kolorado : ВИЙ, Глава ІІ

Письмо второе

Горобец, сукабляпиздец привет!

Я даже не знаю как начать, с чего начать и че писать. Начну пожалуй, по порядку.

Зашел я в церковь. Все чин-чинарем, слева гробец, справа кафедра для чтения, всякая трахомудень церковная совсем неинтересная, одним словом, ничто не предвещало беды. Я закинулся на лавченку, почистил ногти, поковырял в зубах, вшей подавил. На усопшую стараюсь не смотреть. Я их, усопших, люблю видеть уже под землей, а не вот так, в непосредственной близости. Стал скучать, от скуки зашел за кафедру, полистал библиозную книжицу. Нашел много интересного. Я, Горобец, за своей занятостью как-то не понял даже что наступила полночь и тут ни с того не с сего мое всевидящее очко высылает сигнал, что со стороны труповозки обнаружено неопознанное движение. Я замираю и стараюсь себя убедить, что очко врет, и это все плоды моего напряженного воображения. И тут эта блядь сука тварь усопшая чисто непосредственно на своих двоих заходит в поле зрения. Я чувствую, как волосня на моих яйцах выпрямляется что иголки у местных ежиков и делаю последнюю попытку убедить себя, что все это мне мерещится. В голове раздается: "Хома!" Это она мне. "Хома, дай сосну!". И закрадываются в мою голову смутные предчувствия, что я эту "сосну" уже где-то слышал. Убеждать себя в том, что мертвяк расхаживает по церкви не хуже любого живого уже нету смысла, и я навожу фокус на ее харю. Тут мне показалось, что пиздарики будут моему миокарду. Горобец, на меня шла та сучка, что мы ее пиздили ногами на каком-то хуй его знает каком хуторе! Помнишь постоялый двор и старуху управляющую? Ту, что ходила за нами и все "дай сосну" и "дай сосну!". Мы ей дали пиздюлей, вы пошли а я задержался на минутку, так вот, бабка превратилась в эту блядь что стояла передо мной вот сейчас. Я тогда подумал, что это все горилка мне в голове накрутила, ан хер там. Оказывается так оно и было. Горобец, я усцался на месте. Эта блядь идет на меня и все шепчет "дай сосну". Не насосалась еще, сучка! Я на нее наложил крестное знамение, но это только ее развеселило. "Хома, - говорит, - брось... че ты..." Че я? Я блядь живой, а по тебе крематорий плачет! Не знаю, Горобец, каким чудом, но вспомнил я, что в кармане имеется мел, который спиздил еще зимой у Ляшковича ради забавы, передай ему, что мел этот положительно спас мне жизнь. И низкий поклон ему от меня. Воистину не ведает человек, какая поибень может понадобится ему в следующий момент. Я хватаю мел, на полном автопилоте рисую круг вокруг кафедры и, чувствуя себя защищенным, стою слежу за развитием событий. Сучка смотрит мне в глаза, повторяет заклинание про "сосну" и по-прежнему пиздует прямо на меня. Замечаю, что по пути ее имеется ступенька и видеть она ее никак не имеет возможности, смотрит ведь только в мои глаза! Ну, думаю, сейчас споткнется мертвечина, грохнется наземь, я ее серебряным подсвечником и дохуярю, и конец придет этой нечисти. И что ты думаешь, Горобец? Ни хуя подобного! Нечисть, видать, жопой видит все вокруг и глаза им надо... как это... номинально только, во! Переступила она спокойненько через ступеньку и подошла к моему кругу. Честно говоря, Горобец, очко мое взыграло в этом месте, даже несмотря на то, что я точно знал, что за круг ей не войти. Адреналину блядь в кровь попало хуева туча. Но обошлось. Сучка как будто мордой стукнулась о стенку и молвит: "А-я-я-й, Хома, нехорошо!..." И улыбается тварь и глазками стреляет. Ну пиздец полный! Но это все хуйня по сравнению с тем, что потом началось. Мертвечина эта поднимает одну руку и расстегает застежку со своего платьица, моргает мне, другой рукой - другую застежку и платье сползает вниз. Остается на ней нижняя трахомудень. Тут она начинает танцевать и потихоньку с себя шмотки стаскивать. Горобец, я такого стриптиза в жизни не видел. Как она сиськами трясла, как она тазиком вертела! И все шепчет про "сосну", заебала просто. Горобец, каюсь, у меня встал. Ничего некрофильного я за собой доселе не замечал, но тут был случай исключительный. Я ее хотел. В голову залетела шальная мысль, что может все таки дать ей пососать - делов-то. И ляжет себе баба в труповозку успокоенная во веки веков. Может, ласты она поклеила только из-за того, что мы, жадные, свои болты зажали! Пока мысли такие посещали меня, рука сама собой оказалась в штанах и... пошла жара! Горобец, как я дрочил! Я в последний раз так драконил еще до бурсы, как увидел Ганку как она купалась. Лужу спермы после себя оставил. Так я из-за чертовой спермы сегодня чуть не влип. Раскочегарил я своего карасика как следует, накатило на меня блаженство и вижу я, вылетает из-под кафедры струйка и летит себе бреющим полетом прямо к меловой черте. Смотрю я на нее и думаю: "Долбоебом ты был, Хома, таким и помрешь. Ни хуя ты не поумнел. Чтоб вот так, из-за дурацкого семени душу отдать..." Кажется, долго летела она, вся жизнь моя прошла перед глазами, поклялся я более не драконить на трупов, и не красть ничего, и не врать и не... все такое, если только она не вылетит за круг. Так оно и сталось, хляпнулось семечко на пол, не дотянув до черты ровно на волосок. Я облегченно вздохнул, перекрестился и возблагодарил Бога за то что не дал мне так позорно окончить дни мои. А сучка пляшет без устали и все подмигивает: "Что, Хома, красивая я?" Ну, блин, ниче так как для вчера умершей, резвая. "Дашь соснуть?"- продолжает. Заебала уже этим вопросом. Я живим не дамся!... И рука снова потянулась в штаны. Надо поосторожней со спермой-то чтоб опять несусветного обещать не пришлось. Так прошла ночь. Под конец я уже издрочился в корень, думал, хуй загорится. Как только кукареки голос подали, сучка говорит: "Хороший ты, Хома, завтра опять приходи!" и прыг в труповозку, как будто и не поднималась оттуда. Ты такое слышал, Горобец? Ну не пиздец? Куда я в жопу денусь? Сама ж заказала!

