Ханыкофф : я умер(репост)

21:34  21-06-2009
Как же не хочется просыпаться. А надо - сегодня рабочий день. Поваляюсь еще минут пять, а уж потом на работу. Надоело работать, сил уже нет. С трудом разлепляю глаза - сразу легкий шок! Все родные стоят передо мной и рыдают.
- Эй, люди, что случилось-то? - в недоумении спрашиваю я, но они, кажется мой вопрос игнорируют и продолжают лить слезы.
По меньшей мере неожиданно. Может, еще сплю, сон какой-то дурной. Закрыл глаза, ущипнул свою руку, странно, боли не ощутил. Снова открываю глаза, все по-прежнему. Начал всех внимательно разглядывать…и…чуть ли не теряю сознание – матушка с сестрой в черных траурных платках.
- Да объясните уже, наконец, что случилось, кто умер? - уже перехожу на крик.
В кровь мгновенно десантируется адреналин. На мои крики никаких эмоций, ни у кого. Очень дурной сон, снова щипаю себя – никакой боли нет. Огляделся по сторонам и увидел, что плачут как раз надо мной. Неплохое развитие сюжета, да и начало дня. Я умер. Очередная попытка себя ущипнуть и проснуться и очередной провал миссии – боли нет. Ловлю себя на мысли, что меня это начинает забавлять, они плачут по мне, а я гоняю в голове – живой или нет, всего остального не существует. Ну и сколько мне теперь так лежать? Я лежать не хочу и не буду. Попытка встать удается на удивление легко. Вот оно, долгожданное ощущение полета! Облетев всю квартиру, я заметил, что в мыслях я как бы уже прощаюсь со своим домом, но это чувство быстро прошло, я снова был в своей комнате и увидел себя. «А я симпатичный, только бледноват немного» - подумал я, но тут защемило в сердце (или в том, что его сейчас заменяло), мама с сестрой просто убивались, глядя на меня. Так и есть, хуже всего провожать детей в последний путь, смысл жизни пропадает. Но я всегда считал, что надо дальше жить, прорвутся как-нибудь. Я вновь обрадовался и вылетел на улицу. Погода просто благодать: ветер, солнце, распускаются листья, два денька до дня рождения. Люди спешат куда-то, оно и понятно, заботы, проблемы, дети, деньги. А мне уже по барабану, я парю над городом и напеваю какую-то старую странную песню.
Оп-па, парни мои стоят, пиво пьют, смеются, не знают за меня еще. Подлетев, встал рядом с ними, тоже поржал, но с налетом какой-то легкой и доброй грусти. Пацаны в каком-то чрезвычайно приподнятом настроении, все волнуются, но волнение не тревожное, скорее благодатное. Пиво пьют – поправляют здоровье, косячок уже даванули, стопудово. Постояв некоторое время, я поднялся вверх и полетел по городу, в голове проносились мысли проходящих подо мной людей, каждый о своем – каждому свое, кто за деньги, кто за секс, некоторые вообще в голове бред содержат и не переживают по этому поводу никак. Пролетав мимо своего дома (уже раз третий за час), я увидел милиционера, заходящего в мой подъезд, наверно, по мою душу. Странно получается, он по мою душу, а моя душа здесь, дома только тело, да и то посиневшее. Надо идти или лететь (уже совсем запутался) домой, но мой взгляд остановился на небе. Небо. Я очень часто смотрел при жизни на небо, но не понимал всей той глубины, представшей передо мной в эти секунды, в момент, когда меня уже нет в живых. Необъятное небо, без единого облака, оно тянуло к себе своей величественной торжественностью и тайной и в то же время непонятного рода радостью не без привкуса грусти. Оторвав свой взгляд от неба, я посмотрел вокруг – на свой дом и двор, на дома стоявшие рядом, от увиденного защемило (опять же не знаю, как и где теперь защемило), всё изменилось, всё это стало каким-то чужим, если не чуждым. Это я уже стал чужой в этом мире, мире живых. Мой мир где-то в небе, если верить людям и прочим пророчащим жизнь на небесах. Не любил я при жизни рассуждать вот так, а сейчас невзначай получилось. Хватит. Надо на стража правопорядка и закона взглянуть, любил я наблюдать за их мыслительными процессами. Что-то в этом есть неуловимое. Милиционерчик, паренек лет 20, уже вовсю опрашивал мамку, а сестра сидела в комнате и беззвучно рыдала.
«Вовка, Вовка, зачем? Как я без тебя?»- услыхал я ее мысли.
Сестра для меня всегда была оплотом нежности, доброты и еще чего-то светлого, что еще оставалось в моей жизни.
Всю эту ночь моя родня сидела и плакала над моим телом, а я в это время стоял у окна и слушал рассказы и истории о моей короткой жизни, местами даже весьма забавляясь себе тогдашнему. Оказалось, что у меня не выдержало сердце, странно, на него я грешил меньше всего. Утром стал подходить к дому народ. День похорон. Народ суетился, а я бродил между ними и слушал думы пришедших провожать меня в последний путь на съедение червям. Зачастую мысли шли вразрез со словами, и меня радовало узнать о себе много нового, хоть и не при жизни.
«Хороший был малый, жаль», - думал Серега, человек, с которым мы изредка, но довольно серьезно выпивали время от времени.
«А он был порядочным гандоном»,- подумалось Саньку, считавшемуся моим лучшим другом.
Ну, в общем да, я иногда был гандоном, и порядочным, но не потому, что такой по жизни, а потому, что иногда хотелось быть им. Подруга, так и не ставшая женой, плакала и думала даже уйти вместе со мной. Началось погребение в землю-матушку. Ох,. сколько плачущих, хоть сам плачь, аж дыханье сперло. Покидали земли, постояли, помянули и ко мне домой, помянуть, как следует. Вечером разошлись кто куда, кто-то рыдать дальше, но больше продолжать распитие всего, что горит с воспоминанием всего самого веселого. Одно я заметил, всем после погребения стало легче и на душе и вообще, ну и хорошо, я продолжал летать над городом и слушать мысли провожающих меня сегодня. Кто-то сочувствовал, но больше для проформы, кто-то радовался вслух – хоть остались нормальные люди. Не согласен я был с поговоркой о покойнике, хорошо или ничего.
Прошел год, разговоры кончились уж давно, но на кладбище, как ни странно, было довольно много народу, разговоров было не меньше, а продолжались эти разговоры почти целую неделю. Друзья вообще каждую свою пьянку и каждый праздник вспоминали бешеные отжиги при моей жизни. А я только был с ними и радовался их счастливым моментам в жизни, которые я не застал.
Шло время, а я все летал над городом, и не было никакого страшного суда, судов вообще никаких не было. Но я заметил, что я не один летаю над городом, нас много, но не все. Видимо, умереть и остаться в мире живых - это и есть главное наказание: наблюдать счастье, ненависть, добро и зло в одном флаконе. Это и есть ад, знать и понимать, что ты настолько мал и ничтожен, что про тебя и помнить не хотят. Друзья меня к концу третьего года забыли окончательно, подруга жила с другим, тайно вспоминала про меня, но крайне редко, муж приходил в бешенство, когда мое имя произносилось вслух. Зря, я ничего плохого им не желал, да и не хотел. А сколько было надежд на яркую жизнь, на вечную память, на снятый про тебя фильм. Хуй! И больше ничего! Умер и все, аккуратно забыли, как можно скорее. Жизнь-то на месте не стоит.
Но у сестры на тумбочке стоит моя фотка.