Редин : Рассвет

В море.

Вечер. Нет. Уже ночь. На кухне чайник желанием жить надрывается. Яркий электрический свет. В центре пустой комнаты стоит стул. И женщина. Сидит. Уже не молодая. Ещё не старая. Между стройных ног виолончель. Оборваны струны. Но смычок наканифолен. Женщина одна. Плачет. Нейлон только на её ногах, а не в качестве струн. Ну почему нет круглосуточных музыкальных аптек? Встать. И убить себя ап стену.
На стене висит картина – единственная память о муже-скоте. «Штиль» называется. Огромная луна слилась со своей дорогой, побагровела и минуту спустя исчезла за горизонтом.
Матросы линкора «Ленивый», отчаянно борясь со скукой, несколько раз аритмично сплясали на баке зажигательный лезгинский танец «Яблочко», после чего трижды звякнули в склянки, хором продекламировали: «стать по-настоящему свободным можно, лишь воспитав в себе раба» и связали своим нижним бельём всё офицерьё. На корабле назревал бунт… и теперь матросы и старшины голые и довольные, словно древнегреческие боги, кормили хлебным мякишем с металлическими гайками бакланов и лениво ловили пикшу. Глупая птица заглатывала хлеб с металлом и через несколько минут настолько прибавляла в весе, что уже не могла взлететь. Никак. Рыбка же была на удивление жирна, но также проницательностью особой не отличалась, и невольные нудисты, словно дети малые, радовались этим двум, никак не связанным между собой событиям.
В трюме тихо копошились корабельные крысы, и перестукивались через перегородку низвергнутые военачальники. Первые подумывали о свале, вторые же о том, что неплохо было бы сейчас пожрать, забухать и какую-нибудь бабу хором пропильдолить… в сущности, жизнь, как ни крути, – дерьмо. Не из-за отсутствия еды, а просто так. Как данность.
Плохо, когда человек впервые знакомится с продукцией порноиндустрии уже в зрелом возрасте. Ещё хуже, когда продукция эта является типичным немецким образчиком. Связанный по рукам и ногам кандидат химико-математических и окольных наук, капитан второго ранга Арчибальд Аутович Капинблатт громко ронял на металлический пол невидимые миру слёзы, потому что впервые вздрочил на немецкую порнушку в неполных 30 лет. С тех пор немки являлись к нему в эротических снах и фантазиях с завидной регулярностью. После того, как один из друзей его сухопутного детства Дима вернулся из командировки в Германию, Капинблатта интересовал только один вопрос: попробовал ли Дима горячей немецкой дамы?
- Нет, - отвечал ему Дима.
Удивлению, если не сказать: гневу праведному, Арчибальда Аутовича предела не предвиделось.
Справа по борту мимо него прошёл белокурый мальчуган. Капинблатт его не видел, а мальчик не торопился. Куда бежать-то? Он не спеша шёл по исхудавшему, но всё ещё безбрежному морю и держал в своих руках солнце, небо и старенькую семиструнную гитару. Маленький взрослый мальчик. В звуках его гитары, пошарпанной ночным ветром Книгочеем и звёздами, находился весь мир. Только он об этом пока не догадывался, потому что знал только одно: стихи – грязь, и именно поэтому ими грешат люди.

На берегу.

Глухонемой старик всю ночь во снах своих шершавых шлялся по Москве, выражая искреннюю благодарность Графине и Капитану подводной лодки k40 за необременительную прогулку по столице вашей родины. Было многое, хотя, конечно, не всё. Я умудрился полазить по пустым и пыльным подвалам Старого Арбата. Попить чаю в какой-то столовке времён 80-ых и поссориться в ней с другом детства китайцем Чи. Поболтать на Красной площади с одной из лучших любовниц – тех, что подарило мне время волосатое. Но всё это мелочи, по сравнению с возможностью покататься на подножке трамвая. Скорость в лицо. На ветру развевается ожерелье из зубов врагов. В них сигарета тлеет. Здорово, но почему-то быстро надоедает. На ходу спрыгиваю и понимаю: я безнадёжно потерялся...
Продолжалось это уже лет десять. Поднялся ни свет, ни заря. Выпил кружку холодной воды. Вышел из землянки и пошёл к своей жене на могилку. Боже, как же она играла на виолончели! Если, конечно, струны были. Закурив козью ногу ядрёного самосада, посидел немного на невидимом холмике. Сказал земле: ты знаешь, сегодня ночью я опять погрызся с Чи, только на этот раз в Москве. Хотел было всплакнуть по утраченному, но, вспомнив, что использовал запас отведённых мне слез, будучи ещё юнцом безусым, передумал. Что толку от неисполнимых желаний на склоне лет? Затем вернулся и, уложив в лодку латанную-перелатанную сеть и блестящий даже ночью ятаган, старик вышел в море. Слышал и говорил он глазами бесцветными, но идущего по воде мальчугана с гитарой за спиной не заметил. Да и чего на него обращать внимание? Рассвет – он и в Африке рассвет.