Неотвратимый и окончательный пиздец шельфового ледника Уилкинса : ВОЛОДЯ И ВОЛОДЯ (антинаучный конкурz)

.................................................ПРОЛОГ...................................................
.
Один мой хороший приятель при знакомстве с незнакомыми бабами всегда представлялся Володей. Не знаю, почему... Не думаю, что в честь Ильича. Ну, так, вот, пускай и будет Володей, блять. А почему, нет?...ну.
.
................................................НАЧАЛО....................................................
.
Была тёплая густая июньская ночь. Ближе к половине четвёртого. Володя прикатил в незнакомый двор в районе Рабочей улицы на большой дорогой красной машине с высокими колёсами. Что-то срочно решануть по своему непростому, непонятному многим, бизнесу. Полный планов, идей и перспектив. Своё показать, чужое посмотреть, выжулить незадорого... А, как получилось: знакомый Володи Володя (Настоящий, прямо по паспорту, Володя. Не знаю, как он (всегда) представлялся незнакомым бабам при знакомстве, поэтому пусть так и останется Володей, блять), который снимал квартиру в незнакомом Володе дворе, был недостаточно хорошо знаком с Володей, чтобы пригласить его к себе в дом. Ну, и не стал. Вот в ожидании Володи Володя и вздумал продышаться ночным летним воздухом незнакомого двора. Ну, и начал.
.
Надо отметить, что к тому моменту Володя был уже не единожды облапошен коварными московскими кидалами и, умудренный поневоле, всю бесконечную хуйню носил пристёгнутой к себе намертво. На мощном кожаном ремне со стальной пряжкой, поверх и отдельно от лёгких удлинённых (с карманами) шорт, болтались: пухлая кожаная барсетка с кодовым замком, футляр для небольшого фотоаппарата-мыльницы, для хранения портмоне, ещё один футляр для небольшого фотоаппарата-мыльницы с небольшим фотоаппаратом-мыльницей, кожаный чехол для зажигалки Zippo. На Володиной помытой шее, выбиваясь из под лёгкой спортивной майки (без рукавов), висела (в укор лохам) мощная золотая цепь со старообрядческим (не знаю, почему) крестом. Поверх лёгкой летней спортивной майки (без рукавов) - мобильный телефон на прочном капроновом шнурке, очки для смотреть близко и увеличительное стекло на +4 в пластмассовой оправе. Ещё одно увеличительное стекло, размером поменьше, уже на +10, покоилось в кожаном чехле от зажигалки Zippo на мощном ремне с пряжкой. На кривых ногах - сандальки.
.
Володя, закрыл машину... Проверил, хорошо ли он закрыл машину... Постоял секунду-другую в задумчивости и пружинисто попиздовал вдоль палисадника. Отцветала сирень. Ночной ветерок приятно освежал. Володя достал телефон... Отыскал нужный номер... Нажал вызов... Ухо и щека осветились мертвенным голубоватым светом... Трубка молчала. Володя ждал.... Трубка молчала. Володя ждал... Трубка молчала. Володя ждал... «И, хуле???» - спросила трубка моим голосом...
.
Новые дома незнакомого Володе двора вдруг резко качнулись, наклонились к самому его уху и беззвучно одними только сухими своими губами прошелестели: «И, хуле???». Старые дома ничего не прошелестели. Одно единственное освещённое окно на самом верху новенькой семнадцатиэтажки изогнуло лебединую свою шею и уставилось, не мигая, бледным женским лицом на оседающего медленно Володю и, вынырнувших (неожиданно) откуда-то из стены сплошного мрака между гаражами и хоккейной коробкой, двух плохо говорящих по-русски катастрофически неодинаковых упырей с пёсьими головами в одинаковых спортивных штанах...
.
«А!... Блять!!!... Да, вы чо?!!!... Сука...» - через пол Города транслировала репортаж с места ночной бойни телефонная трубка на прочном капроновом шнурке...
.
...Тщательно побритое перед выходом из дома, лицо Володи ритмично раз за разом, как баскетбольный мяч, билось об пыльный асфальт незнакомого двора... Неодинаковые рвали Володю зубами каждый в свою сторону, трепали его, как куклу. Телефонная трубка всё слышала. Она слышала всё то, что видело окно семнадцатого этажа на вытянутой лебединой шее. Увеличительное стекло +4 выскочило из тонкой пластмассовой оправы и в панике откатилось, вихляя восьмёрками, в тень, прижалось там спиной к выщербленному бордюрному камню, отвернулось и не стало смотреть...
.
Жёлтые низкие пёсьи лбы покрылись испариной, липкие пальцы рвали с помытой Володиной шеи массивную золотую цепь со старообрядческим (не знаю, почему) крестом. Цепь не хотела. Барсетка с кодовым замком не хотела. Портмоне в чехле из-под небольшого фотоаппарата-мыльницы категорически не желало. Лупа на +10 в чехле от Zippo оставалась равнодушна к происходящему. Очки для смотреть близко умерли. Телефонная трубка ещё немного послушала из кармана убегающих одинаковых спортивных штанов и уснула навсегда. Забылся крепким сном и Володя.
.
