Унтер-офицерская вдова : Я в порядке, доктор.

1.
Наконец-то есть возможность поговорить, давно собиралась, а собралась только сейчас, ты молчишь? Я почему-то так и думала. Что ты будешь молчать.
Можно, я чуть погромче сделаю? Где тут у них громкость, ага... Нашла. They call me The Wild Rose, But my name was Eliza Day, Why they call me it I do not know, For my name was Eliza Day...
Невероятно трудно было решиться, знаешь ли, подготовить тебя, а как? Звонить на работу, дорогой, привет, как дела, пообедал, есть серьезный разговор, не задерживайся вечером, пожалуйста? Поскольку я так никогда не поступаю, ты мгновенно бы взбудоражился, напрягся, настойчиво переспрашивая: какой разговор? что-то случилось? - нет, это безобразно, это никуда не годится, я так решила, это слишком тяжело.
С другой стороны, заставать тебя врасплох - вот он ты, вот он расплох, наворачиваешь за обе щеки щи с кислой капустой, потом картофельное пюре с котлетой, потом ожидаешь чаю с печеньем, или раскинулся на диване, руки за голову, увлеченно смотришь фильм про каких-нибудь Четырех танкистов и Собаку, или - чистишь и смазываешь все ружья в доме, а тут вот она я - с горящими от волнения щеками, виноватыми глазами, убогими словами, жалкими интонациями, дорогой, как бы это получше сказать, нам нужно расстаться и что-то придумать детям, жизнеутверждающее...
From the first day I saw her I knew she was the one, As she stared in my eyes and smiled...

2.
И я бы мгновенно замолчала, как бы посчитав свою миссию выполненной, и только отпивала бы виски из тяжелого металлического стакана, в нем виски всегда остается холодным, удобно, а ты бы задавал и задавал вопросы, давился ими, откашливался, отплевывал нервно в мою сторону: подожди, а как же Норвегия, в Норвегию-то мы не едем, что ли, круиз по фьордам, собирались же через месяц-полтора, а дача в Новинках! это-то как, мы же ездили смотреть, тебе безумно понравилось, теплый дом, полнейшая глушь, никаких огородов, сосны в окошко, сплошь шиповник - Where The Wild Roses Grow, даже голые эти кусты прекрасны, сказала восторженно ты, голые все прекрасны, ответил я, ты скривила рот, ваш солдафонский юмор, до ближайшего жилья там более 5 км, а Васильевское охотхозяйство - рядом, там и утка, и косуля, и лось, ты сама твердила: воздух, иголки, тишина, рай, рай, On the second day I brought her a flower, She was more beautiful than any woman I’d seen I said, ‘Do you know where the wild roses grow So sweet and scarlet and free?’
А ты большая становишься мизантропка, кстати.
Летом планировали детей отправить в деревню и перестелить пол, паркетную доску выбрали, цвет антикварный дуб, надо заняться, пять лет уже нет ремонта, и окно у дочери поменять, плохое окно... разве это нормально, стеклопакет заклеивать скотчем, абсурд какой-то, нет, нет, перестань, я не буду виски.

