Антон Мардеба : Крик жизни

СОДЕРЖАНИЕ:

Глава 1 – СВИДАНИЕ
Глава 2 – КРИК ЖИЗНИ
Глава 3 – Б.А.Р.
Глава 4 – МАЛЕНЬКАЯ И БЕЗЗАЩИТНАЯ
Глава 5 – УБИВАЮЩАЯ
Глава 6 – ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
Глава 7 – ТАК НАЧИНАЕТСЯ ВСЕ С НАЧАЛА

«Кричу, но слова пожирает тишина. Она мой главный враг и я буду кричать, пока она не исчезнет».

* * *

Глава 1:
СВИДАНИЕ

Зефир тает во рту и прилипает к зубам. Стараясь не привлекать к себе внимание, я быстро и тщательно выковыриваю его пальцем из труднодоступных мест. Ее все еще нет. Прошло уже сорок минут, а она так и не пришла. Чай давно остыл, но я продолжаю его пить. Как долго и мучительно тянется время. Как долго и мучительно тянется жизнь. С каждым глотком я старею. Мои виски трогает беспощадная седина. Что-то бьется в груди. Тише. Еще тише. В глазах расплывается этот мир. Он сошел сума, а я вместе с ним. И нет уже друзей. И нет близких. Даже ее не пожалело время и пыльной лапой вырвало из груди ее маленькое сердце. Какие-то доли секунды оно еще билось. И в такт этому биению двигались ее губы. И в них, в этих губах и в этом сердце, заключалась, вся ее человеческая сущность. Пока они шевелились, а оно билось - она еще была жива. Но нет. Картина меняется. Покрывается белой коркой налета, толстым слоем пыли и плесени, а потом и вовсе разлетается на маленькие песчинки уносимые ветром. Листва опадает с деревьев. Пробиваются почки. И вроде падает снег. Мне не понятно холодно или тепло, а может быть даже жарко. Во рту много слюны. Язык блуждает свободно, так как зубы почему-то отсутствуют. Засыпаю, но сразу просыпаюсь. Или не сразу. Может, прошел день? Сейчас вечер? Или все еще то гадкое утро, когда борешься с собой и не знаешь, стоит ли сегодня вставать. Послать, что ли все к черту и продолжать беззаботный сон. И я посылаю. Как просто уходить от проблем, даже если у тебя нет ног. Темно. Глаза перестали слушаться, но мне совсем не страшно. Когда долго чего-то ждешь, это что-то, теряет свою новизну и перестает быть чем-то. Пахнет старостью и смертью. У них похожие запахи, но только старикам дано их различать. Не могу вспомнить. Кажется, вспомнил. Нет, снова забыл. Имя перестает что-то значить, когда уже некому его произносить. Как легко. Ощущение полета. Я прыгнул с горы и ветер подарил мне крылья. И я лечу. Там внизу море. Белыми барашками пасутся волны. Машу им крылом и гордо задираю клюв.

Больше нет человека, которым я был.
Он исчез. Испарился.
Умер. Снова ожил.
Принял облик он птицы.
И в небо он взмыл.
И в свободе полета
Тайну жизни открыл.

Солнце печет бока. Слишком высоко. А хочется еще выше. Всегда одно и тоже. Будь ты человек или птица. Граница. Шаг или взмах крыльев. И я падаю. Море бережно принимает меня. И то самое стадо барашков, которому еще совсем недавно я махал крылом, накидывается на меня и рвет на части. Их белоснежные шкуры покрыты бардовыми пятнами моей крови. А к ненасытным зубам, прилипли кусочки мяса и перьев. Стараясь не привлекать к себе внимание, они тщательно выковыривают их из труднодоступных мест. В каждом таком кусочке, еще живу я. Чья-то рука гладит меня по голове. Странное чувство, когда головы нет, а ее кто-то гладит. Рука перебирает волосы. Скользит по лбу. Кажется, я улыбаюсь. Или только кажется. Блеснуло. Белое и яркое. Опять блеснуло, но не пропало. На белом фоне виднеется намек на что-то розовое. Кажется, появляется контур. Лицо. Но разобрать почти не возможно. Женское. Знакомое. Наверное, что-то из прошлого. Нет. Начинаю вспоминать. Начинаю понимать. Это правда. Она все-таки пришла.

* * *

Уже давно выпит чай. Да и от зефира осталось лишь одно название. В животе нехорошо урчит. На лбу выступили капельки пота. Разговор зашел в тупик, если та пара кивков считается разговором. Мы сидим и слушаем. В кафе тихо. Пахнет кофе и «Фэри». Кроме нас никого нет. Слишком ранний час. Интересно, зачем мы так рано встретились? Или в этом нет ничего интересного? Просто так ей было удобнее. А ты парень как всегда лезешь, куда не следует. Лучше открой рот и скажи уже хоть что-нибудь, не заставляй ее начинать первой.
Я зевнул. Глупо улыбнулся. И сказал:
- Привет.
Она тоже улыбнулась.
- Привет.
- Прости, я просто никак не могу собраться. Буквы где-то летают и никак не хотят, сложится в слова.
- Ты не волнуйся. Все в порядке.
Почему эта красивая девушка сидит напротив, слушает меня и не уходит. Так не бывает. Меня пытаются обмануть. Я не первый год живу. Хотя жизнь - это просто умение дышать. И для того чтобы жить, совсем не обязательно мыслить.
- Сколько сейчас времени?
- Ты куда-то торопишься? - нотка обиды кольнула мой голос.
- Да нет, что ты. Я просто так спросила.
Какой же я дурак.
- Извини.
- За что?
- Тебе со мной скучно.
- Конечно, нет. Не говори глупости.
- Так я же молчу.
- Не всегда надо говорить, чтобы слышать.
- Спасибо, что пришла.
- Я же обещала.
- Хочешь еще чаю?
- Боюсь что лопну.
- А чего хочешь?
- Пойдем погуляем.
Взмах руки. И вот из-под земли вылезает маленький человечек с небритыми губами.
- Что-нибудь еще?
- Счет, пожалуйста.
Он заползает обратно и через несколько секунд, на столе, чудесным образом появляется кожаная папка с белым чеком. Я смотрю на черные цифры. Лезу в бумажник и извлекаю из него чуть больше чем следует. Человечек подпрыгивает, вырывает из моих рук папку и растворяется в тумане. Мы встаем и уходим. Она идет чуть впереди. Я смотрю на нее и думаю. Совпадение это или, правда. Стоит ли отдаться течению и окунуться в воду с головой, или лишь немного намочить пятки. Так точно не бывает. Но мне так хочется, чтоб было.

* * *

Мы прошли улицу, обогнули массивную церковь и вышли к парку. Теплый ветер бережно обнимает наши лица и влажной росой целует руки и шею. Я потянулся в карман и достал сигареты. Потом подумал и спрятал их обратно. Она заметила это и улыбнулась.
- Что?!
- Ничего. Ты забавный.
- Ну, спасибо. Уж как меня только не называли, а такое слышу впервые.
Она обняла меня и поцеловала в щеку. До меня долетел ее аромат, и сердце в груди ускорило свой темп. Мне безумно захотелось ее поцеловать, но я с трудом совладал со своим желанием. И от этого почему-то стало грустно.

