Игорь Журавель : Город пьяных женщин

"Мир или война? Мир или война?.. Война!". Я в комнате с сиреневыми обоями. Потолок выкрашен в черный цвет, время от времени на нем появляются звезды. На стене плакат "Тише едешь - крепче спишь". Я хожу по комнате зигзагами. Вижу гитару, беру ее в руки, пытаюсь играть. Струны растягиваются под пальцами, как расплавляющийся полиэтилен. Затем я начинаю увязать в гитаре. Она всасывает меня. Она похожа на теплый пластилин и на губку одновременно.

***
Просыпаюсь. Темно. Беру в руки часы, включаю подсветку - 16:45. Вспоминаю сон. Мои сны все ярче, все труднее отличит их от реальности. Я лежу. Галлюцинации. По комнате ходит кто-то маленький, скрипят половицы. Думаю, что если бы этот кто-то был большим, было бы не так страшно. Проваливаюсь в сон.
19:30. Просыпаюсь. Будильник. Встаю, закрываю окно.
19:45. Захожу на кухню, устраиваюсь на стуле, включаю радиоприемник, слушаю музыку из радиоприемника, пью чай, ем колбасу.
19:55. Допиваю чай, выключаю приемник, включаю музыку у себя в голове. Опять "Гражданская оборона". "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить..." Выхожу из дому. Думаю, что делать дальше. Проверяю ресурсы - одна сигарета и "студенческий прожиточный минимум".
"Студенческий прожиточный минимум" - четыре гривни в день. За две гривни можно купить пачку сигарет, еще на две - бутылку пива. Хотя, если пить самое дешевое пиво и курить самые дешевые сигареты, остается больше гривни. Простор для фантазии. Можно купить еды и съесть ее. Можно купить еды и не съесть ее. Можно купить что-то еще. Свобода, демократия и дерьмо в писсуарах...
Проверяю базу идей. Ничего нового. Придется опять идти в институт. "Тошнота".

***

Станция метро. Стою и смотрю на рельсы. Думаю. По-моему хорошо бы было делать колею изогнутой. На манер американских горок. "Мы пойдем другим путем. В пластилин".
Вхожу в вагон, вижу там пьяных женщин. Одна из них подходит ко мне и начинает рассказывать про морг.
- Ты же лыка не вяжешь! - обрываю я ее на полуслове.
- А ты ласты не клеишь, - заплетающимся языком парирует она.
Мы едем, разговариваем. Она опять говорит о морге. Перевожу разговор на фашизм.
- Ты фашист? - спрашивает она.
- Да, - отвечаю.
Тут женщину совсем накрывает. Она начинает пороть своим пьяным, разъеденным некачественным самогоном языком откровенную чушь. Говорит что-то о зле, о Гитлере. Интересно, какое отношение имеют зло и Гитлер к фашизму? Я слушаю ее несколько минут, потом надоедает.
- Зла "нет", - говорю я и направляюсь к выходу. Она цепляется за меня дрожащими руками, что-то кричит. Я вырываюсь и выхожу. "Так обыщи же мое тело узловатой рукой!" Двери захлопываются. Я обхожу лежащих в отключке пьяных женщин, выхожу на поверхность, иду в направлении института.

***

Иду и думаю у железобетонности. Не так давно все казалось мне железобетонным: железобетонные люди, железобетонные кошки, железобетонные рыбы, железобетонная еда, железобетонные сигареты... "Кто покинет явь помойной ямы ради снов?" Лишь мертвецы не железобетонны. По крайней мере менее железобетонны.
Подхожу к памятнику Ленину, прогуливаюсь, слушаю музыку в голове. "Под нейтральным небом..." Хожу взад-вперед, курю, отрешаюсь.
Мимо идет пьяная женщина. Она интересуется, почему я не на паре.
- Прогуливаюсь, - отвечаю, - музыку слушаю.
- Какую? - интересуется она.
- "Гражданскую оборону".
- А?
- "Гражданская оборона". Это группа такая.
- Ааа... Идем на пару, - приглашает она.
"Куда ж тебе на пару, - думаю, - ты же пьяная, тебя же выгонят!" Вслух я этого не говорю. Предлагаю прокосить. Жаль все же пьяную женщину. Выгонят же. Он начинает несвязно объяснять, что мы просто обязаны пойти именно на эту пару.
- Иди, - говорю, - я потом приду. Погуляю и приду. Может быть.
Она уходит. "Самоотвод!"