Наконец, минут через двадцать, как и договаривались, в незнакомый Володе двор спустился из съёмной квартиры Володя. И сперва нихуя не понял. Большая дорогая красная на высоких колёсах машина Володи стояла грустная и запертая... А потом Володя увидел Володю...
.
.........................НО НАС ХУЙ СЛОМАЕШЬ. И ЭТО ПРАВДА.....................
.
Жизнь Володи, как у Кащея Бессмертного заключалась в яйце. По яйцам, как раз, и не били. Наполовину сдёрнутый спереди скальп и правое ухо пришили обратно нитками, подрехтовали нос, потихоньку возвращалась чувствительность правой половины лица. Сходили отёки. Была с осторожностью, без резких движений, выебана медсестра.
.
Пару раз виновато приходил Володя. Приносил какую-то поебень. Кажется, фрукты. Но не это занимало сейчас Володю. Вместе с возвращающимся по капле здоровьем, его всё больше наполняло жгучее желание мстить, рвать зубами виновных. В крови, будто зараза, разрасталось испепеляющее желание отъедать чужие носы. Особенно на растущую Луну. Карать, гандонов! Отыскать! Кусать их дорогой металлокерамикой за грязные вонючие кадыки. Ломать пальцы! И виноватость Володи возбуждала в Володе желание взять, вот, так, вот, сука, Володю за клочковатую сектанскую, блять, бородёнку (сам-то Володя никогда бородёнок не носил, и не хотелось, кроме, может, разве что, четырёхдневной брутальной, временами, небритости), притянуть эдак к полу, наступить на эту, вот, несносную хуйню ногой в больничном печальном тапке и ебашить, ебашить, ебашить, ебашить, ебашить... И, непременно, обоссать потом... Тварь... Гнустную...
.
В своей неожиданной, не ко времени и не упёршейся в хуй беде Володя был не одинок. Мужское отделение травматологии 1-ой Градской больницы было набито под завязку такими же растерзанными недотёпами, как и он. Палаты переполнены. Даже длиннющий сумрачный коридор был заставлен койками с выздоравливающими останками пациентов. Всё сочилось болью. Воздух был напоён запахом мочи, зелёнки и ненависти. Сразу под мужским отделением, этажом ниже, располагалось женское. Оттуда веяло гремучей смертной тоской и изуродованной будущностью, пахло слезами.
.
В палате, включая самого Володю, находилось восемь подранков мужского пола. С опухшими фиолетовыми лицами и ленинским прищуром заплывших глаз, они напоминали раненых однояйцовых близнецов из Тунгусской Дикой дивизии. Забинтованные человеческие личинки, с вызревающей в груди Жаждой Мщения. Восемь одинаковых круглолицых Володь в неодинаковых полосатых пижамах...
.
..........................................СОРОКОУСТ.............................................
.
«Привет, Володя! А я по тебе в Елоховской Сорокоуст заказал...» - произнёс, улыбаясь светлой бородатой улыбкой, Володя и, не успев ещё добавить: «...о Здравии.», получил по голове тяжеленным эмалированным ночным горшком... А, как получилось: накануне родные забрали домой долечиваться пострадавшего из-за пенсии старичка лет семидесяти. Освободилась замечательная уютная койка у окна. Вот, Володя, не будь дурак, туда и перебрался, а на его место определили какого-то новенького, в сильном возбуждении, отмудохоного бедолагу. Вновь поступивший был безупречно фиолетов и круглолиц, с тунгусским слезящимся прищуром. Он никого не узнавал, гулил и пощёлкивал обломками премоляров. «Йааа ваззс фзсеххЪ иссё педезевфу!!! СогогхоуфстЪ, бляцсф...!!!» (он и слов-то таких, наверное, не знал, чмо невоцерковлённое...)
.
И тут, как прорвало! Ненависть, копившаяся в сердцах, пробила себе русло: как сраные зомбаки из малобюджетного кино, одинаковые Володи в неодинаковых полосатых пижамах набросились на Володю. Они накатывали волнами, вцеплялись пальцами в лицо, силились дотянуться до горла, рвали ворот рубашки и жидкую сектанскую бородёнку... «Проходя Долиной Смерти... не убоюсь...А, блин!!!...Уроды ёбаные!!!...Больно, сука!...» - звонкий тенор Володи тонул в рычащей клокочущей нечленораздельности.
.
«Пидарасы!!! (Ну, а кто они, блять, после этого???...)» - бдыщ!- « Комуняки ебаные!!! (какие, нахуй, комуняки???...Почему, комуняки?...)» - бдыщ-бдыщ!! - « Попятились, залупы конские!!!» - это Володя вернулся с процедур - «Вы, чо удумали, гниды конченные??? Порву нахуй за Володьку!!!». Битва Поста и Масленицы.... Внимание пациентов переключилось на Володю. В дикой беспощадной свалке одинаковые мудаки в неодинаковых полосатых пижамах бились уже каждый за себя, не в силах отличить Володю от не Володи, зёрна от плевел и хуй от уксуса...
.
............................................КОНЧАЛО.................................................
.
А в сторону Октябрьской площади, дворами, помогая друг другу, уходили, прихрамывая, Володя и Володя, будто, вырвавшиеся из окружения два тяжелораненых однояйцовых близнеца из Дикой Тунгусской дивизии.
.
............................................................................................................
1 июня 2009.