- Ты что? - взволновано, спросила она.
Я не понял, что она имеет в виду, и вопросительно дернул брови.
- Почему ты плачешь?
И тут я почувствовал, как что-то огненно-горячее стекает по щеке.
Отвернувшись, я вытер глаза носовым платком.
- Не знаю. Наверное, из-за солнца.
Она не поверила. Да я и сам не верил. Со мной что-то происходит. Все связанное с этой девушкой я воспринимаю болезненно. Как беременная женщина я переполнен эмоциями и мне тяжело себя контролировать. Что-то мягкое и нежное на секунду коснулось моих губ. Затем снова, но уже чуть дольше. Я не шевелился и не дышал. Губы задеревенели и отказывались отвечать на ее поцелуи. Но когда третий раз я почувствовал приближающееся тепло ее лица, двинулся ему на встречу. Губы встретились с губами. Ее язык нежно коснулся моего, и из моих глаз снова потекли слезы. Теперь, кажется, я стал понимать, что со мной происходит. Она мой не родившийся ребенок, а я ее не родившая мать. Я ее еще совсем не знаю, и может быть в будущем она будет меня ненавидеть. Но я знаю точно, что всегда, какой бы она не была, я буду ее любить.

Глава 2:

КРИК ЖИЗНИ
Иногда мне кажется, что я не тот, кем являюсь. Отражение в зеркале смотрит на меня, и ехидно улыбается, как будто знает что-то, что не знаю я. Включаю горячую воду, и белый пар стремительно несется к потолку, оседая на лице приятной влагой. Зеркало запотевает, скрывая от меня ехидную улыбку моего отражения. Раздеваюсь догола, и разглядываю свое тело. Такое ощущение, что вижу его впервые. Сквозь шум льющейся воды различаю слабую мелодию звонящего телефона. Протираю зеркало полотенцем и на секунду вижу в нем мутное отражение маленького мальчика, почему то это совсем меня не удивляет, только где-то глубоко в голове происходит маленький взрыв, волна которого касается сознания, и нестерпимая боль выходит струйкой крови из носа. Накланяюсь над рукомойником, и алые капли падают в воду.

* * *
Воздух пахнет дождем. Иду погруженный в свои мысли, и не замечаю прохожих. Весь мир отошел на задний план, и лишь изредка мелькает в моем сознании запрещенным двадцать пятым кадром. Думаю о ней. Смотрю себе под ноги, и асфальт улыбается мне ее улыбкой. Лишь для меня играет печальная мелодия скрипки, и я подстраиваю под нее свой шаг. Вспоминаю ее нежные губы, их нежные поцелуи, ее манящий аромат, глубину ее глаз, и все тяжелее становиться на душе. Вот в партию вступает пианино, и клавиши играют музыку боли внутри моего организма. Следом за пианино звонит телефон, уверенно не торопя свой монотонный звук. И я начинаю прокручивать наш с ней последний разговор. Вытаскиваю вату из носа, и кладу ее в пепельницу. Кровь тяжелыми каплями капает на пол. Слушая ее, отрываю новый кусок от ватного рулона и засовываю его в ноздрю. Она извиняется и говорит, что не может сегодня со мной встретиться. Отвечаю, что ничего страшного, хотя страшнее и придумать не могу. А она все говорит и говорит, но я уже ее не слушаю, новая волна головной боли корчит мое лицо, и струйка крови начинает течь из другой ноздри. Объясняет, что должна уехать, но скоро приедет, и мы обязательно встретимся. Говорю, конечно, вешаю трубку и запрокинув голову закрываю глаза. Ухожу от своих мыслей, и вернувшись в реальность понимаю, что меня зажало в турникете. Из заднего кармана джинс извлекаю электронный билет, благополучно выбираюсь из могучих тисков, и стремительно спускаюсь по ржавым ступеням эскалатора в лоно метро.
Поезд отошел от платформы и вместе с пассажирами исчез в черной пустоте туннеля. До прибытия следующего примерно пару минут. Через тридцать секунд, платформа снова забита какими-то людьми. Мужчины в одинаковых костюмах задирают рукава, смотрят на часы и отрицательно качают головами. Старухи с сумками на колесах обсуждают мою татуировку. И пристально разглядывают мой зад. В паре шагов от меня, стоит симпатичная молодая девушка и слушает плеер. Ее длинная нога, обернутая в светлые джинсы, немного подергивается в такт музыке вырывающейся из наушников и вливающейся прямо ей в мозг. Внимательно изучив ее, я понимаю, что ошибся. Она, не просто симпатичная. Она- красавица. Кажется, она мне улыбнулась. Что ж, я улыбнулся в ответ. Два ярких шара вспыхнули в темноте. До ушей донесся гул. Поезд вихрем пронесся мимо и растрепал мои волосы. Я вошел в вагон и за какие-то доли секунды успел сесть раньше толстой старухи с бородатым лицом. Она что-то фыркнула и заковыляла дальше по вагону. Поезд тронулся, и я закрыл глаза.
Ту-ду-ту-ду-ту-ду-ту-ду,- заглушило голоса пассажиров, и унесло меня куда-то далеко-далеко, в неведомые дали. К сиреневым облакам и молочным полям, к розовому солнцу и черной, как смола траве. Я увидел дома с желтыми крышами. Увидел маленьких взрослых и больших детей. Под тенью Могучего дерева они что-то делали из гвоздей, веток, травы, и наверное, воды. Я не спрашивал, что они делают. Да и они не говорили. Но почему-то ясно услышал: «Мы делаем МИР».
Кто-то смотрел на меня. Очень внимательно разглядывал мое лицо, руки плечи. Опускал взгляд ниже и снова возвращал к лицу. Мне даже не обязательно было открывать глаза, чтоб понять, кто это. Она сидела напротив. Из ее ушей исчезли наушники. И она смотрела на меня. Когда я открыл глаза, она не отвернулась. Только в легкой улыбке дернулись губы, а зрачки расширились и превратились в две маленькие вселенные. И я заглянул в них, они позвали меня в свои глубины, в истоки жизни и величия. Я тонул в них и даже не пытался спастись. Сердце бешено замолотило по ребрам. Мы сидели и смотрели друг на друга. И вполне возможно, что и в моих глазах она увидела нечто подобное. Возможно сейчас, именно в этот момент она тонет в них, так же как я тону в ее. Это длилось всего несколько секунд. Но по коже пробежала вечность. Поезд остановился. Объявили какую-то станцию. Но голос, миллионы раз слышанный мной, не смог долететь до моих ушей и сжатым комком помех застрял в динамике. Она встала и вышла. Я вышел за ней.

* * *

Слабое сияние луны, выхватывает из темноты ее лицо. Простыня сползла и упала на пол, открыв для меня ее обнаженное тело. Я разглядываю его и поражаюсь его идеальности. Этой ночью оно принадлежит мне. И я не хочу, чтобы она кончалась. Провожу ладонью по ее бедрам, задеваю грудь и улыбаюсь темноте. Каждый человек, хочет почувствовать себя. Богом. И я чувствую. Я Бог. Выше всех. Но только на одну ночь. Это пугает меня. Я так не хочу. Склоните головы и преклоните колени. Молитесь и будете услышаны. Верьте в меня, и я поверю в вас. Она спит. Но слышит меня. Потому-что, я говорю, пусть при этом мои губы и не шевелятся, но это не имеет значения. Ты слышишь, даже если не хочешь этого слышать. Веришь, даже если не хочешь в это верить. Открой глаза. Не притворяйся. Прошу тебя. Послушай, тебе это не сниться, это происходит на самом деле. Открой. Открооой! Кричу. Но тишина молчит. И я снова кричу, срывая голос: «ОТТКРРОООЙЙЙ!». Но она продолжает спать. В слабом сиянии луны, я начинаю ее ненавидеть. Мне противно ее лицо. Отвратительно ее тело. Я готов ее задушить. Как она может так со мной поступать. Тихо сползаю с кровати на пол. Быстро одеваюсь. И не прощаясь, ухожу. Мне плохо. Очень плохо. Виски пульсируют. На улице холодно и дождливо. Ботинки промокли насквозь. Я ускоряю шаг. Бегу. Падаю. Глотаю грязь. Ползу. С трудом поднимаюсь на ноги и снова бегу. Что же это? Чтооо жее этооо?! Слова пожирает тишина. Она мой главный враг и я буду кричать, пока она не исчезнет.

