тихийфон : Встречи-Проводы (рпст)

В старом парке просыпается осень. Еще только начинают желтеть высокие фигуры тополей, и рябиновые кусты, осыпающие в грядущую зиму яркие твердые ягоды, краснеют, как невинные девушки на первом свидании. Неспешно прогуливаются молодые мамаши с колясками, тинэйджеры, словно проворные стрижи, рассекают аллеи скейтбордами. Воздух сегодня особенный, его плотная, сотканная из шансона и высыхающей травы субстанция пьянит, разгоняя легкие на полную мощность.
Мы тонем в розовых лучах заходящего солнца, щуримся и, не спеша, цедим прохладное пиво.
Мы - это я и мой друг Тимур Халлитов, в миру окрещенный Тимоном. Нам по восемнадцать лет и мы корешимся с первого класса. Тимон - стопроцентный распиздяй татарских кровей - моложе, чем я на три месяца, хотя у меня часто появляется ощущение, что он старше на целую жизнь.
На повестке дня, в общем-то, решенный уже вопрос – наши проводы в армию. Дружно завалив весеннюю сессию в местной керосинке, мы проваландались все лето в тайге, и вот недавно получили военкомовские бумаги. Председатель медкомиссии положительно оценил спортивную подготовку, зачем-то посмотрел на градусник и резюмировал: годны к строевой.
Тимон задумчиво смотрит сквозь зелень стекла и делает несколько основательных глотков.
- Давай в десантуру попросимся, или в морпехи, в горячую точку куда-нибудь,- он остается романтиком до мозга костей. Я немного завидую другу, понимая, что у меня никогда не хватит смелости без веских причин добровольно шагнуть на «тропу войны».
- Долбоеб! - говорю я и тоже прикладываюсь к емкости, - из горячей точки ты вернешься окончательным инвалидом на всю голову. Если вернешься, конечно.
- Сам ты… глык…глык…глык…х-хааа… долбоеб! - его, воспитанного в суровом азиатском режиме и привычного к грубому физическому труду, ничуть не пугает перспектива рискованных марш-бросков в полной боевой выкладке, - Ссышь, филателист?!
Закуриваем. Тимон подсвистывает мотиву вальса «Бостон», льющемуся из динамиков парковой радиорубки. Я знаю эту пленку, следующей темой будет «Владимирский централ», потом «Две свечи», а потом, с наступлением сумерек, начнется дискотека.
Возле летней танцплощадки начинает собираться народ. Пестрые юбки, «вареные» джинсы - девушки суетливыми стайками слетаются на вечерний моцион. Парни обособленно и нарочито безразлично держатся в стороне. Cмешанных групп практически нет. Сюда приходят с одной целью - найти себе половину на текущий вечер. Или на всю жизнь - как получится. В молодости это практически одно и то же.
Читатель наверняка еще помнит эти времена - крушение огромной империи, гиперинфляция, революционные настроения среди правых и полнейший похуизм среди левых, начало первой чеченской войны, бардак во всех социальных сферах и отсутствие какой либо идеологии, кроме «Куй железо пока горячо!». Это - в глобальном масштабе. Нас же мало в те годы интересовали судьбы страны и национальное самосознание. Признаться, эти понятия не особенно конкретизированы и по сей день. Зато, с каким наслаждением мы дегустировали заморские напитки и табак, с каким, захватывающим дух, вожделением поглощали изобилие импортной музыки. Ликер «Amaretto» вперемешку со спиртом «Royal», сигареты «Bond Street» и винилы Depeche Mode, Billy Idol и The Cure - теперь это лишь атрибуты прошлого, вызывающие, в лучшем случае, ностальгическую улыбку. Да, это были хорошие времена, когда военное слово «пилотка» имело лишь одно смысловое значение, а не три, как сейчас.
-Гляди, вон те, рыженькая с брюнеткой - ничего такие!
-Слышь, татарин, а как выглядит ваш татарский рай? - я вижу двух девушек и невольно начинаю любоваться одной из них.
-Татарский рай - это фруктовые сады и юные девственницы.
- А ад?
- Ад - это те же фруктовые сады, только девственницы старые,- довольный своей остротой, Тимон громко смеется.- Я пойду, познакомлюсь, а ты пива еще достань.