Хлопцы, которые пришли за мной в церковь, застали меня почти бездыханным, измученным ночным онанизмом сидящим в обнимку с кафедрой. Штаны я успел натянуть и сперму стер рукавами. Подняли они меня, отряхнули. И смотрят как-то странно, как будто я с усопшей всю ночь ебался! Не, хлопцы, ни чего подобного, все намного хуже! Только я вышел из церкви, сразу направился к старосте доложить, что я дрочил ложил на его доченьку и видеть ее не хочу ближе, чем из столицы. Староста меня любезнейше принял но как только я увидел его усатую ряху, весь мой пыл корова языком слизала и понял я, что если только заикнусь этому любящему отцу что его дочка записалась в чернокнижники он тут же меня отправит к праотцам и буду я лежать в церкви рядышком с его принцессой и только от этого у меня мороз по коже пошел. Нет уж, лучше уж так как есть, а то она меня мертвого точно изнасилует. Но поскольку староста вопросительно смотрел на меня, желая узнать цель визита, я не нашел нечего лучшего, как брякнуть: "Дядьку, дайте закурить!" Взгляд его с вопросительного переменился на совсем другой. Ну прямо скажу тебе, посмотрел он на меня как на последнего мудака, коим я себя и чувствовал. Пришел к старосте просить закурить! Он, конечно без слов отсыпал табачку и спрашивает: "Мне, Хома, интересно, почему моя дочка тебя на отпевание просила? А? Знакомы вы с ней, что ли? Че-то не припомню я тебя, просвети, сынок...". А как же, батяня! Чуть не породнились бля! Глядишь, если так дальше пойдет, точно зятя заимеешь! Я ему пернул что-то типа "чай вместе пили" и ушел. Хотелось еще спросить, как поживает мешочек с золотишком, не спер ли его кто за ночь, но решил, что это лишнее. У такого хрен кто что украдет, буржуй хренов.

Аборигены ко мне явно изменили отношение - все такие ласковые, улыбаются, спрашивают один наперед другого, что там как там, типа как служба, не было ли чего неординарного, как здоровье. Я отвечал коротко но емко: "Заебись, ни хуя, голодный". После слова "голодный" одна из старушенций взвизгнула, что какие ж они (аборигены) нелюди что не накормили дорогого гостя. Сразу в момент такой стол накрыли, что твоя скатерть-самобранка. Мои ожидания не были обмануты. Следует сказать, Горобец, что после бурной ночи руки мои очень плохо меня слушались. Так колхозники это подметили, кормили и поили сами. Во сервис! Та самая бабка, что скомандовала меня накормить, всю дорогу мелькала с жалостливым лицом, смотрела на меня и вздыхала. Потом выдала перл: "Что ж ручки-то тебя не слушаются, милок? Крестился, видать, всю ночь двумя руками?". Я только подумал куда б посподручнее послать ее, как она нагибается к моему уху и трещит скороговоркой: "Ведьма она, дочка старосты-то, ведьма! На днях летала на метле да стукнулась о дуб святой и окочурилсь, что б ей неладно было! Ты осторожней с ней, милок, чтоб она тебе че не сделала!" Тут я не сдержался и рявкнул: "Ты где вчера-то была?..". Бабка вытянулась лицом, похлопала глазами и удалилась на второй план мыслить, что значили мои слова. Умные задним умом, я хуею. Ты видишь, брателло, как они переживают о моем будущем? Предупредили на второй день!