* * *

Тикают часы. И в уши заползает боль. Даже собственное сопение кажется чем-то невероятно громким. «Бом»,- молотом по голове. И еще раз «бом». И еще. Еще. Еще. Затыкаю уши. Но это не помогает. Звук внутри меня. Он сотрясается внутри моей головы и не хочет выходить через рот. Я дрожу. Телом овладели мурашки. Закутываюсь с головой в плед. Мне кажется или я умираю?

* * *

Сознание периодически возвращается ко мне. Я вижу шкаф, стены, пол и бледный потолок. Они вибрируют и меняются местами. Из-под кровати вылетают маленькие смерчики и весело разлетаются по комнате, круша все, что встречается им на пути. Люстра падает на пол, но не разбивается. Лежит и не шевелится. Оборванные провода виселицей свисают с потолка. Лампочки в люстре горят. Ярко и непривычно. И с каждой секундой свет от них становится все ярче и ярче. Он обжигает лицо и руки. На них вздуваются большие розовые пузыри. Чем ярче свет, тем больше пузыри. И вот они с противным звуком начинаю лопаться, забрызгивая комнату жидкостью сопливого цвета. Горячо. Лампочки накалились до предела. Комната залита красным, обжигающим светом. «БУМ»,- и все взрывается и исчезает в огне. Я сгораю заживо, но уже не чувствую боли. Она ушла, как только лопнул последний пузырь ожога на моей коже. Чья-то рука давит на мое горло, и я начинаю задыхаться. Сквозь огонь я вижу знакомые черты, но не могу понять, кому они принадлежат. Рука еще сильнее обнимает горло, и я теряю сознание.

* * *
Где я?
Существую ли я еще?
Где-то далеко, играет приятная музыка. Она успокаивает. И я начинаю существовать вместе с ней. Сливаюсь со звуком и растворяюсь в нем, как шипучая таблетка в стакане воды. Но тут мелодия теряется и распадается на маленькие черные нотки. Я хватаюсь за их тонкие усики, но они потные ускользают от меня и исчезают в белом пространстве. Вот остается одна, последняя нота. Впиваюсь в нее когтями и крепко обвиваю ногами. Но она даже и не пытается сопротивляться. Она расстегивает молнию на своей черной коже. Снимает ее. А под ней я обнаруживаю огромный колокол. Пытаюсь отпустить его, но руки и ноги прилипли к нему. Я как пойманная муха сражаюсь с металлической паутиной. Качаюсь из стороны в сторону и колокол качается вместе со мной. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и я, наконец, освобожусь. Уже почти, но тут колокол начинает бить. «Бом». И я падаю в мертвую пустоту.

* * *

Не знаю, сколько дней я провел в бреду, но видимо порядочно. Когда я наконец-то очнулся и пришел в мир живых, мой желудок несколько раз сжали спазмы, и меня вырвало желудочным соком. Я дополз до зеркала и передо мной предстал худой, болезненный тип с впалыми щеками и слипшимися волосами. Перерыл весь холодильник и кроме пакета с прокисшим молоком, куска черствого хлеба, двух йогуртов и трех яиц ничего больше не нашел. Пробив пальцем крышки йогуртов, я залпом осушил их пластмассовые тела. Молоко выкинул. На разделочной доске молотком мелко покрошил хлеб, высыпал на сковородку и сверху залил найденными яйцами. Съел полученный продукт, но не наелся. Голод терзал желудок. И периодически, думая, что я не замечаю, откусывал от его стенок малюсенькие кусочки, которые тут же пережевывал и безотходно съедал.
Я лег в горячую ванну. И поднес ко рту закуренную сигарету. Сильно затянулся и закашлял. Дым наполнил легкие. Проник в желудок. Голод закашлял вместе со мной. Рассердившись, он мощно распахнул зубастую пасть и вырвал здоровенный кусок из моего желудка. Я скорежился от боли и застонал. Сигарета выпала изо рта и утонула в черной воде. Меня опять вырвало, только на этот раз вместе с соком вытек мой омлет, а затем и выпитые йогурты. Почему-то когда меня выворачивало на изнанку, передо мной предстал образ совсем мне не знакомой девушки на фоне станции метро. Я тряхнул головой и образ тут же исчез, растворившись в сознании.

Глава 3:
Б.А.Р.

Восход. Розовые лучи, выползая из-за гор, ложатся на землю и греют ее богатую синеву. Наступает новый день. Большие дети ушли в молочные поля собирать урожай. Маленькие взрослые, поиграв для вида немного в прятки, жадно накинулись на еще не доделанную до конца игрушку. Она покоилась под тенью Могучего дерева, защищенная от дождя непромокаемой тканью. Маленькие взрослые ручки потянулись к туго затянутому узелку, быстро и ловко распутали его и резко дернув, сорвали блестящий материал. Под ним оказался здоровенный шар. Он был выше каждого взрослого примерно в два, а то и в три раза. Вся его поверхность была раскрашена в различные цвета, но в основном преобладали синие и коричневые оттенки. Маленькие взрослые весело захихикали и захлопали в ладоши. Но тут раздался свист. Он предупреждал о том, что большие дети возвращаются с полей. Ловкими движениями маленькие взрослые накинули блестящую ткань на шар, а те же маленькие ручки вернули крепкий узел на прежнее место. Потом все разбежались кто куда, продолжая хихикать и хлопать в ладоши, оставив свою игрушку в полном одиночестве под тенью Могучего дерева. Рядом с ней, в землю вбита небольшая табличка, на которой зеленой краской написано всего одно слово: «МИР».

* * *

Вечер. Облака тают в темноте, словно кусочки льда на горячей ладони. На улице приятная, освежающая прохлада. Я иду на распашку и курю сигарету. Мимо проплывают надушенные и разодетые субботние люди. Они серьезные и веселые. Печальные и сердитые. Одинокие. Не одинокие. Полные и худые. Сильные и слабые. Бледные и румяные. Чуть живые и чуть мертвые. Они проплывают мимо и исчезают за моей спиной. Словно призраки легенд. Словно те, которых не было. Проходят сквозь мои плечи, оставляя на них слабый запах духов вечности. Их преследует пыльное облако. Оно ждет того момента, когда наконец-то вновь сможет завладеть их телами и заключить их в свою удушливую серость. У них только один вечер. И только он один принадлежит - субботним людям. Живущим и умирающим с восходом солнца.
Иду по набережной и мельком поглядываю на темную воду. Она неспокойна и холодна. Ее глубина притягивает взгляд. Хочется прыгнуть в нее, погрузить все свое тело и опускаться долго и свободно. Дольше чем есть на самом деле. Бесконечно долго. И никогда не доставать ногами грубого дна.
Через несколько минут я наконец-то дохожу до нужного мне места.
Над дверью красным цветом сверкает небольшая вывеска «Б.А.Р.» Толкнув дверь ногой, вхожу внутрь. Беспорядочное количество столиков захламляет главный зал темного заведения. Почти за каждым из них сидит хотя бы один здоровый, лысый дядька. Пробираюсь по головам, наступаю на ноги, извиняюсь и снова наступаю. Получаю пощечину и выползаю в соседний зал. Наверное, под действием электрического тока, в нем дергаются какие-то люди с красными лицами. В сопровождение их мучительным агониям долбит музыка, разрывающая в клочья сетки динамиков. Уворачиваясь от этих людей, чудом пересекаю обширную площадь и подхожу к бару. За барной стойкой уже кто-то спит. Я легонько толкаю спящего, и его пьяное тело закатывается в угол.
- Привет, как дела,- кричу я длинному бармену с лысой головой. Он крутит рукой у уха, объясняя, что не слышит, его лысина блестит и переливается освещаемая прожекторами, висящими над головой. Ну и не надо думаю я, и достаю сигареты.