В пятнадцати шагах за спиной течет речушка, даже не речушка, а так, ручеек, метра четыре шириной и глубиной по колено. Горбатый мостик с черными, изъеденными ржой перилами. В детстве, возвращаясь из школы, мы, склонившись над причудливым зеркалом, подолгу могли наблюдать, как холодные воды несут куда-то желтые листья. Был еще и спортивный интерес – с помощью миниатюрных рогаток мы пытались потопить эти неловкие печальные кораблики. С возрастом я стал дольше смотреть в глубину, сначала на брызги мальков, гоняющих хлебный объедок, позже - на мраморные обелиски грустящих в темноте камней.
Один конец короткого телеграфного провода закреплен на нижней перекладине перил, на втором крючок-карабин, в холодном потоке – крепкая авоська с шестью бутылками «Жигулей». Благодаря этой простой системе наши вечерние прогулки всегда обеспечены холодным пивом, разумеется, когда есть деньги.
Тимон возвращается в сопровождении обеих девушек и что-то им таинственно нашептывает. Вообще, его многочисленные романы стали в нашей компании легендами - поразительно, с какой легкостью он находил общий язык с противоположным полом, умудряясь выходить «победителем» из любых амурных историй. Правда, за свои победы он дважды был бит конкурентами, и разок лечился от банального триппера, но как говорится, кто не рискует, тот не пьет. В него были тайно влюблены все вменяемые девчонки в нашей параллели, что уж говорить о невменяемых.
Рыженькая фройлян мила, не более. Забавное наблюдение: среди двух подружек частенько встречаются такие мезальянсы – если одна так себе, ничего особенного, а то и вовсе замухрышка, то другая уж непременно королева. С их точки зрения ситуация выглядит наверняка точно так же.
Да, первая мила, а вот вторая…. Вторая могла бы дать фору многим глянцевым обложкам и кинопленкам. Выточенная искусным мастером изящная фигура, гравированный разрез бирюзовых глаз, густые черные волосы. В ее практически идеальном образе, на мой взгляд, не хватало одного - крупной пунцовой розы, придерживающей у виска капризные локоны. Хотя, для провинциальных танцполов роза - это явный перебор.
- Вот девчонки, этот тот самый снайпер. Кстати – Саня! Саня! Это Лена и Ирина! Сразу перейдем на ты? – Тимур является воплощением галантности и подкупающего лихостью энергичного идиотизма. В этот момент мне думается, что подобное поведение и есть главный его аргумент в борьбе с девичьими сомнениями.
- Снайпер? - я не совсем понимаю товарища, который тут же начинает обходной маневр, подмигивая мне из-за спин подруг.
- Ну, я рассказал, про нашу службу…
-Аааа…- уже с менее глупой рожей мычу я.
Тимон с ходу заплетает душераздирающую историю про «десятый наш десантный батальон» в котором мне отводится роль Соколиного Глаза, а ему то ли пулеметчика, то ли командира эскадрона. В пять минут атомного монолога он умудряется вместить весь свой запас знаний по военной истории, начиная с отечественной тысяча восемьсот двенадцатого, и до наших дней.
- А зачем же вы выбрали такую опасную работу, мальчики?- это рыженькая Лена вступает в разговор.
- А что остается? Здесь работы нет, из института нас выперли, а так - и зарплата хорошая, да и восстановят потом, можно будет доучиться. В общем, лучше крепко сжатая синица в руках, чем журавль в небе. - подключаюсь к разговору я, давая понять что в нашем тендеме именно я отвечаю за прагматизм и трезвый рассудок.
- Если слишком сильно сжимать синицу, однажды она окажется мертвой – грустно констатирует Ирина, - только я думаю, что никакие вы не десантник, но приколисты те еще. Пойдемте танцевать.
В полночь Тимон уходит с Ирой. Без особого энтузиазма провожаю Лену, подчеркнуто официально чмокаю ее в щеку, говорю «до скорого» и, вернувшись домой, долго не могу уснуть.