***

Я прогуливаюсь. Мимо проходят пьяные женщины. Некоторые здороваются. Их приветствия похожи на приветствия недорасстрелянных гитлеровцев-паралитиков. Они знают, что умрут благодаря фюреру. И они любят за это фюрера, безгранично и самозабвенно. "Я хочу быть фюрером!"
Я иду по направлению корпуса. Вхожу, долго жду лифта. Наконец тот приезжает. Я вхожу, пытаюсь нажать кнопку восьмого этажа. Пьяные женщины объясняют мне, что этот лифт на восьмом не останавливается. Я спрашиваю, есть ли такой лифт, который не останавливается на первом, слушаю их пьяный смех, выхожу. Поднимаюсь пешком на одиннадцатый этаж, оттуда спускаюсь на первый, жду лифта, поднимаюсь на лифте на третий этаж, снова спускаюсь на первый. Выхожу из корпуса. "Собрав всю волю воедино, умело подави толчок".

***

Иду вперед. Вспоминаю объявление, увиденное мной по пути в вуз. Оно висело над урной и гласило: "В урну окурки не бросать". Торжество анархизма. Меня почему-то считают анархистом в институте. Может они и правы. По крайней мере, мне объявление понравилось. Мне представился сортир с табличками "Не срать!" и "Не ссать!". Хотя табличка "В писсуары не испражняться" была бы уместна. Еще интересно, что было бы в большей степени проявлением анархизма: бросить окурок куда попало, или в ту урну? "Все как у людей..."

***

Не знаю, пойду ли я когда-нибудь еще на занятия. На данный момент мне страшно туда идти. По рассказам одной из пьяных женщин на парах много нудистов. Представьте себе: заходит студент в аудиторию, а там - голые люди. Они сидят и пишут конспекты, а старенький профессор стоит перед ними с глупой улыбкой и пытается стянуть тесные плавки со своего сморщенного седалища и своих дряблых ляжек. "Задуши послушными руками своего непослушного Христа".

***

Я иду по аллее, пьяные женщины машут мне из окон учебных корпусов. Выискиваю свободную лавочку, сажусь, курю. Наслаждаюсь покоем. Недолго.
Пьяная женщина подсаживается ко мне и заводит глупый разговор об абсенте. Как будто ей поговорить больше не с кем.
Остановить поток проспиртованного сознания можно только путем рассказывания историй. По крайней мере, других способов я не знаю.
Я рассказываю женщине грустную историю о строителе из города Тернополя Харьковской области. Герой моей истории ездил на заработки в Кишинев, получал там большие деньги, думал, что жизнь удалась. Дома его ждала любящая и любимая жена, в Кишиневе - любимая работа, так и ездил он из Тернополя в Кишинев и из Кишинева в Тернополь. Но однажды ему принесли на работу телеграмму, уведомляющую о смерти жены. Строитель заплакал и поехал домой. Там он первым делом отрезал мертвой жене руку, отнес ее мяснику и обменял на мешок картошки. Вернувшись, он сварил картошку и съел. Затем безутешный вдовец сделал то же самое со второй рукой, а также головой и ногами. После чего вылизал тарелку, в которой была картошка, обнял туловище супруги и умер с улыбкой на устах.
Слушательница смеется. "Под столетними сугробами библейских анекдотов..." Мне противно и я иду пить пиво.

***

Я пью пиво. Ко мне подходит очередная пьяная женщина. "Под нейтральным флагом..." Не давая ей что-либо произнести, я начинаю очередную историю. Рассказываю о хозяине одной преуспевающей фирмы. Он выгнал с работы нерадивого подчиненного. Потом предприниматель умер, и душа его вселилась в кусок мыла. И изгнанный работник мылил этим мылом свою грязную волосатую задницу.
Пьяная женщина смотрит на меня с недоумением. Я иду домой.

***

Ночь. Я иду на кладбище, путь мне освещают звезды и месяц. Я несу в руках лопату и ящик пива.
Я подхожу к свежей могиле, выкапываю гроб, открываю. Мертвец вылезает. Мы садимся. На гроб, разговариваем о пьяных женщинах и пьем пиво. Он понимает меня. И другие мертвецы тоже могли бы понять. А вот живые - вряд ли.

В рассказе использованы фрагменты из песен группы "Гражданская оборона".