* * *

К трем часам ночи я уже пьян. Алкогольные пузырьки щекочут тело и язык. Из-за этого он постоянно заплетается и говорит что-то невнятное. Бармен слушает меня и смешно дергает ушами. На барной стойке скопилось порядочное количество пустых рюмок, из которых я пытаюсь построить домик. Бармен все норовит забрать их, но я ругаюсь и брызжу в него слюной. Домик все никак не получается.
- И я говорю: «Повернись, просто повернись. Если любишь меня, повернись и посмотри мне в глаза. Это же так просто. Если я
тебе не безразличен, если тебе есть, что мне сказать, то прошу
тебя не бойся. Голос в твоей голове - это мой голос. Ты не сошла с
ума. Это сила мысли, но это совсем не «Звездные войны».
- А при чем тут «Звездные войны»? - не понимает он.
- Как при чем? – от возмущения и негодования у меня начинает ужасно щекотать в носу. - Ты что дурак, что ли?! Не обижайся. Я же говорю сила мысли.
- И что из этого?
- Ну, слушай. Человеческая мысль не имеет никаких границ. Она безгранична, понимаешь. Это самая великая сила во вселенной. Залпом опрокидываю в себя рюмку текилы, слизываю просыпавшуюся соль с рукава и заедаю терпкий привкус голубой агавы долькой лайма.
- Да, а как же тогда Бог? – ухмыляется бармен, наливая мне новую порцию текилы.
- Не, ну ты точно дурак, без обид. Мы боги. Понимаешь? Мы все. Ты, я, даже вот этот, под столом, он тоже бог. Просто никто не хочет это осознать. Но это так. Вот кто такой Бог? Не отвечай. Он создатель. Он создал мир. Ну, а кто такой, к примеру писатель? Он тот же создатель, тот же Бог. Он пишет книги, и каждой такой книгой рождает новый мир, наполненный своими городами, странами, жителями. Вот это и есть сила мысли. И наш мир, может тоже всего-навсего чья-то книжка, написанная неизвестным автором и давным-давно затерявшаяся на полке мироздания.
- Ок, но все же, если это и так, то выходит, что был самый первый писатель, который написал самую первую книгу, и родил тем самым целую вселенную. Получается, он тогда и есть бог?
Я разглядываю изображение ангелов на стене, и обдумываю его слова. Мутная пелена легкой дымкой касается моих глаз.
- Может тебе уже хватит? – интересуется бармен, разбирающий развалины моего рюмочного домика, уловив момент моей отрешенности.
Перевожу взгляд с ангелов на его лысину, свет прожектора отражается от нее и мне кажется я вижу нимб. Улыбаюсь.
- Конечно хватит! Наливай!
Лицо раскалилось до красна, и обильно выпускает струйки пота. Платок промок насквозь, и я бросил его на пол. Тяжело вздохнув, допиваю остатки выпивки из своей рюмки и с грохотом опрокидываю ее на гладкую поверхность деревянной стойки. Бармен куда-то исчез, и я почувствовал себя никчемным и одиноким. В уши заползла пустота. Она тоже одинока эта пустота. Ей тоже грустно и хочется немного тепла. Поэтому она заползает в уши к разным людям и пытается там прижиться. Но люди не любят пустоту. Она давит и угнетает. Грязными пальцами они ковыряют ее хрупкое тельце, и она выползает, словно выдавленный прыщ и уползает прочь в поисках новых ушей, нового тепла, новой любви. Я попытался прислушаться к ее шебуршанию, но пустота пожирает всяческие звуки. Тогда я сунул в ухо палец и выкинул нежеланную подругу прочь. Неожиданно появившийся звук пулей влетел в барабанные перепонки и уничтожил мозг. Тысяча звуковых волн прошла по всему телу и в них я услышал: как бьется посуда, ломается мебель, кто-то истерически смеется и кричит. Медленно поворачиваю голову. И передо мной предстает следующая картина. Лысые дядьки, вооружившись, кто ножами, кто вилками, а кто и тем и другим, бегают друг за другом, тыкают в толстые животы и от туда вытекает кетчуп. С пьяна я ничего не понял и засмеялся, потому что решил, что они хотят друг друга съесть. Но когда через несколько секунд, один из дядек выстрелил другому в голову и разбрызгал его мозги по белой скатерти, мое опьянение сразу куда-то делось. Как будто и не пил вовсе. Я вскочил со стула и не долго думая ломанул через кухню к черному ходу. На кухне уже никого не было, в больших кастрюлях, что-то булькало и пахло горелым. Я подбежал к тяжелой металлической двери, схватился за ручку и рванул ее на себя. Заперта. Как же это? Из глаз и носа потекло, что-то жидкое и соленое. Я зло пнул дверь ногой. Отлетев от ботинка, она открыла мне путь на волю. Жидкость тут же перестала, выделятся, носом и глазами и я выбежал на улицу.

* * *

Отдышавшись в каком-то дворе, я решил, направится куда-нибудь подальше от криков, воя сирен и выстрелов. Поднялся со скамейки и меня повело вправо. Видимо опьянение решило вернуться ко мне в самый неподходящий момент. Я сел обратно, с трудом закинул ногу на ногу и достал из кармана куртки непонятную закорючку. В темноте в ней с трудом угадывалась сигарета. Но она больше походила на палец, сломанный в трех местах. Я икнул и вроде закурил. На улице холодно и у меня изо рта вырывается белый пар. Голова кружится, а горло жжет слабый привкус подступающей тошноты. От куда-то из далека ветер принес теплый запах крови. Запах смешался с дымом и я вдохнул его в свои легкие. Вдохнул этот маленький кусочек, вырванный из человека. Эту последнюю капельку жизни растаявшую на порванном теле. Сердце больно сжалось. И мне показалось, что мир провалился. Исчез. А я остался. Один. С этим маленьким ошметком чужой жизни в груди. Остался и не исчез вместе с миром. Не умер поглощенный пучиной огня приходящего апокалипсиса. Остался - чтобы жить.

Глава 4:
МАЛЕНЬКАЯ И БЕЗЗАЩИТНАЯ

Тонкое стекло, а за стеклом свет. Словно живой, он скользит по комнате рассеивая мрак. Кровать пуста. Постельное белье мертвым горбом застыло на матраце. Небольшой слой пыли припудрил стол и красную настольную лампу, белые листы бумаги и черную глеевую ручку. Комната пуста. Уже много дней в ней никто не живет. Еще немного и она совсем потеряет свое назначение, превратившись в куски бетона и хранилище пыли. Дверь открыта. За ней расположен небольшой коридор с темными углами, в которых всегда кто-то прячется. Невидимый, и по этому пугающий. Это уголки страха. Он копится в них и однажды став больше и сильнее, вытянет свои кривые грязные руки и чья-то жизнь оборвется. Далее по коридору расположена ванная комната. Одиноко капает вода из плохо закрытого крана, разлетаясь эхом по чугунной ванне. Шумит вода в туалетном бочке. Маленькую кухню заполнил кислый запах немытой посуды. По квартире летают толстые мухи и ползают наглые тараканы. Но нет того кто должен быть, потому что квартира пуста.

