроде и с тревогой о погубленных душах.

Но те не дураки, беседу сразу в политическую плоскость перевели.

– А кто вас знает!? – запричитали. – Может вы, гражданин инспектор, элемент предосудительный и добра душевного у вас и так хоть ковшом черпай. Вот и костюмчик у вас профессорский, и очочки докторские, и шарфик в полоску. А мы такому в раcрочку. Кредит же, как известно, Америку погубил.

Но и Захарий не первый день на работе, уже считай месяца три по проверкам бегает. Совсем на хорош его не проведешь. Сразу понял, что отмазки торговцев совсем дешево рассчитаны, харкнул для авторитета, как старшие товарищи советовали, и поинтересовался с тем же профессиональным инспекторским прищуром:

– А что же вы тогда паспорту моего не затребовали, раз такие правильные? А?

Торговцы замялись немного.

– Ну так, говорим же, – залепетали совсем беспомощно, прям как женщины после соития. – Костюмчик, очочки, шарфик.

– А не по одежке о человеке судить должно! – возмутился Захарий. – Не по одежки, а по паспорту! Мало ли что какой-то дурачок на себя натянет? Может у него и денег нету, чтобы спортивный костюм себе купить?

Выговорил комерцантов и квитанцию достал. Те конечно запричитали о детях малых, которые по селам и аулам от голода пухнут, но закон потому и суров, что справедлив – вручил каждому. Потому что взяли басурмане моду совестью и честью по рынкам торговать. Нет, не подумайте, что Захарий какой-то там скинхед. Он даже, когда с Привоза возвращался в родное областное управление Министерства учета налогов и личностных качеств, женщине одной, с явно нерусским носом, место в трамвае уступил, но и торговлю спекулятивную не одобрял. Хотя ни в одном циркуляре по службе подобная коммерция под запрет не подпадала. Только прищучить базарных, каждый из инспекторов считал, если уж не долгом, то справедливым вознаграждением за тяжелый труд. Ведь все же по уму в государстве устроено, все логично распределено и не вина народа, что сложно стало купить некоторые человеческие качества в магазинах. Ну, не хватает на всех чести и чувства собственного достоинства. По чисто техническим причинам не хватает! Никакого злого умысла. Вот и пустуют полки государственных пассажей, а вот на том каждом рынке чучмек да чурка с полным ассортиментом. Тут тебе и благородство, и гостеприимность, и даже такая редкость как честность. Аж злость пробирает.

И вернувшись в кабинет, даже хотел рюмочку коньяка опрокинуть, да к начальнику сразу вызвали, не успел. Как он потом жалел об этом! Не хватило ему этих пятидесяти грамм, чтобы смериться с увиденными ужасами.

– Вот знакомьтесь, – произнес его начальник, обращаясь к господину в строгом спортивном костюме, явно форменном и кричащем о принадлежности хозяина к спецслужбам. – Молодой перспективный сотрудник, попал по распределению, прямо из армии. И года не работает, но показатели уже как у самых наших опытных волкодавов. Ты откуда сейчас Захарий?

– С привоза, комерцантов гонял… – бесхитростно признался он. – В кредит отказывались торговать.

– Вот! – обрадовался чему-то начальник. – Прямо с переднего края борьбы, так сказать…

Господин в костюме головой покачал с сомнением.

– Нас скорее интересует точность оценки, чем показатели, – медленно произнес он.

– Других все равно не дам, – отмел возможность какой-либо торговли начальник.

– Что у вас с паспортными данными? – обратился к Захарию службист.

Тут Захарий мог быть полностью спокойным. Непонятно в кого он пошел, вроде не в отца и не в мать, но в паспорте у него присутствовала и честность, и обязательность, и другие ставшие редкостями в наше время качества. Не много, в самый раз, и присутствует и не прет из всех щелей, как у гнилой интеллигенции. Он протянул господину свой паспорт. Тот хмыкнул, листая его. Задержался немного только на вкладыше аттестата. Вот тут Захарий звезд с неба не хватал, но мозги сейчас не главное, слава Богу.

– Донор? – предположил службист.

– Как полагается, – подтвердил Захарий, но за удостоверением донора личности лезть не стал. Поверили и так.

В результате через десять минут, он уже сидел в стильном китайском автомобиле, который несся куда-то не соблюдая никаких правил, что Захария немного огорчало, а службист сидел рядом и курил спокойно длинную турецкую сигарету.

– Я должен вас хоть немного ввести в курс дело, – произнес тот, как только машина покинула город, а Захарий окончательно понял, что домой сегодня вернуться не удастся. – Но для начала я вас спрошу: вам нравится своя работа?

– Нравится, – не задумавшись ответил Захарий. А что он должен был еще ответить?

– И одежонка у вас для прикрытия?

– На живца проще ловить, – согласился он.

– А что случится, если ваша работа больше не будет нужна?

– Совсем?

– Совсем, – мрачно проговорил службист, который так и не представился.