После того, как в меня влили нихуевое ведерко горилки, я понял, что зелье меня совсем не цепляет. Видать, адреналин в крови мешал ему нормально растворятся. Пить, следовательно, было бесполезно, а вот отлить очень даже надо. За мной увязался самый угодливый колхозник чтоб, как оказалось, подержать мой член пока я сцать буду (не забываем о больных руках!). Ни с чем не сравнимое чувство, когда писюн вынимают из штанов, ты справляешь нужду, его стряхивают и засовывают назад в штаны. Мне здесь начинало бы нравится если б не усопшая со своими ночными стриптизами. Колхозник во время держания члена ласковым голосом рассказывает, что все думали, что я не выйду оттуда сегодня, ведьма меня укоськает за ночь. А вышел - молодец, крепкий хлопец! А те, кто не верил в меня, они просрались вчистую, а он верил, потому и в выигрыше. Скажу я тебе, Горобец, что-то я туго соображаю последним временем, возраст видать, так вот я никак не мог разобрать, что он лепечет пока не дошло, что они, падлы, оказывается всем селом ставки делали на то, выйду я или нет сегодня с церкви. И только немногие, в том числе члендержащий, поставили на меня и выиграли. А сегодня подтянутся с ближних хуторов делать ставки, и в основном на меня ставить будут. Так вот, он, хер такой, просил меня, ты понял, Горобец, просил, чтоб я хоть завтра еще продержался, потому что он собирался ставить на меня все что у него было. Если б не больные руки, я б его стукнул! А я думал, он мне сцать помогает из мужской солидарности, а вот тебе на! Все выгода, кругом где не плюнь, Горобец, и ничто не делается без выгоды. Я членотряса послал подальше и весь разочарованный пошел куда глаза глядят. Понятное дело, что не просто так. Подумалось мне совсем спонтанно, а не свалить от этих проблем подальше да и хрен с ним, с мешком, жил я без него, проживу и дальше. Вот так, прогулочным шагом, напевая "А хули я, магнолия...", вышел я в чисто поле... ну, почти вышел. Тут откуда не возьмись, выросли по бокам два архаровца, взяли меня под белы рученьки и развернули мордой к хутору. Дабы я не сомневался, что делать дальше, легким пинком задали направление движения. Последняя надежда накрылась медным тазом! От безысходности я пошел спать и снилось мне, ну ты понял, что мне снилось, лучше б уж не ложился. После пересыпа почувствовал, что руки отошли и сел вот тебе письмецо черкнуть, потому что очень уж хочется вылить душу, а некому. Эх, Горобец, жалко что тебя нет рядом, честное слово! Вдвоем мы бы эту пиздищу одолели стопудово. С твоим-то умом и моим распиздяйством!

Думаю, Горобец, что тебе может показатся, будто пересидеть с ней ночь вовсе не представляется сложным - закрыл глаза, позатыкал уши и храпи всю ночь до утра, а она пускай бесится. Пробовал! Во-первых, глаза хрен закроешь - интересно. Не то слово что интересно - просто пиздец как интересно. Вот такой парадокс. Второе - уши можешь затыкать чем хочешь, хоть воском заливай - все без результата. Голос ее, это "дай сосну" она как-то в голове что ли звучит, даже не знаю, как объяснить. Одним словом, затыкай уши, не затыкай - один хуй будешь ее слышать. И вот борются во мне очень противоречивые чувства, и хочется ее поиметь, и понимаю, что как вложу ей в рот, так и придет мой смертный час, а так не хочется погибать молодым, да еще так по-дурацки. А она, ведьма, голову умеет закрутить, это без базара. Потому я щас, как в церковь приду, займусь медитацией на свои яйца, чтоб основной инстинкт не сильно крутил головою, а то такой конгломерат заведет Хому в ад, о, видал, стишок получился! Видишь, Горобец, у меня большое будущее, потому помирать мне щас никакого резону нет, меня ждут великие безпизды дела. И сам я великий человек, жаль только некому заценить этого в гребаном ауле.

На этом кончаю (это не то, что ты подумал), пора в ночную. Хома.