* * *
Мягкий ковер щекочет пятки. Она улыбается и плавно скользит по его разноцветному узору. В ее руке зеленая чашка с горячим кофе. Ее тело не покрыто тканью. Она обнажена. В квартире темно, но ей это не мешает. За многие годы ей удалось наизусть выучить каждое видимое и не видимое препятствие в ней. Она проплывает дверной проем и попадает в комнату. Диван разложен. Окно открыто. Звезды сияют. Прохлада разливается. А он сидит в кресле и в его руке дымится сигарета. Его глаза в темноте зловеще светятся и в ней возникает желание, кинуться к ним и жадно целовать их. Она сходит с ума. Ее тело дрожит от возбуждения, но она держит себя в руках. Подплывает ближе к нему, садится на корточки, напротив кресла, и протягивает зеленую чашку. Он берет ее нежно, словно это хрупкий хрусталь и делает маленький глоток. Из зловещих глаз вытекают слезы. Кофе обжог его. И ей тоже хочется плакать вместе с ним. Разделить его боль. Почувствовать тоже, что почувствовал он - ее любимый. И она плачет. А он смотрит на нее и не понимает. А она плачет и улыбается ему. Он ставит чашку на подлокотник, опускается на колени и медленно притягивает ее горячее тело к себе. Целует ее лицо. Целует слезы. Она целует его зловещие глаза и обожженные губы. Он поднимает ее на руки и несет на диван. Уже много дней они живут бок об бок в ее маленькой квартире. Много дней любят друг друга. И теперь он точно уверен, что это она. Ее он искал. И вот теперь нашел. Он кладет ее на диван и медленно опускается к ее теплу. Окно открыто. Звезды сияют. Прохлада разливается. А он любит ее на разложенном диване.

* * *
Мысли мешают спать. Переворачиваюсь с боку на бок, и обильно потею. Одеяло промокло насквозь и от этого мне становиться холодно. Дрожу всем телом, но мыслительный процесс не останавливается. Я думаю о том, что может быть, мы зря все это начинаем. О том, что это не стоит таких мучений. Зачем мы это делаем? В нас заложено стремленье к мазохизму? Мы же мучаемся. Страдаем ежедневно и все равно продолжаем. День. Ночь. День. И снова Ночь. Ничего не изменится, а мы все еще надеемся. Правда, на поверхности, а мы не хотим ее видеть. Вот, вот в чем дело. Не в том, что не видим, а в том, что не хотим. И по этому страдаем. Кто-то чаще. Кто-то реже. Но это не важно. Ты хочешь что-то закончить, но не хватает сил. Хочешь что-то начать, но тебе не дают. Любишь. Но не любят тебя. Хочешь жить, но снова... День. Ночь. И ты на шаг ближе к смерти. Трамвай останавливается в миллиметре от твоего лица и ты плачешь. Проходит год. Твое тело лежит на земле обезображенное и расчлененное тяжелыми колесами, того самого трамвая. И по твоим холодным щекам текут новые слезы, стирающие кровь с разбитого подбородка. Солнце в небе улыбается тебе и веселые блики бегают по осколкам твоей черепушки. Так зачем мы все это начинаем, если всегда известен конец. Жить. Принять потери, поражения и все равно жить. Уйти и снова вернуться. Да, вы сильные. Да, вы можете бороться. Можете быть счастливыми. Но можете ли вы осчастливить других. Тех, кто по каким-то причинам не заслужил счастья. Они не знали, что будет так. Когда они начали, их никто об этом не предупредил. Должны были сказать, но не сказали. Что для того, чтобы кто-то был счастливым им придется страдать. Счастливые смотрят на страдающих и от этого им становится еще лучше. Они радуются, тому, что им выпали совсем другие роли в этой жизни. Тому, что они не такие. Проходит время и счастливые начинают ставить себя выше страдающих. Они начинают воротить носы, гнать и всячески унижать их. Обливать грязью слов. Они начинают их ненавидеть. Стоит ли все начинать? Если заранее не знаешь, кем ты станешь. Тебе известны роли, но какая достанется тебе?
Переворачиваюсь на правый бок, и прижимаюсь к ней. Так уже лучше. Где-то в голове скребется сон. Закрываю глаза и вижу темную воду. Она подрагивает как желе, а в ней отражение. Какие-то белые колонны, держат большую треугольную крышу. Я приближаюсь к воде и медленно опускаюсь в это отражение.

* * *

Бежит, маленькая и беззащитная. Никому не нужная. Ее серая шерстка мокрыми нитками облепляет бока. Пробегает мимо помойной урны и ее серый носик несколько раз судорожно вздрагивает, уловив слабый, но безумно манящий запах чего-то съестного. Становится на задние лапки и тянется вверх, желая заглянуть в урну. Но у нее из этого ничего не выходит, она слишком мала для этого мира. Кто-то идет. Она чувствует сильную вибрацию, пробегающую по мокрому асфальту. Делает последнюю попытку дотянутся, при этом бешено шмыгает носом, вбирая в свои легкие как можно больше, чудесного аромата еды. Ее вздутый животик начинает истерично урчать. Маленькие ушки на лысой головке, вертятся словно локаторы и точно настраиваются на приближающиеся шаги. Уловив слабые голоса, она резко дергает своим исхудавшим телом и убегает прочь оставив на асфальте слабые капли своей слюны и чего-то темно-красного.

* * *
Вытираю рот платком, оставляя на нем кровавые разводы. Она возиться у плиты, готовит завтрак. Пахнет жареной колбасой, луком и тостами. Сижу на широком подоконнике и смотрю в окно. Разглядываю кучку голубей собравшуюся у скамейки рядом с одиноко сидящей старушкой в платке. Из целлофанового пакета, старушка извлекает кусочки засохшего хлеба, и раскрошив их в руке бросает на асфальт. Но голуби не успевают их клевать, так как проворные воробьи еще на лету ловят крошки и уносятся с ними прочь, поедая добычу на лету. За спиной раздаются шаги, я не оборачиваюсь. Она обнимает меня и целует в плечо. Аккуратно протираю рот платком, и не заметно для нее прячу его в карман шорт.
Поворачиваюсь к ней, и улыбнувшись, целую в лоб. Она прижимается ко мне, и мы молча обнимаем друг друга.
- Пойдем, а то остынет, - говорит она.
Киваю, и закуриваю сигарету.

Глава 5:
УБИВАЮЩАЯ

Дождь уже закончился. И землю снова содрагают, холодные прикосновения осеннего солнца. За стеклом, прямо за ее спиной, растет тоненькое дерево. Оно дрожит на ветру, но пытается противится его порывам. Его листья испачкали краски. Это штрихи неудачливых художников, посвятивших себя поиску чего-то нового и необычного. Они ищут. Их тонкие кисти скользят и наносят на холсты неуверенные мазки. Каждый новый мазок, еще более неувереннее прежнего. Они злятся, рвут свои полотна на части, обливают их бензином и сжигают вместе с собой. Ломают кисти. Разгрызают их зубами до крови, раздирая свои десна. Разливают краску. Падают в нее лицом, плачут и все начинают с начала. Я разглядываю, дерево и чувствую как она разглядывает меня. В моем стакане плавает пиво и манящая пена все норовит покинуть его границы, перелиться на стол и маленькими капельками улететь вместе с ветром. Я делаю глоток и вокруг моих губ образуется белая радуга усов. Она смеется. Берет салфетку из салфетницы и медленно и тщательно вытирает мой рот. Я целую ее руку и прижимаюсь к ней небритой щекой. Несколько месяцев назад, в этом кафе состоялось наше первое свидание. Но ощущение времени теряется, когда кого-то любишь. Механизмы замирают и покрываются оранжевой плесенью ржавчины. Стрелки отмирают, и черными костями падают на пол. Мир вращается вокруг нас, но мы не вращаемся вместе с ним. Мы два крыла птицы. Два взмаха. Два подъема и падения. Два разорванных сердца, сшитых воедино. Мы вечные. Одаренные бессмертием и проклятием любви.
Тонкие струйки дыма из пальцев и белое облако тумана под потолком. Пепельница переполнена маленькими трупиками желтых детей. Их измятые тела покрывают серые пятна ожогов. Братская могила, не засыпанная землей. Поле боя заваленное проигравшими. Я потушил сигарету. Едкий дым ударил в глаза и нос. Голова закружилась, а черные точки подобно маку заполнили пространство моих глаз. Я видел темноту. И больше ничего. Она обступала со всех сторон и сжимала меня в непроглядное кольцо. Я закричал и мне ответом был свет. Какие-то образы призраками восставали передо мной. В туманной дымке мчится поезд. Стуча колесами: ту-ту-ту-ту... Вагон набитый людьми. Бородатая бабка, растворяющаяся в глубине вагона. Я чувствую кого-то за своей спиной. Улавливаю его слабый запах духов и запах сырой земли. Тяжелое дыхание упирается мне в затылок. Так дышит смерть, перед тем как забирает свою жертву в бесконечно долгое скитание. Резко поворачиваюсь и в ту же секунду, что-то ледяное сжимает мне горло. Передо мной стоит девушка с белым лицом и мертвецки синими губами. Она медленно шевелит ими, как будто, что-то говорит, но звука нет, словно его отключили легким нажатием клавиши пульта. Свои белые пальцы она сомкнула на моем горле. Мое тело не сопротивляется им. Оно просто решило заранее сдаться и позволить неведомому существу убить меня. Задыхаюсь. Краем выпученного глаза замечаю, что в ушах у девушки вдеты наушники. Возникает странное ощущение. Очень похожее на дэжавю. В ее глазах я вижу мертвую пустоту. Она душит меня и пожирает этой пустотой. Умираю. Медленно и мучительно. Тело бьется в конвульсиях. Это сон говорю я себе. Закрываю глаза и считаю до трех. Открываю и вижу себя. Словно заглянул в зеркало. Я убиваю сам себя, и мне становится неприятен тот я, что стоит напротив. Его лицо полно ненависти. На его висках вздулись зеленые змейки вен. Жизнь задыхается во мне. Последний раз закрываю глаза. И кто-то умирает.