– Что и совесть, и честь можно будет спокойно в любом магазине, без карточек, без очереди?

– Да.

– Хм. Для нашего общества это было бы хорошо… – не уверенно пробормотал Захарий и замолчал.

– Но для вас лично… – подсказал службист.

Захарий подумал о своем совсем среднем аттестате и паспорте, ставшим совершенно не таким привлекательным.

– Для меня не очень, – признался он.

Службист кивнул.

– Все-таки ученные наши сделали гениальное открытие, когда личность на составляющие разложили! – произнес он, – Да не просто разложили. Еще и научились эти части вытягивать и копировать. Куда там генетики с её дурацкими овечками. Какая от них польза? Никакой. А тут… Вот, смотришь в ваш паспорт и сразу ясно, что честный вы человек, Захарий. Честный и порядочный, а значит можно вам не только в мелочах поверить, но и службу государственную доверить. Вот и сейчас вы не стали лгать, а сказали что думаете. И как замечательно, что можно взять вашу честность, 65% по паспорту, скопировать и раздать всем желающим…

– Природная честность всегда лучше, – возразил Захарий. – Она не выветривается через год, после приема.

– Но и вы, как донор, можете сделать не больше двенадцати матриц в год. Этак чтобы мозги не сгорели.

– Ага.

– И в этом наша проблема… Впрочем…

Закончить не успел. Авто въехало на территорию какого-то заброшенного завода. На Захария эти обглоданные временем стены с выбитыми стеклами впечатление произвели отталкивающие. Как будто в плохую телепостановку попал. «Логово злодеев» – даже подумал он неодобрительно. А главное и действительно нехорошие место, иначе зачем привезли бы? И совсем недалеко от города, значит и среди спецслужб проколы вполне возможны, раз не учуяли так близко. Службист вышел из машины и что-то сказал появившемуся из ниоткуда автоматчику. Потом махнул рукой Захарию, и тот последовал за них. Зашли в здание. Снаружи здание казалось покинутым, но внутри воняло так, как воняют только основательно обжитые и засранные строения. Захарий даже нос зажал испугано. Службист тут же любезно предложил ему респиратор, сам надев другой. Захарий обрадовался его предусмотрительности, но стоило ему пройти небольшой коридор и войти в цех, ему тут же захотелось снять респиратор и освободить желудок от подступившего к горлу обеда. Цех был буквально набит небольшими клетками, не более двух метров в длину и ширину, в которых находились люди в ужасном состоянии, с незажившими ранами, ожогами, всегда избитые, иногда без конечностей, с жуткими ранами вместо глаз. Эти-то остатки человеческих существ и распространяли смрад. Еле сдерживаясь Захарий поспешил за службистом.

В конце концов они забежали в комнату напоминающую ЦУП из-за огромного количества мониторов, которые прилепили ко все четырем стенам, да еще и на столах поставили. Сняли респираторы, в комнате благоухало лесной хвоей.

– Что это? – сразу спросил подавленный увиденным Захарий.

– Люди, – ответил службист. – Меня кстати Макаром зовут.

– Приятно познакомится, – заикаясь пробормотал Захарий.

– Такого тебе видеть еще не приходилось? – с приятной улыбкой спросил Макар и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Хотя откуда на такой работе. Не приходится в грязь людскую окунаться, исключительно в грязцу, минеральную грязцу Куяльника…

– Это вы их… – выскочило у Захария, помимо его воли, из-за чего душа сразу ушла в пятки, и он не добрым словом помянул низкий рейтинг храбрости.

Но службист отреагировал спокойно.

– Ах, эти обывательские страшилки о службе безопасности, – произнес Макар, пожав плечами. – Если бы хотя бы десятая часть оказалось правдой, мне стоило бы застрелиться. Но все не так фантастично. Это не мы. Перед вами источник дефицита на одесских рынках. И не только одесских.

– Комерцанты басурманские… – выдохнул Захарий.

– Комерцанты отечественные. А инородцев использовали в темную, не посвящая в тонкости коммерции.

– Но кто?..

– Забудь Захарий, просто забудь, – успокоил его Макар. – Не нашего с тобой ума все это дело. У тебя есть простая задача: оценить экономический эффект предприятия. Вывести производительность, сколько матриц, какие, сделать оценку стоимости по базарным ценам, по ценам пассажей отдельно. Ну что там еще? Рентабельность и все такое. И сделать это надо хорошо и быстро. Помощь тебе зачтется. И не болтать. У меня тоже тут задание. Так давай сосредоточимся.

Захар кивнул, но все равно не сдержался.

– Но как, зачем…

Службист вздохнул.

– Знаешь, Захарий, что нас с тобой объединяет? – неожиданно спросил он.

– Нет.

– В графе идеализм у нас с тобой очень низкий рейтинг. Вот скажи мне. Ответь, пожалуйста. Какой наш мир?

– Что значит какой? – не понял вопроса Захарий.

