Унтер-офицерская вдова : Недолгая дорога Поликрата.

Этот Иеромонах, он невозможный. Он такой же невозможный, как ты, только с другим вектором, что ли, как бы приспособиться к невежественной неинженерной аудитории?

Когда мы вместе вышли, было темно, он пискнул брелоком и ему отозвался такой низенький спортивный автомобиль, брат позже сказал, что это Феррари, я верю, он разбирается.

Иеромонах изящно подоткнул свою Чорную-Чорную рясу, и усаживаясь, продемонстрировал длинные ноги в узких джинсах, неожиданно взял мою левую руку и положил себе на лоб: я не горячий? пощупай, пожалуйста, женщины прекрасно это умеют...

Какая-то нереальная безинерционность была в этом.
Абсурд, как марсианский сине-зеленый мухомор, возросший бы в моей раковине из нержавейки вдруг поутру.

И мы приехали с невозможным иеромонахом в Специальный Дом, он находился у черта на куличках, что за дом притих, погружен во мрак, на семи лихих продувных ветрах, всеми окнами обратясь во мрак, а воротами на проезжий тракт...

Темный сруб, обнесенный высоким забором из бревен, некрашеных, и каких-то теплых на вид... а ты появился у моей двери на 5 минут раньше назначенного времени, с упреждающей смс-кой, все правильно, твое неловкое, медвежье и невероятно сексуальное объятие в коридоре, мои страхи, первый секс, придется изображать оргазм, не уважаю, не хочу, но надо, надо, что же обижать человека, и удивление - а ведь не пришлось, не пришлось, как это может быть? Может.

Специальный Дом был внутри очень, очень. Как говорит моя мама: упаковано. Там всеми силами и немалыми средствами создавали Настоящее Казино. Столы, зеленое сукно, девочки-крупье в строгих костюмах, бесплатное шампанское. Российское, а что? Тоже вещь. Если брют. Иеромонаху все буквально били поклоны, называли чуть не Ваше преосвященство, открывали перед ним двери и спрашивали, все ли хорошо, все ли хорошо.

Иеромонах оставил меня на высоком табурете у стойки как бы бара, но не бара, а фиг знает чего, алтаря?
Для меня эти высокие табуреты недружественны, я боюсь их, как тля божьих коровок, как раздолбанная "шестерка" лежачего полицейского, как задница в желваках от инъекций крепкого шлепка медсестры, как микрофлора кишечника убойной дозы антибиотиков, как земляки с Трансильванщины осиного кола, как лед на реке Крещенских купаний, как мимические морщины ботокса, как... ну ладно, а то подавилась уже метафорами, как...хаха...удав кроликом.
Невозможный иеромонах принес большое количество фишек, разных цветов: серые, черные, белые ещё. Вот эти, белые, оказались самыми дорогостоящими, и сказал мне: "Играй!"

Я взяла белые фишки, две штуки, и поставила на два номера: "6" и "9", потому что мне нравится цифра "6", поэтому. Шарик был брошен, шарик крутился, колесо тоже крутилось, причем они делали это в разные стороны, мне было безразлично. "Ставки сделаны", - традиционно объявила Дилер, а иеромонах прошептал мне в ухо, чтобы я не переживала и что казино - всегда остается в выигрыше, это же однорукий бандит, я не переживала.

Я переживала, когда ты исчезал, выскакивал из моей машины, где-по пути, где тебе было удобнее в это раз, я переживала, сжимая в горячей ладони трубку, не смея позвонить.

Шарик покатался себе, и упал в выемку с цифрой "6", Дилер придвинула мне маленькую груду фишек, белых, я сказала все поставить на "6", такая у меня сделалась идея, потому что это это моя любимая цифра и мне, в сущности, безразлично. Невозможный Иеромонах рассмеялся, и поставил свои фишки, все, тоже на мою "шестерку".
"Уверен, у нас получится, - сказал он, - что-то такое сегодня происходит..." "Невозможное?" - добавила я. "Похоже, да," - ответил он, наматывая свой Чорный-Чорный локон на палец, абсолютно женский жест, но ему шло.

Тебе я не звонила, не писала смс, было больно постоянно смотреть на твою оранжевую спину, скрывающуюся за другими спинами, неоранжевыми и малоинтересными, это видение напрочь приклеилось к сетчатке, поэтому в следующий раз я нарочно закрыла глаза, зажмурила, чтобы не прокручивать потом вот это: разворачивается и уходит, разворачивается и уходит, жизнь - череда прощаний, сказал Тарантино в одном из интервью, он прав.

Шарик попрыгал, и лениво и вяло затащился на "шестерку", Дилер невозмутимо придвинула нам груду фишек уже большую, я даже не обрадовалась, а иеромонах - да, порывисто встал, придерживая Чорную-Чорную рясу, а какой-то благообразный господин в отличном темно-темно-сером костюме сказал: "Ох, мои поздравления и респекты..."

Иеромонах предложил мне забрать все фишки, он двигал их ко мне по игровому зеленому столу, это куча денег, говорил он, ты выиграла кучу денег.
Я испугалась. Выиграла кучу денег, везет в игре, не везет в любви, какая, однако, новость...
- Все на "шесть", снова, да, да, абсолютно уверена.
Дилер установила сама, аккуратными столбиками, я не считала и не знаю, сколько проиграла в тот раз.

Иеромонах улыбался. "А не хлопнуть ли нам по рюмашке?" - процитировал он, я знала правильный ответ, но промолчала, устала. Мне было, в общем-то, безразлично.

Я выпила шампанского, бокал, и ещё один. Иеромонах улыбался и говорил. Мое пристрастие к цифре шесть возбудило его, невозможный жест, сказал он, я потрясен, сказал он, что ты молчишь, сказал он.
Иногда ты думаешь, что это слабость, сказала я, иногда ты думаешь, это зависимость, сказала я, а это просто любовь.