* * *

Делаю вдох и начинаю кашлять. Жадно хватаю воздух рыбьим ртом. По щекам стекают соленые капли. Постепенно прихожу в себя. С трудом сглатываю слюну и озираюсь по сторонам. По лиловому небу плывут фиолетовые облака. Прямо над моей головой неровным блином разлилось розовое солнце. Внутри меня все перевернулось и сжалось от восторга и восхищения. «Как прекрасно»,- кричала каждая клеточка, каждый орган, каждый волосок - моего тела. Таким, может быть только сказочное виденье, только волшебный сон, приснившийся однажды. Как я попал сюда? Я приподнял свое тело и увидел, то чего никогда не должен был видеть. Словно алмазы заблестели в моих глазах отражения белоснежных полей. Буд-то бы чья-то рука, не удержала тяжелый кувшин и расплескала его молочное содержимое на землю. Там где заканчивались поля, виднелась смолянистая трава. Я закричал. Закричал от восторга прямо в лиловое небо. Смеюсь, кричу и глотаю слезы. Теряю свое «я» и перестаю понимать. Есть ли еще где-нибудь, хотя бы маленькая часть, того, что было мною: слабый запах, кусочек кожи, маленькая косточка? Хоть что-нибудь? Вдохнул ли кто-нибудь последнюю каплю моей умирающей крови? Остался ли я в ком-то призрачным воспоминанием? Или нет. Кому я нужен. Смерть стерла меня с лица земли. И никто этого даже не заметил. Я ничтожное существо. Кухонный таракан раздавленный тапком. Падаю на землю без сил, и меня уже не очень удивляет ее синева. Мою грудь сотрясают рыданья. Во мраке мыслей рисую картины: синее небо, белые облака, зеленая трава и желтое кольцо солнца. Рисую девушку: длинные волны волос, солнце путается в них и я вижу, как оно смеется; темные глаза, с первого взгляда обычные, но стоит только приглядеться, заглянуть в них и ты видишь их бесконечную глубину, а в ней тонкие нити печали и мечты; прекрасная спина, обнаженная, гладкая, нежная затянутая тенью свисающих волос; грудь, бесконечно призывающая к ласкам; я рисую ее, ту, что любил. И теперь понимаю.

Я тот, кто жил.
Чья жизнь оборвалась.
И не осталось больше ничего.
Моя душа на воду разлилась.
Иссякла. Обнажая дно.

Дрожу. Не потому-что мне холодно, а потому-что не хочу в это верить. Сворачиваюсь комочком, и силы покидают тело. Тонкие струйки слез стекают по щекам капая на землю. Я закрываю глаза.

* * *

Открываю глаза. Пахнет сыростью. Перед глазами мелькает, что-то серое и шершавое. Холодные брызги попадают в глаза. Вокруг ушей вертится непрекращающийся шум. Это шум города. Город не спит даже ночью. Круглосуточный мотор, говорящий миллиардом всевозможных звуков. Я бегу вдоль грязного бордюра. Маленький и голодный. Мокрый и холодный. Во рту привкус крови. Горький и не знакомый. Я ищу еду. Ищу так, словно для этого и был рожден. Сую свой серый облезлый нос во все щели встречающиеся на пути. От голода с трудом переставляю свои лапки. Мне становится жалко себя. Потому-что я не вижу смысла во всем происходящем. Еще немного и я рухну без сил и захлебнусь черной лужей. Улавливаю сладкий запах и останавливаюсь как вкопанный. Он где-то совсем рядом. Поворачиваю худую шейку и теперь ясно ощущаю его источник. Он находится на той стороне дороги, по которой безостановочно проносятся тяжелые громады машин. У меня есть выбор, он очень прост: остаться ждать смерти от голода или умереть под колесами, зная, что хотя бы попытался. И я выбираю второе. Напрягаю тело и часто дышу. Бешено стучит сердечко в маленькой груди. Бегу. Уворачиваюсь. Все еще бегу. Я маленькая мышка, кому нужна моя смерть. Останавливаюсь на секунду. Жду. Огромный КамаЗ проезжает мимо, и воздушной волной, отбрасывает меня назад. Падаю и больно бьюсь черепушкой об асфальт. Из ушек течет кровь. Но я не сдаюсь. И начинаю путь сначала. Машины мелькают перед глазами. Я закрываю их и снова бегу, вперед, наугад, полагаясь только на сладкий запах доносящийся с той стороны. Бегу и слышу хруст собственных костей.
Город не спит даже ночью. Круглосуточный мотор говорящий миллиардом всевозможных звуков.

