Giggs : Хуй (чудо-конкурз)

- Веселятся, суки - сказал Тимофей.
Мы вдвоем шли по одной из тех улиц Котовска, где людям нашего социального положения спокойно жить никогда не доведется. Со второго этажа дома напротив доносились бравурные звуки исторгаемой блевотины, перемешанные с гомоном увлеченно пиздящихся людей. Свет ярко горел во всех комнатах.
- Да, - согласился я, - суки.
Час назад мы выпили по сто грамм тархуна в дешевом кабаке, но холодные глаза местной гопоты уже выдули из нас весь газ. Хотелось выпить еще, но денег ни у кого из нас не осталось. Хотя Тимофей очень просил пацанов оставить нам хотя бы на электричку. Мы остановились, подглядывая через занавешенные шторы за красивой и недосягаемой жизнью.
- А ведь если поднимешься к ним и попросишь налить - не нальют. - сказал я.
- Еще чего, - отозвался Тимофей, - С лестницы спустят и еще пинка дадут, а может (тут голос его дрогнул) и еще чего похуже. Здесь лохов не уважают.
В окнах мелькали тени разбитых ебальников и страшных блядей.
- Сволочи, - выпалил я, - Они что, заработали на все это? Мы по двенадцать часов в день горбатимся, и даже попить не на что.
Тимофей, который хотел пить еще больше чем я, мрачно хрустел снегом, откусывая от снежка.
- Наказывать их надо - процедил он.
- Интересно, как?
Мы стояли на холодной заснеженной улице, в бессильной злобе сжимая кулаки. Вдруг, двери парадной отворились, и на улицу вышел низкорослый человек в новом спортивном костюме. Он огляделся, кинул бычек в нашу сторону и бодро зашагал по тротуару.
- Идет наглая рожа, - сказал Тимофей, - ну-ка за ним.
Мы медленно двинулись. У меня гулко застучало сердце, разнося по жилам предчувствие Пиздеца. Человек шел веселым шагом и в какой-то момент чуть даже подбежал за женщиной, прошедшей мимо, повалил ее навзничь и принялся исступленно ебать. Женщина помахала руками для виду и принялась яростно помахивать.
- Эка, сука, резвится - прокомментировал мой товарищ.
Вскоре потянулись пустынные малоосвещенные улицы.
- Хорошо мы вздрочнули, - самодовольно сказал Тимофей, - надо было еще добавить, когда он ее на живот перевернул.
- Да пошел ты, - сказал я, понимая, что отморозил к ебеням залупу.
Тимофей развернулся ко мне. - Что сказал?
Горечь подступила к горлу.
- Я сказал пошел ты - повторил я.
От хлесткого и сильного удара я упал навзничь. По левой скуле расползлась глухая боль. Я открыл глаза. На фоне черного неба кружился сонм снежинок. Где-то в стороне стоял Тимофей.
- Мудак - сказал он и пропал из поля зрения. Скрип снега под его сапогами с каждым шагом звучал все тише, и через некоторое время я его уже не слышал.
Я оперся на руку и тяжело встал. Кровь пульсировала в висках, вызывая головокружение и тошноту. Я глубоко вдохнул холодный воздух и прерывисто выдохнул. Ветер задувал снежинки под воротник куртки и охлаждал ноющую шею.
В левой руке я все еще сжимал почерневший хуй, перехватив его у самого горла. Я разжал пальцы и он тяжело плюхнулся на заснеженный тротуар.
Была уже глубокая ночь, и, казалось, в тишине города нет ничего, кроме вьюги.
Хуй лежал грузно и одиноко, как любая вещь, оставленная человеком. В нем не осталось тепла, чтобы сопротивляться природе, и его довольно быстро занесло снегом.