3.
Невозможно это объяснить, и уж совсем невозможно, чтоб ты понял, я даже и пробовать не буду, только обозначу пуктиром. They call me The Wild Rose, But my name was Eliza Day, Why they call me it I do not know, For my name was Eliza Day...
Помнишь, лет семь назад мне взгрустнулось наварить варенья, абрикосового, с ядрышками, в детстве чудесно такое готовила бабушка, меня нельзя было оставлять с банкой наедине, вот и я задумала пойти ровной дорогой хорошей хозяйки, стать Богиней Засахаренных Ягод, Королевой Консервного Ключа, Невестой Взрезанных и Выпотрошенных Абрикосов, рецепт розыскала, непростой рецепт, с отдельным приготовлением сиропа, отдельным увариваем ягод, до состояния прозрачности, с добавлением лимона, и вот это волшебное варенье я ловко проплеснула вместо банки себе на пальцы. Шкурка очень интересно, на глазах, зашипела, съежилась и исчезла, а в воздухе к сладковатому аромату абрикосов добавился густой запах горелого мяса (сжечь ведьму!). Ты сочувственно высказался в плане высокой температуры кипения сахарного сиропа. Сначала было не очень больно, потом очень больно, потом опять не очень, потом, наконец, прошло, а на месте ожога вылупилась новая необычная кожа, ярко-ярко-розовая, глянцевито-блескучая, туго натянутая, вариант барабана, и не моя. Чужая. Трогая ее осторожно пальцем, я постоянно идиотски удивлялась, что ощущаю это прикосновение. Это была Новая Кожа, и к ней надо было ещё привыкнуть. Со временем я привыкла, но и сейчас - смотри - она другая, да? Чужая, да? Не смотришь, это понятно.
Мое знакомство с Ним было ожогом (ведьму сожгли). Сто процентов поверхности тела, после таких ожогов не выживают, а я и не выжила.
Та девочка, твоя жена, назадачливая кулинарка, вдохновенная неряха, любительница тишины - погибла, ее более нет, и уже давно.
Навертеть ей веночков, возлюбленной жене от скорбящего мужа, положить между холодных и вспухших губ дикую розу, засыпать могилку пластмассовыми цветами, такой перформанс. Плюс дубовый крест.
А разговаривает с тобой сейчас - Другая Женщина, вся ее кожа ярко-ярко-розовая и блестящая, все ее мысли - о Нем, все ее улыбки - Ему, все ее слезы - для него.
They call me The Wild Rose, But my name was Eliza Day, Why they call me it I do not know, For my name was Eliza Day...

4.
Это, наверное, все, что я хотела сказать... Почти все. Ты не отпустил бы меня. Я это знаю так же хорошо, как и первые две значимые цифры числа ПИ после запятой. Четырнадцать, да. Не встал бы, разумеется, сторожем у дверей, и не приковал наручниками, ребра к горячим ребрам батареи, но.
Пятой ногой, рудиментарным хвостом, воспаленным аппендиксом волочился бы за Другой, ярко-ярко-розовой Женщиной, каждым своим вдохом - глубоко-вдохнуть-и-не-дышать напоминая ей о каком-то страшном предательстве, чьем? она не помнит, но плечи ее прогибаются под непосильной ношей, пышная ярко-ярко-розовая грудь сдавливается черной мраморной плитой, тяжелой, очень тяжелой, и руки-ноги ее опутаны колючей проволокой вины, и с каждым, самым малым, движением ржавые шипы всё глубже вонзаются в ее плоть.

5.
Ты знаешь, я ведь недолго размышляла. Даже забавно. Я всегда была решительна. Но тут просто превзошла самое себя, мастерски придумав как устроить, чтоб никому не было ни больно, ни страшно, все у меня было по счету иии-раз-иии-два-иии-три-иии-четыре.
- иии-раз - осваиваю твой мини-станочек по набивке охотничьих патронов
иии-два - изготавливаю Новейший Патрон с гигантским содержанием пороха, больше положенного раз в пятьдесят, или сто, или двести, набиваю доверху, только немного места оставляю, чтобы заткнуть пыжом,чижик-пыжик, где ты был?, все изучила, все сумела, я умная
иии-три - кладу Новейший Патрон, хлопушку с сюрпризом, прости, в твою специальную жестяночку для этих самых дел
иии-четыре - четвертого апреля, вот совпадение, именно четвертого, открылся сезон Охоты На Уток, естественно, ты поехал, поцеловав меня твердыми прохладными губами на прощанье.
Вечереет, и над озером летают утки, разжирели, утки осенью в большой цене, сейчас не осень, ладно.
Далее ты уже знаешь, да, дорогой? Впрочем, как я рассчитывала, и полагаю, что не ошиблась - ты ведь не успел осознать, отчего и почему старое верное охотничье ружье взорвалось в твоих собственных и сильных руках в 5 см от твоего собственного и седеющего виска.
иии-пять?

On the last day I took her where the wild roses grow, And she lay on the bank, the wind light as a thief As I kissed her goodbye, I said, ‘All beauty must die’
And lent down and planted a rose between her teeth
6.
Доктор, спасибо. Я простилась с мужем. Давайте отключать аппарат. Я в порядке, да, насколько это возможно.