Глава 6:
ПЕРЕРОЖДЕНИЕ

Они пришли и разбудили меня. В моих ушах, все еще дребезжал звук не успевший уйти. Точный и острый - эпицентр смерти. В носу застрял запах бензина и мокрого асфальта, во рту разлился терпкий привкус крови. Мне показалось, что это все еще продолжение сна, слишком странными были существа окружившие меня. Дети с лицами взрослых и взрослые с лицами детей. Они с нескрываемым интересом разглядывают меня и в тишине, доносятся обрывки их страстного шепота, при этом замечаю, что губы у них не шевелятся. Протираю глаза и сплевываю на землю кровавой слюной. Маленькие взрослые смеются и показывают на меня пальцем. Они одеты в одинаковые одежды: голубые штаны на лямках и пестрые разноцветные рубашки с закатанными до локтей рукавами. Обуви на их ногах нет. Впрочем, как и у меня. Только сейчас я осмотрел себя и не узнал. Маленькие ноги и совсем не мои руки. Тело, одетое в пеструю рубаху, а ноги в голубые штаны на подтяжках. Я один из них. Маленький взрослый. Из круга вышел крепкий и хорошо сложенный человек с детским лицом, наклонился ко мне и ровным заботливым голосом, словно уже много лет знает меня, спросил:
- Ну как ты, малыш?
- Да вроде ничего, - прохрипел я незнакомым голосом.
- Я же говорил, не играй с ним, он же еще не закончен, и очень опасен.
- Я...я больше не буду, - покорно склонив голову, пообещал я. Большие руки обвились вокруг моей талии и поставили меня на землю. Маленькие взрослые, вытеснили Больших детей, и обступив меня со всех сторон, на перебой стали задавать различные вопросы. Чем дольше я смотрел на них, тем больше начинал вспоминать. Я знал их всех. Лэйну, Айну, Саньгеру, Вейсвонга, Дендорга и многих других. Так же знал и себя. Пейрона. Названного в честь деда, Пейрона старшего. Моя жизнь очень быстро рисовалась в моей голове и точно воссоздавала каждый прожитый день, не опуская ни одного маленького и незначительного события произошедшего в ней. Я кратко рассказал им про пережитое мною, и уловив момент, когда они расслабившись начали хихикать и хлопать в ладоши, прорвал блокаду и побежал по широкой тропинке к Могучему дереву. Туда где покоилась она. Мои легкие были чисты, и я радостно наполнял их свежим воздухом. Тропинка круто повернула, я обогнул домик с желтой крышей, про себя отметил, что тут живет Айна, и выбежал на небольшую поляну. Оно было тут. Единственное дерево, оставшееся в целости и сохранности после огненной грозы случившейся много лет назад. Она обошла его стороной и не посмела превратить в горстку пепла. Могучее дерево, а под ним большой шар, накрытый непромокаемой тканью. Это наша игрушка, сотканная из гвоздей, веток, травы и разных других компонентов. Это наш МИР.

* * *

Кто-то подошел и положил тяжелую руку на мое детское плечо. Она
была холодной и пахла табаком, но в тоже время такой нежной и
родной. Отец стоял рядом, и молча смотрел на нее. Я тоже молчал. В
этой тишине, я ясно ощущал наше мысленное общение. Вена на его левом виске немного подрагивала, точно так, как обычно подрагивает
при нашем с ним разговоре. Я четко слышал его голос в своей голове. Тихий, но в тоже время властный, мягкий, но в тоже время
жесткий и уверенный. Это был голос настоящего мужа, способного принимать трудные решения и быть в них максимально справедливым. Он говорил, а я слушал. Я любил его слушать, его голос гипнотически действовал на меня и волновал мое юное сердце. Много лет назад, во время огненной грозы погибло много людей, в том числе она унесла жизнь моей матери, за секунду превратив ее тело в пепел уносимый ветром. После гибели моей матери, отец полностью ушел в себя. Мной он практически не занимался, но я не винил его за это. Я понимал, на сколько тяжело потерять ту которую любишь. Свою мать я практически не помню, потому что был совсем мал, когда она умерла, лишь иногда во сне я вижу ее улыбку и тусклую тень обнимающую меня.
Стоя у Могучего дерева, я слушаю истории отца: про другие миры, про странных существ обитавших в них, про дороги не имеющие конца, про ледяные горы - разные истории, под которые в раннем детстве я любил засыпать. Так и сейчас они согревают мою душу и погружают в глубокий спокойный сон. Перед глазами расплывается МИР. Холодные руки оторвали меня от земли и мое тело поплыло в сумерках к белому дому с желтой крышей.

* * *

Тусклой тенью она обняла меня и слабым контуром улыбки коснулась моего лба. Коснулась так, как будто прощалась. Впервые, я увидел ее темные глаза, нос, тень лица - облепила кожа, волосы и я узнал в ней ту, которую любил. Она прощалась со мной. Прощалась навсегда. Ее слезы падают мне на грудь, прожигая плоть насквозь, словно капли серной кислоты. Кровать трещит подо мной, подломанными ножками. Одеяло становиться липким и вязким. Мое тело медленно погружается в белоснежное болото. Ищу ее глазами, но не нахожу. Болото засасывает меня с головой. Но мне не страшно, ведь теперь я знаю что будет дальше.

* * *

Ослепительно белый потолок. Запах мочи и лекарств. Тугая повязка сжимает голову как тески. Окно приоткрыто, и я ловлю ртом морозный воздух. Соседняя койка пуста. Несколько дней назад у моего соседа случилось кровоизлияние в мозг. Сосуды в его глазах полопались, лицо застыло в жуткой гримасе и он умер. Но мне до сих пор кажется, что иногда его кровать скрипит, так, словно в ней кто-то ворочается. Отвожу взгляд от койки и перевожу на стену. Вспоминаю ее. Она приходила ко мне во сне, и сказала, что больше не может быть со мной. Нет, не сказала, но я все равно услышал. Почему? Что произошло? Зачем она так со мной. Пытаюсь найти причину, вспоминая наши отношения. Перебираю в голове каждое слово, каждый свой жест, но ответа не нахожу. Во мне зарождается стремление покинуть больницу, прийти к ней, обнять и ни за что не отпускать.
С трудом стягиваю повязку и чувствую, как из незажившей раны, на голове, начинает, сочится кровь. Рядом с соседней койкой, стоит толстый кожаный чемодан. В нем лежат все вещи покойного, которые с минуты на минуту должны забрать его родственники. Слезаю с кровати. Подбираюсь к чемодану. Отодвигаю щеколды и проникаю внутрь. Роюсь. Книжки. Трусы. Зубная щетка. Носки. Достаю вельветовые штаны и быстро натягиваю их на свои кривые ноги. Розовая рубашка. Серый пиджак. Туфли. Маловаты, ну и ладно. Одеваюсь. Смотрю на себя в зеркало и улыбаюсь. Улыбка получается какой-то дикой и не естественной. Приоткрываю дверь и через щелку просматриваю коридор. Чисто. Никого. Выхожу, и чуть прихрамывая, из-за тесных ботинок, направляюсь к выходу. Спускаюсь по лестнице на первый этаж. У регистратуры стоит лысый мужчина, в точно таком же пиджаке как и на мне, а рядом с ним толстая старуха с бородатым лицом. В руке она сжимает носовой платок и периодически вытирает им влажные глаза. Я узнаю ее. Однажды мы уже встречались. И снова возникает ощущение дежавю. Я медленно подхрамываю к ним и замечаю, как меняются их лица при моем появлении. Старуха начинает, крестится, словно увидела привидение, а лысый мужчина, достает флягу из кармана пиджака, опрокидывает ее в рот и долго держит в вертикальном положении, краснея с каждым глотком. Я прохожу мимо и выхожу на улицу. И только теперь объятый холодом, улавливаю причину странной реакции этих двоих. Должно быть, они и были теми самыми родственниками, а увидев меня, в одежде усопшего, они растерялись, да и в самом деле, мое бледное лицо, походит больше на лицо мертвеца, нежели на лицо живого человека.

Глава 7:
ТАК НАЧИНАЕТСЯ ВСЕ С НАЧАЛА.