***
Следующие три дня мы проводим вместе. То есть втроем - Тимон, Ирина и я, как бы на заднем плане.
На четвертый день, с утра, промозглый дождик моросит по перрону вокзала. Водка, расстроенные гитары, возбужденные призывники, все на нерве, как невесты перед свадьбой. Завтра - сборный пункт и «покупатели».
- Я дождусь вас!- кричит в окно отходящего вагона Ира и уже на бегу рисует на мокром стекле «сердечко».
-Вернусь, женюсь!- решительно и весело заявляет Тимур.

***
В ущелье мы сунулись зря. Надо было бы пойти в обход, но ротный, матерясь в рацию, решает за всех:
-Топлива километров на двадцать осталось, не больше!... Да знаю я, что там засада, знаю, блядь! Ты что мне предлагаешь, здесь ночевать? Чехи сейчас перегруппируются и к утру у нас не будет проблем, потому что нас уже не будет… Да, есть… Два двухсотых и четыре трехсотых. Тяжелый один… Как, как?!... После выхода из ущелья вертушками прикроете… Услышите, еб вашу мать, а им лететь максимум двадцать минут!… Часа три-четыре еще, до заката успеем… Конец связи… Халлитов, Медведев, ко мне!
Командиры взводов, прижимаясь к земле, перебираются за бэтр ротного, получают приказ и расползаются к своим машинам.
- За неделю до дембеля обидно, блять, в такую жопу попасть!- шипит мне в ухо Тимон.- Короче так, мужики, пол часа отдыхаем, всем пожрать, кому надо - оправиться, и на выход. Если до темноты успеем пройти, считайте - «в дамках».
Прислонившись к колесам бэтра, я разглядываю окрестности. В мареве кавказского зноя расплываются горные вершины, зеленка небрежно колышется под флегматичным ветерком и дорожная пыль оседает на броне, на сапогах и в наших душах. После прошлого рейда в роте не досчитались пятерых, в этом уже двое, и это только начало. Кто следующий?
Тимон протягивает мне полулитровую фляжку и разворачивает замусоленный тетрадный лист, исписанный ровным женским почерком – письмо Ирины. Он получил его неделю назад и теперь, при каждом удобном случае, читает мне отрывки.
-Прикинь, Сань, Ирка пишет, что ребенок очень неспокойный, пинается все время, - зимой Тимур ездил домой, на побывку, - поправилась на девять кило… Богатырь!
-Богатырь? А если девка будет?
- Не, не – пацан! Обязательно пацан.
Наскоро проглотив по куску тушенки с серыми сухарями и теплым спиртом, мы выкуриваем по две сигареты. Тимон заряжает запасные рожки своего акаэма.
- Рота! По машинам! Дистанция - десять метров.
Колонна начинает движение по извилистому узкому маршруту. Сегодня эта козья тропа - наша дорога жизни. Слева - холмы, справа - низина, мы - посередине. Атака будет сверху, с холмов.
Три часа ползем как черепахи, но, судя по времени, скоро мы выйдем из ущелья на большую дорогу - а там уже «не за горами» и наш гарнизон.
- Неужели пронесло? – думаю я про себя, не замечая, что произношу это фразу вслух.
- Не каркай! - сидящий рядом Тимон беззлобно гавкает мне в ответ - Может и пронесло...
Не пронесло. Тут же впереди тяжело ухает фугас и мы останавливаемся. Все понятно - подбита головная машина, перегородившая проезд, который теперь надо расчищать, по хуй как, хоть голыми руками.
-Если сейчас гранатометами жахнут - нам пиздец! К бою!
В темпе вылезаем из бэтра, укрываемся за ним же и осматриваемся. Так и есть. Передняя коробочка горит. Красиво так, фундаментально. Как вечный огонь над братской могилой. Следующая машина пытается столкнуть пылающего собрата с дороги, что практически невозможно в отсутствие места для маневра. Я снова разглядываю окрестности, теперь уже в оптику.
Перестрелка начинается одновременно с пронзительным воплем «аллахакбар». На нашей стороне – крупнокалиберный арсенал, за чехов - тактически более выгодное положение «сверху». Если у них действительно нет граников – тогда нормально, прорвемся. Ваххабиты начинают наседать, плотность их огня усиливается. Наши башенные огрызаются короткими рубленными очередями. Убираю пулеметный расчет и двоих с калашами. Замечаю, как в метрах двухстах из кустов вырастает замотанный в чалму болванчик и метит в нашу машину из РПГэшника.
- А вот хуй ты угадал!
Белый хвост снаряда, стартовавшего одновременно с моим выстрелом, не дает мне насладиться в прицел видом разлетающегося, как гнилая тыква, черепа врага. Успел таки, гандон чумазый!
Муха разрывается перед бэтром, не причиняя ему особого вреда.
- Все таки хуй ты угадал!
Над нами всплывают пятнистые туши двух крокодилов. Свинцовый плед накрывает горный склон и через пять минут наступает звенящая тишина – неприятный акустический эффект, когда кожей, нутром чувствуешь, что уже все, уже откатилась последняя ударная волна и можно перевести дух, но сердце еще рвется наружу в захлебывающемся ритме отрабатывающих боекомплект птурсов.
-Отбились, Тим!- кричу я, но не слышу ответа, потому что Тим лежит на земле и держится рукой за шею. Я подползаю к командиру.
- Осколочное… Как же так, Сань?... Мы же победили,- хрипит Тимур, заливая кровью ворот гимнастерки, - победили….

***
В старом парке просыпается осень.
-Пойдем, прогуляемся? – спрашиваю я Иру по окончании многолюдной, очень торжественной и от того бестолковой, и уже не имеющей отношения к моему другу похоронной церемонии.
-А поминки?… Пойдем в парк…
Мы стоим на том самом горбатом мосту и смотрим в воду. Как и прежде, в парке играет музыка, как и прежде плывут в холодном потоке желтые листья, и немым напоминаем о прошлом растворяются в небытии каменного дна.
- А ведь здесь, два года назад, мы и познакомились….
Молчу. Что можно сказать в такой ситуации?
-А я на прошлой неделе на УЗИ ходила. У меня мальчик будет.

…и друзья мне расскажут, что ты
завела роман…
закончился трофейный «Житан»…
опять пошел дождь… домой…

Похоже, администрация парка сменила репертуар. Что ж!? Всяко лучше, чем the best of блатные.
-Слушай, может нам…. Ир, выходи за меня!
Ира по-детски шмыгает носом, достает из кармана куртки несколько почтовых конвертов и «незаметно» бросает их в воду. Если бы Тимон был моряком, он оценил бы этот жест. Она смотрит в упор, прижимается ко мне большим животом и прячет лицо в моем пиджаке. Я обнимаю ее за плечи и испытываю смешанные чувства вины и радости. Может быть оттого, что синица в моих ладонях начинает понемногу оживать.

***
Парень родился на Покров. Мы назвали его Тимуром.