– Нет, ты ответь.

– Нормальный.

– Вот! – Макар от радости даже по плечу хлопнул. – А ведь задумывался он не как нормальный. А как идеальный. Вот подумай. Простейшая техническая идея, реализованная на допотопном оборудовании, перевернула все верх ногами. И без какого-либо участия властей. Идеи только дали разрешение: иди, мол, царую, перекраивай планетку. А та рада стараться. Кого брать на государственную службу? Честность не менее 50!. Верность в армию. Отзывчивость в медицину. И так далее. Не хватает природных. Будьте любезны в пассаж, там вам добавят недостающего. На мгновение даже показалась, что система заработала. Каждый гражданин раз в год проходит обследование, результаты заносятся в паспорт. У доноров с высоким уровнем человеческих качеств снимается матрица. Реципиенты, у которых возникает потребность, покупает эти матрицы, и получают в свой паспорт, к примеру, честность донора. На год, только, но и так неплохо. И вот тут-то и оказалась ловушка. Кого возьмет работодатель? Честного и трудолюбивого! Кого полюбит девушка? Щедрого! И буквально через несколько недель выяснилось, что ни хватит на всех доброты. Маловато среди нас оказалось положительных граждан. Все больше… разные. Доноры просто не могли в таком количестве продуцировать положительные качества, не справлялись.

– Я все понимаю. Но при чем здесь это? – Захарий ткнул пальцем в один из мониторов, на котором рыдала девушка, прижимая к груди культи.

– А притом что рынок! – крикнул Макар. – Закон спроса и предложения. Возник дефицит, и вслед за ним появилась идея как его удовлетворить. Не полностью только, чтобы не дай Бог дефицитом не перестал быть. И всего-то надо нужное чувство в человеке воспитать. Недолгие исследования и о чудо! Оголенный провод замечательно учит честности. Аж измерители зашкаливают. И понеслась. Черный рынок принял матрицы на ура. Пришлось и властям проявить смекалку и быстро рынок сделать белым, разрешая почти все, на основе простых и доходчивых правил, на страже которых ты и стоишь. А люди, попавшие в руки экспериментаторов, превратились в коров. Только доят у них не молоко, а чувства. Ведь все просто-то как оказалось! Еще и в двадцатом веке проводились подобные исследования, но применения тогда не наши. А вот сейчас светлая голова сударя… которой пусть останется неизвестным, нашла им применение. Доноров для матриц создают искусственно. Берут обыкновенного бомжа, засовывают член в патрон лампочки и начинают допрос. Правду ответил, сиди спокойно, солгал – дрыж током. И о чудо! Вскорости готов донор с рейтингом честности чуть ли 80%.

Макар замолчал. В тишине сидели, молча. Только мониторы жужжали. Захарий переваривая услышанной, постепенно все больше чувствуя, как волосы встают дыбом.

– Конечно, сколько веревочки не виться, а в плеть ей превратится. И мы нашли выдумщиков. И еще найдем. Только переберутся же последователи экспериментаторов в далекие страны, которые всякому дерьму радуется. И все равно пойдут к нам контрабандой произведенная таким способом честь, совесть, любовь… И существует единственный способ справится и с дефицитом, и подобной жестокостью.

Захарию поплохело.

– Только не говорите…

– И не буду, – легко согласился Макар. – Из газет все узнаешь.

– Пытать своих граждан… – с какой-то непонятной даже самому себе тоской произнес Захарий.

– Зачем пытать? – с наигранным удивлением воскликнул Макар. – Перевоспитывать.

– Кого? – поразился Захарий.

– Да мало ли! – всплеснул руками Макар. – Преступников, коих пока хватает. Тех же интеллигентов.

– А этих-то за что? Они же и так лишенцы в правах.

– Из-за самомнения своего злобного пострадали и дальше страдать будут, – уверенно заявил Макар. – Тоже мне, совесть нации. Они же почему против паспортов всегда выступали? Ущербность их они обнаруживают. А все разговоры о праве личности на частную жизнь – ширма. Право скрывать свою подлость и лживость – вот что они отстаивали. Как только паспорта выдавать начали, сразу правда вылезла. Рейтинги-то у интеллигентов посредственными оказались, не отличались они ничем от простого люда.

Погрузился в свои мысли Захарий. Был он человек простым, не очень эрудированным, обученным самому простому и необходимому, и никогда в глубины философии и государственного управления не лез. Ведь хотя и честолюбив был, но честен, перед самим собой, прежде всего. Не чувствовал в себе сил разобраться во всем этом. А вот теперь задумался. Жизнь заставила. Ведь честность для всех – это же хорошо? И отвага без предварительной записи? И совесть в рацрочку без проблем… Хорошо же, что не только нормальные человеческие качества, такие как зависть и стяжательство, всем доступны, но и благородные черты для каждого без исключения. Хорошо же? Хорошо! Тогда почему ему, Захарию, мелкому государственному человечку, на душе так плохо?