Колеса стучат по узким рельсам. Вагон слегка трясется, и я чувствую как мои мозги превращаются в сбитые сливки. Ноги болят с непривычки. Я много времени провел лежа. Больница выпила мои силы как толстый ненасытный паук, оставив мне хрупкий скелет перетянутый кожей. Ноги перестали слушаться. Огромных усилий мне стоило добраться до трамвайной остановки. А сейчас я борюсь со своим телом и не даю ему сползти на грязный пол. Старушка сидящая рядом со мной, у окна, интересуется, временем. Я отвечаю, что не нашу часы. Она трясет ватной головой и ее лицо разрезают новые морщины. Ее худые губы, то сходятся, то расходятся и из них вырывается непонятное бормотание. Мужчина сидящий напротив, поворачивается, смотрит на циферблат своих часов и называет время. Она не слышит его, и шевеление губ не прекращается. Мужчина вопросительно смотрит на меня. Я пожимаю плечами, и он возвращается обратно к своей газете. Сквозь промежуток между сиденьями белеют ее листы, покрытые цифрами и буквами различных масштабов. Ловлю первую строчку и начинаю читать.
«Сегодня на улице Серебрякова, в доме номер 8, был найден труп молодой девушки. Причина смерти пока не установлена, но предположительно смерть наступила от асфиксии (удушья). Труп пролежал в квартире около двух месяцев и был найден соседкой, убитой. Ведется следствие».
Дочитав статью до конца, я невольно коснулся рукой своей шеи. Иголкой кольнуло висок. Перед глазами возникло слово асфиксия, смерть от удушья. Так знакомо. Ведь совсем недавно я тоже умирал этой смертью. Бедная девушка. Я знал, как мучительно пытаться дышать, не имея возможности. Глаза норовят покинуть глазницы. Язык каменеет во рту и умирает раньше тела. Ты готов отдать жизнь, ради одного глотка воздуха и ты отдаешь ее не получая ничего в замен. Я больно сжал кулаки и ногтями проткнул слабую кожу ладоней. Черная кровь капнула на вельветовые штаны. Старушка у окна побледнела и снова ее лицо разрезали новые морщины. Ее губы перестали шевелиться, глаза чуть закатились. Я с трудом поднялся и вышел из трамвая.

* * *

Стучу. Жду несколько секунд и снова стучу. Голова ужасно кружится, и я чувствую как влажная кровь из раны заливает ворот рубашки. Молочу по двери кулаками. Разбегаюсь и толкаю дверь плечом. Раздается треск костей и дерева. Мое лицо кривится от боли. Плечо как-то странно изогнуто. Отхожу чуть подальше и снова треск костей, и дверь отлетает в сторону, и бьется о шкаф, оставляя на нем глубокие царапины. Включаю свет. На полу валяются щепки и изуродованный замок. На шум никто не приходит. Хожу по квартире не разуваясь, и ищу ее. Диван собран. Окно закрыто. Звезд не видно. В квартире душно. Ее нигде нет. Последний раз я видел ее в тот день, в кафе, когда упал без чувств, расколол свой череп о кафельный пол и попал в больницу. Там я ждал ее. Ждал каждый день. Но она так и не пришла. Лишь во сне слабым контуром улыбки коснулась моего лба и исчезла, словно тень с восходом солнца. Осматриваю стол, может быть она оставила записку. Нахожу : листочки с именами и номерами телефонов, несколько ручек перетянутых канцелярской резинкой, газету, записную книжку, англо-русский словарь. Беру газету и быстро читаю несколько строчек открытой страницы: «Сегодня на улице Серебрякова, в доме номер 8, был найден труп молодой девушки». «Бом»,- молотом по голове Кровь заливает шею и капает из ушей. Я маленькая мышка, кому нужна моя смерть. Газета падает из рук. По телу проходит разряд тока, воскрешающий забытые воспоминания. Метро. Девушка. Слабое сияние луны. Тишина. Что чувствует человек, когда понимает, что он убийца? Крепко держусь за край стола и стараюсь не упасть. Мне не хватает воздуха. АСФИКЦИЯ. Опираясь о стену пробираюсь к выходу. Никто так и не пришел. Кровь течет по спине и заливает розовую рубашку. Выбираюсь из подъезда. Улица. Впускаю в легкие О2. Дышу. Пытаюсь ни о чем не думать, но мысли сами вспышками мелькают в голове. Иду спотыкаясь о серые бордюры и зеленые изгороди. Вопросы. Они всегда вертятся на языке. Но кто подскажет ответы. Ноги шаркают по асфальту. И в этом шарканье я ищу спасенье. Кровь заливает штаны и трусы. Шаг. Шаг. Шаг. Упираюсь во что-то животом. Черный заборчик, не дающий мне упасть в темную воду реки. Шаг и все закончится. Шаг и я найду ответ. Шаг и я падаю в ее глубину. АСФИКЦИЯ. Тело наполняет вода. И ноги касаются грубого дна.

* * *
Поворачиваюсь на бок. Кровать скрипит и будит меня. Окно плотно завешено, но через маленькие дырочки проделанные остраногами пробиваться слабые розовые лучи. Пахнет чем-то очень знакомым и ностальгическим. Открываю ноздри и смело отдаюсь запаху. Пахнет домом. Скрипя, встаю с кровати. Беру со стула клетчатую рубашку и голубые штаны. Одеваю их и выхожу на улицу. На крыльце стоит отец. Курит и любуется заходящим солнцем. Я осторожно подбираюсь к нему, встаю на цыпочки и кладу свою руку чуть ниже его плеча. Он поворачивается и мне кажется, что он улыбается, краешки его рта немного подняты вверх. Я смеюсь и прыгаю к нему на шею. Его сильные руки ловят меня и несколько раз подбрасывают в воздухе. Мне кажется, что я лечу. Но я не боюсь, потому-что знаю что мой полет не закончится падением.
- Что Пейрон, все проспал? – слышу его голос в своей голове.
- А что случилось? - спрашиваю я.
- Совет решил, что МИР слишком опасен.
Дрожь волной пробегает по моему телу, и я вырываюсь из его холодных рук.
- Они хотят его уничтожить?
Отец молча кивает.

Мое тело охватывает дрожь. Глаза наполняются влагой. И я бегу. Бегу так, как никогда еще не бежал. По такой знакомой дороге. Сколько раз об нее царапал я свои голые пятки? В наступающих сумерках быстро мелькают мои голубые ноги. Мой бег переходит в прыжок. Мои руки и тело покрывают перья. Нос превращается в клюв. И я лечу. Подо мной проплывают молочные поля, смолянистая трава и синяя земля. Острыми крыльями рассекаю сиреневые облака и забываю обо всем. Парю в небе наслаждаясь полетом. Наконец-то я обрел себя! Нашел свое потерянное я! Разве теперь мне есть до чего-то дело? Я поднимаюсь над горами и лесами. Кружусь в потоках ветра, выполняя сложные пируэты. Внизу что-то сверкает. Опускаюсь чуть ниже. Что-то горит. Мое сердце сжимается. Когтистыми лапами касаюсь, земли и снова становлюсь человеком. Его чуть отодвинули, пожалели Могучее дерево. Непривычно видеть его где-то в другом месте. Вокруг него пляшут маленькие взрослые. Все как один смеются. Небольшая кучка больших детей, сидит в сторонке и курит. Мне почему-то тоже хочется курить. Рядом с могучим деревом кто-то стоит. Подхожу ближе и узнаю в стоящем Айну. Ее лицо печально, а на щеках виднеются следы пролитых недавно слез. Подхожу еще ближе, заглядываю в ее темные глаза и вижу их бесконечную глубину, а в ней тонкие нити печали и мечты. Она смотрит на меня, всего несколько секунд и у меня на глазах ее лицо преображается. Оно начинает сиять и этот свет передается мне. Я улыбаюсь и обнимаю ее. Она улыбается и обнимает меня. Я открываю рот и говорю:
- Я нашел тебя.
Она открывает рот и говорит:
- А я тебя.
* * *

Огонь смешивает цвета, растворяет их, превращая в серый пепел. Большие горящие куски сползают с металлического каркаса и падают на землю. Мне кажется или кто-то кричит? Чьи-то голоса заглушает треск уходящего МИРА. Так рушится жизнь. Так начинается все с начала. Я улыбаюсь. Больше не зачем плакать. Я нашел то, что искал. Мои путешествия закончились. Теперь это просто истории, которые однажды я расскажу своему сыну. Тело Айны обжигает мой бок. Глажу ее по голове и нежно обнимаю пальцами ее шею. Что чувствует человек, когда понимает, что он убийца? Металлический каркас. Последние вздохи пламя. Мы стоим и смотрим, как догорает наш МИР.

11.06.2009.

Anton Mardeba